Эльдар Калимулин: «Вот чувствовалось – сейчас пошумим»

Приближается к развязке сериал «Аутсорс» – драматический триллер продюсерской компании «Среда» и онлайн-кинотеатра Okko о необычном «бизнесе» середины 1990-х гг. Работники камчатской тюрьмы особого назначения решили продавать родственникам жертв возможность лично привести в исполнение смертный приговор убийцам. Звезда хитовых сериалов «Эпидемия» и «Лада Голд» Эльдар Калимулин играет в нем одного из этих «предпринимателей» – Сашу Рыбкина, которого к подработке подтолкнула семейная драма.

В интервью «Ведомости. Городу» актер рассуждает, как играть в жестких фильмах и не сойти с ума, рассказывает, чем ему помог Юра Борисов, а также перечисляет самые важные в своей судьбе места Москвы.

«Затяжной выход из роли – это ненормально»

– Это трудные и сложные темы (по сюжету накануне свадьбы невеста Саши подверглась сексуальному насилию. – «Ведомости»), но на которые необходимо хотя бы пытаться говорить. После начала показа сериала мне писали люди, которые прошли через нечто подобное, – и я, честно, не знаю, как они смогли все пережить. Мой персонаж не понимает, как ему себя вести, и от малодушия, из страха, по глупости он едва не лишает себя большого счастья, большой любви. Как правильно говорит моему персонажу герой Вани Янковского, Костя Волков: «Ты сейчас ведь не только свою жизнь гробишь». Надеюсь, что сериал запустит волну обсуждений и, может быть, поможет кому-то высказаться, а кому-то – услышать и понять близкого, дорогого человека.

– В этом парадокс персонажа Кости: ты никогда до конца не понимаешь, искренен ли он или ловко манипулирует. Конечно, Саше хочется видеть в нем настоящего друга. И зрителю хочется верить, что все слова Кости – они взаправду. Ведь в противном случае все, что он делает, – это какой-то запредельный цинизм.

– Иногда я слишком сильно подключаюсь к персонажу и, когда еду со смены домой, открываю окно, чтобы подышать и успокоиться. И супруга знает, что порой меня лучше час-полтора-два не трогать. Я долго стою под душем, смываю с себя это. Даже плачу иногда. С другой стороны, я сравнительно недавно осознал, что добиться художественной правды важнее, чем погрузиться в реальность героя с головой. То есть моя задача – передать эмоции персонажа, а не стать им. Когда мы снимали первый сезон «Эпидемии», я играл парня с расстройством аутистического спектра и долго-долго, всерьез погружался в тему. И Паша Костомаров, режиссер, мне тогда сказал: «Слушай, нас не интересует медицинская сторона вопроса как таковая. Мы все-таки занимаемся художественным вымыслом». Я это запомнил. И теперь, как вхожу в кадр, мысленно бью себя по рукам и говорю: «Это вымысел, ты просто играешь». Да, тебя должно трогать то, что ты делаешь, иначе не нужно вовсе этим заниматься. Но затяжной выход из роли – это ненормально. Пусть будет «похмелье», а не «запой».

– На самом деле все прошло не так травматично. Я очень горел ролью и с нетерпением ожидал, когда же начнутся съемки. А когда оставался буквально месяц, меня начало потряхивать – реально началось что-то вроде панических атак. Мне казалось, что я недостаточно наполнен персонажем. Но вот разбили тарелку – и стало так спокойно. Я начал прислушиваться к энергетике происходящего и ощутил: мы на правильном пути, все идет именно так, как надо. Помню, когда мы отправились на Камчатку, где был последний блок съемок и осталось отснять процентов 20–30 моей работы, я просто не хотел, чтобы все заканчивалось.

И вот прошло уже довольно много времени, я отрефлексировал, «пережил» материал. Но все равно не могу воспринимать его отстраненно. Я смотрю сериал по мере выхода новых серий – и, мне кажется, вижу его почти что глазами рядового зрителя. Не я один – мы сейчас с ребятами переписываемся и не можем вспомнить, что там будет дальше. Все читали сценарий, снимались столько месяцев, и все равно даже для нас в сериале постоянно происходит что-то неожиданное.

– Ну во-первых, у Саши это отчасти напускная уверенность, напускная брутальность. Ведь он работает в тюрьме и понимает, что это звериный мир, где нельзя показывать даже толику слабости. А во-вторых, это нам сейчас кажется, что челка-штрихкод, она же «расческа», – это смешно. А я помню, когда эта прическа считалась топом из топов. У моего друга была такая же – я ему страшно завидовал: меня папа брил налысо. Потом пришла мода выбривать виски, потом – на косичку, как у Димы Билана. Все постоянно меняется с ног на голову. Вот сейчас модники ходят со стрижкой под горшок. А это у меня травма детства! Есть фотография, где я еще времен детсада сижу грустный. Попросил сестру подстричь красиво, а она меня – под горшок. (Смеется.)

Теперь про усы. Если открыть фотографии где-то с 1980-го по конец 1990-х, видно, что усы были в моде. Мой отец ходил с усами. Это был атрибут серьезного человека. Когда ты молодо выглядишь – тебя не воспринимают всерьез, и ты можешь это поправить, оставив какую-то растительность на лице. Саша работает в режимном учреждении, где устав запрещает бороду – а вот усы допускает.

Я долго предлагал Душану [Глигорову – режиссеру «Аутсорса»] сделать Саше усы, полгода слал «усатые» фотографии, а он упорно отвечал: «Да ни за что в жизни – это смешно». И вот перед первой сменой мы обговорили с художником по гриму Татьяной [Коломицевой] прическу. И она говорит: «Усики бы еще, чтобы казался посолидней, постарше». «Так Душан же категорически против», – говорю. На что она: «Мы его убедим». И убедили. И мне кажется, это наша большая удача, что совместными силами нам удалось прийти к такому внешнему виду героя – и по гриму, и по костюму.

«С упоением готовы избить, убить, обобрать»

– Честно говоря, мне кажется, что все складывалось хорошо практически с самого начала. Уже одна из первых моих работ, сериал «Степные дети», стала для меня трамплином, дала толчок в понимании профессии. Моего отца играл Александр Рэмович Робак, с которым я потом неоднократно встречался в работе, – и это тоже большая удача. Если искать какой-то рубеж – наверное, в 2021-м я почувствовал, что все интересно складывается. В тот год я переживал и внутренний, и внешний подъем. Вот чувствовалось – сейчас «пошумим».

Сперва меня утвердили в сериал Amazon Prime «Тотемы» – по самопробам, по запросу в Instagram (принадлежит Meta, организация признана экстремистской и запрещена в РФ. – «Ведомости. Город»). Я записал визитку: «Hello, my name is Eldar Kalymulin». И неожиданно сработало! Я должен был сниматься в Марокко и Праге, играть русского кагэбэшника. Потом из-за ковидных ограничений все отложилось, и я в итоге на этом проекте не поработал, но сам факт придал мне уверенности. Далее, в том же 2021-м, я отснялся во втором сезоне «Эпидемии». Через две недели мы начали снимать «Год рождения». Снова две недели перерыв – и началась «Химера». И потом уже в декабре досняли зимний блок «Года рождения».

Немаловажно и то, что благодаря «Эпидемии» и «Году рождения» я много времени провел с Юрой Борисовым. Я с ним советовался, и он сказал пару дельных вещей, которые в тот момент я понял довольно умозрительно и полноценно осознал лишь впоследствии. Он как бы дал мне толчок к новому пониманию профессии: «О, а вот так может быть?»

– Например, Юра говорил: «Может казаться, что, когда у тебя в фильме эпизод, ты можешь сделать одну сцену классно – и все запомнят. Когда второстепенная роль – выдашь уже пару классных сцен и будешь молодец. А когда у тебя главная роль, есть ощущение, что если ты, скажем, из 100 сцен выложишься в 50 – этого достаточно. Но нет. Ты – локомотив, который тащит за собой весь состав, и поэтому ты должен понимать всю ответственность. Какой-то вагон может отцепиться, кто-то – налажать, но ты должен быть всегда супервключенным».

И в 2022-м, когда наконец удалось запустить «Ладу Голд» – это панк-проект, сделанный на бешеном адреналине, очень долго ходил от продакшна к продакшну, – я тогда сказал Никите Власову, режиссеру: «Знаешь, может, и к лучшему, что его не запустили в 2020-м. Потому что тогда я, возможно, не был готов и, лишь пройдя через 2021-й, ощутил, что могу».

– Для Миши Местецкого этот фильм как второй ребенок. Столько сил, любви в него вложено. И нам всем, конечно, жаль, что не так много людей его посмотрело. Но, мне кажется, своего зрителя этот фильм будет находить еще много лет. Это крутое и глубокое кино, которое, надеюсь, станет новой классикой и его будут долго вспоминать. Будут преподавать. Мюзикл с отрубленными головами – ну кто такое делал? Юра Борисов, посмотрев фильм, сказал: «Ты молодец. Когда твоя голова покатилась и заговорила – я верю».

– А я частенько встречал таких людей, от которых не знаешь, чего ожидать. Они как бы все время на кураже, улыбаются тебе и с тем же упоением готовы тебя избить, убить, обобрать. Наверное, всем нам в какой-то период жизни хотелось быть «бэд боем», но потом по мере взросления ты понимаешь, что энергию надо направлять в нужное русло. Унизить кого-то, ударить, ответить насилием на насилие – это не круто. Как раз настоящая сила в том, чтобы помочь слабому. Хотя я нередко вижу так и не выросших хулиганов, которым 30–40, а то и 50 лет. И это забавное зрелище, когда слабый на вид человек хочет казаться показушно сильным. Такие персонажи сочно смотрятся на экране.

Вообще, именно с «Рашн Юга» началось наше знакомство с Никитой Власовым – его поразило, как точно я подметил некоторые моменты в моем персонаже. Он ведь не просто хулиган. Меня в нем интересовало то, что он еще и «делец» – все время что-то проворачивает. Меня очень интересуют такие типажи, за ними интересно следить – это всегда такой перформанс. Правда, если слишком долго смотреть, они начинают бычить: «Чего вылупился?» (Смеется.)

«Говорю: «Ребят, вы неправильно поняли – мы кино снимаем»

– Была, скорее, необычная история. В молодости я играл гопника в сериале «Сладкая жизнь». Это были буквально первые мои шаги в кино. Однажды мы снимали сцену, где я разбиваю окно в машине, достаю чемодан, отпугиваю ножом персонажа Романа Маякина и убегаю с награбленным. А снимали мы на Земляном Валу, в домах напротив «Атриума». Ночью – часа в два-три. Сцена шла хорошо, всем весело. Режиссер Андрей Джунковский, оператор Илья Овсенев – замечательный творческий тандем, я счастлив, что они встретились мне в начале пути, – говорят: «Все, давай снимем последний кадр. Только в этот раз мы тебя «догонять» не будем – побежишь до «стопа». То есть, грубо говоря, решили снять мою удаляющуюся спину.

И вот я бегу с полураскрытым чемоданом, на адреналине. Все остались далеко позади. И видимо, уже сказали «стоп», а я не слышу. Оглядываюсь – вижу: все развернулись, идут к «базе». И я уже собираюсь идти назад, как мне навстречу выходят два-три таких серьезных человека. Они только что меня увидели и мгновенно оценили ситуацию: охамевший гопник что-то стащил и пытается дать деру. Я им: «Не-не-не, ребят, вы неправильно поняли – мы кино снимаем». Быстро, к счастью, подошли администратор, еще кто-то и говорят: «Это правда кино». Минут десять, мне кажется, мы их убеждали, а они не верили – уж очень им хотелось меня проучить.

Вообще, в Москве много классных мест, но в последнее время в самом городе редко удается сниматься. Лишь совсем недавно мы сняли комедию «По барам». И впервые лет за пять почти все съемки у нас проходили в центре. В реальных барах, про которые я бы, наверное, сам никогда не узнал: у меня нет времени на ночную жизнь – все свободные минуты я уделяю семье. Но благодаря фильму мне приоткрылась эта сторона Москвы. В пару мест я потом возвращался с друзьями, а в один бар даже ходил с женой.

– Это парки, с водоемами. ВДНХ – который за последние годы сильно изменился. Мы в прошлом году с женой ходили – и оказалось, что там запретили электросамокаты. Потому что опасно гоняют, а вокруг дети – так что все логично. Но я помню, когда электросамокаты были еще в диковинку и мы с женой катались на них как раз на ВДНХ после 10 вечера, когда практически не было людей. Очень нравится парк «Фили» – очень большой, с классной набережной. Сейчас там появились еще речные трамвайчики – «Синички». Те же Воробьевы горы.

А если говорить о местах «системообразующих» меня как человека – это Трубная улица. На Трубной, 36, была школа, в которой я учился в 10–11-м классах. Там вокруг много подворотен и улиц исхожено. Это родной ГИТИС в Малом Кисловском, откуда мы порой шли пешком по Олимпийскому проспекту до общежития. Фестивальный парк, который как раз около общежития. Еще один важный маршрут – от Малого Кисловского до Учебного театра ГИТИСа в Большом Гнездниковском переулке, там еще по пути музей Станиславского. Если я оказываюсь в центре и у меня есть время, стараюсь пройтись по этим местам – вспоминаю беззаботное время, юность, студенчество.