«Не просто взял и покрасил». Как воссоздают исторический облик московских усадеб

Реставрация старинных домов – процесс сложный. Ведь надо не только спасти здание, вернув ему исторический облик, но и убедить заказчика оставить планировку такой, какой ее задумал архитектор много лет назад. Почетный реставратор Москвы Татьяна Аверина занимается воссозданием исторической архитектуры с середины 1970-х. Под ее руководством возвратили облик, например, лютеранскому собору святых Петра и Павла в Старосадском переулке, усадьбе Орлова-Денисова на Большой Лубянке (проект получил премию «Московская реставрация – 2020»). Она рассказала «Ведомости. Городу» о том, что будет с домом-самолетом на Фрунзенской и какой ценой удается сохранять исторические постройки.

- Сейчас реставрируют действительно много, но нельзя сказать, что до этого ничего не было. Я занимаюсь реставрацией 46 лет, даже в непростые 1990-е восстанавливали. Только по Москве я отреставрировала 120 объектов. В то время как раз начинали реставрировать лютеранскую кирху Святых Петра и Павла, за счет частных инвесторов, по старым фотографиям. В советское время там была студия «Диафильм». 

- Приходим на объект, знакомимся, делаем предварительное заключение по конструкциям, по интерьеру. Затем искусствоведы все описывают, чтобы никакие интересные вещи не пропали из поля зрения. Архитекторы делают обмеры здания: отмечают, где какая лепнина, какие полы, какие стены. Потом команда специалистов готовит проект реставрации для заказчика и согласования в Мосгорнаследии. После всех согласований начинаем работать. Обязательна полная фотофиксация на каждом этапе работы. 

В команде много специалистов: группы архитекторов и конструкторов, которые отвечают за фундаменты и перекрытия, специалисты по отоплению, вентиляции, видеонаблюдению и т. д. 

- Всегда есть нюансы, ведь реставрация – это не просто взял и покрасил. Иногда рабочие делают не так, как в проекте, потому что считают, что так лучше. Лучше? Докажите. «А что, послушаете?» – удивляются. Да, послушаю. У рабочего тоже есть свой опыт. И если он мне докажет, что так лучше, мы так оставляем. Я, в конце концов, архитектор, черчу, а он с этим работает.

Бывает, сняли штукатурку и видим, что в стене когда-то был проем. Тогда изменяем проект и согласовываем заново с Мосгорнаследием. Заказчикам обычно не нравится анфилада комнат, то есть когда одна переходит в другую, они предпочитают отдельные, которые проще сдавать в аренду.

- Сложно сохранить его в надлежащем состоянии. Раньше это был павильон для Всесоюзной строительной выставки, а в последние годы в доме были небольшие офисы. Много трещин, где-то арматура проржавела, перекрытия потеряли прочность. По проекту, после реставрации там также будут проходить выставки. Территорию вокруг дома обустроят и озеленят. Местные жители волнуются, что этот дом снесут, но мы его не сносим. Детали, которые можно отреставрировать, реставрируем. Что уже падает, будем разбирать и восстанавливать.

Этот проект мы начали недавно, только сняли большой бетонный барельеф на тематику индустрии социализма и начали его реставрировать. Там сто с лишним деталей. 

- Раньше много красок везли из-за границы, мы использовали немецкие, финские, сейчас с этим сложно. Будем использовать отечественные. Наши технологи в Москве и области разрабатывают уже неплохие материалы. 

- Работать интересно было и тогда, и сейчас. Приходишь на объект, который в разваленном состоянии, аварийном, где и ходить нормально нельзя. Как мы говорим – сначала постучи по полу, потом наступай на него, потому что он может под тобой развалиться. А потом видишь, как восстанавливается этот разбитый дом. И радуешься, что получается красота.

В середине 1970-х опытных реставраторов почти не осталось. Мы все были молодыми. Сидели и смотрели проекты друг у друга, советовались, как лучше сделать. Не боялись подойти и спросить у других специалистов. Было интересно начинать. 

- Да, теперь молодежи есть у кого учиться. У меня высшая категория по реставрации. Например, к работе над домом-самолетом на Фрунзенской мы привлекаем студентов-реставраторов, и они занимаются восстановлением барельефа под руководством специалистов. Сейчас есть хорошие молодые специалисты: по камню, по лепнине, архитекторы, конструкторы. Но не все могут сразу сдать на аттестацию (аттестация на категории по реставрации – чем выше категория, тем сложнее объекты ты можешь делать, то есть ее можно повышать. – Прим. ред.), они еще только учатся. Например, нельзя делать огромный витраж из маленького окна, так как это меняет исторический облик здания. Даже если очень хочешь. Потом и заказчик тебя обвинит, ведь ты специалист, и ты должен делать как надо.

- Да, таких много. Со мной вообще нельзя ходить по улице. Например, вижу дом. У него пилястра с капителью, дальше цоколь идет, а он заглублен. И знаешь, что так не может быть, он должен на что-то опираться. Заходишь на сайт объекта и видишь, что на этот дом написано именно это замечание. А что же раньше не сделали? 

Сейчас еще приходят заказчики с проектами, которые кто-то делал, а нас просят доделать или переделать чужую работу. И это очень тяжело. Лучше прийти с начала и довести до конца.

- Из последних – усадьба Орлова-Денисова на Большой Лубянке (здание, дошедшее до наших дней, датируется XVIII в., но, по всей вероятности, оно было перестроено из более раннего. – Прим. ред.). Дом 20 лет был в ужасном состоянии: крыша протекала, отопления не было, обвалились перекрытия некоторых помещений, ступени парадной лестницы из бутового камня были закрыты картоном. На потолках была богатая лепнина, на некоторых колоннах – капители с попугаями и орлами. Остались подоконники из натурального камня: мрамора, гранита, бута. Нам хотелось все сохранить.

Много было работ по фасаду. Все колонны сделаны из белого камня с резьбой в виде виноградной лозы, а наверху – страшненькие лица, почти у всех отбиты носы. Такие маски делали раньше, чтобы отогнать злых духов от дома. Наверху над карнизом сохранилась только половина керамических ваз. Сейчас все восстановлено и внутри, и снаружи.

- Сходите в начало улицы Пречистенка, там на месте старых домов, которые стояли полукругом, памятник Энгельсу и скверик (дома были снесены еще в 1970-х. – Прим. ред.). Конечно, дома можно было отреставрировать. 

В 2000-х мы делали театр «Геликон», тоже было сложно. Во дворе находились старинные постройки, которые заказчик хотел сломать. Договорились, что часть стен оставят. Рядом – мне было жалко – сломали дом начала XX в. Хороший, кирпичный. Сейчас восстановили, но это уже новый дом.

- У современных архитекторов свои задачи и свои мысли. Так как я работаю в реставрации, мне трудно воспринимать современную архитектуру из стекла и бетона, она мне кажется совершенно другой. Новое нужно делать, но так, чтобы эти здания не слишком сильно выделялись из ряда старых на одной улице, особенно в центре. Возможно, если бы я занималась современным проектированием, то старалась бы вписаться в старинную застройку города. 

Мне ближе архитектура XVIII, XIX, даже начала XX вв. Мы, реставраторы, пытаемся восстанавливать эти здания, вернуть им красивые фасады, интерьеры, но приспособить их под современные нужды. 

- Да, в них открываются культурные центры, музеи, библиотеки, административные учреждения, но при этом сохраняется внутренняя и внешняя красота. Например, на Новорязанской из гаража 1920-х делают музей транспорта (гараж для грузовых машин по проекту Константина Мельникова и Владимира Шухова в 2017 г. был признан памятником архитектурного наследия. – Прим. ред.).

Библиотеку Пушкина на Спартаковской улице мы реставрировали в 1976 г. Там очень красивая лестница, чугунное каслинское литье, в залах сохранились камины. Этот дом часто выбирают для съемок, творческих вечеров. Она до реставрации была библиотекой (бывшую усадьбу власти Москвы выкупили еще в 1912 г., чтобы разместить там библиотеку. – Ред.), только ее хозяйственные постройки переделали под офисные помещения, а во флигеле разместили нотный отдел. Бывает, что в старых зданиях делаем даже рестораны. И все равно стараемся оставить и лепнину, и фрески, и старые двери. Но все помещения оснащаются современными коммуникациями. Бывает, сильно ломаем голову, как это сделать, но это того стоит.

По данным портала мэра и правительства Москвы, за прошедшее десятилетие в Москве отреставрировали почти 2000 памятников архитектуры. Число московских памятников, находящихся в неудовлетворительном состоянии, сократилось с 2010 года в 7,1 раза.