Нео измельчал. Чего ждать от продолжения «Матрицы»
Рассказываем, стоило ли ждать продолжения «Матрицы» почти 20 летНегероические герои
Спустя 18 лет после выхода третьей части фильма «Матрица: Революция» Лана Вачовски (ее сестра не приняла участия в работе) представила публике следующую часть франшизы о вселенной кибернетического будущего. В «Матрице: Воскрешение» события развиваются через 60 лет после нашей последней встречи с Нео. В фильме множество «пасхалок» (скрытые детали в компьютерной игре, фильме или программном обеспечении, заложенные создателями. – Прим. ред.), отсылок и флешбеков, а сюжет развивается вокруг постаревших (но отлично выглядящих) Нео и Тринити. Нужно ли было героический пафос трилогии сводить к иронии сегодняшнего дня – разбирались «Ведомости.Город».
Когда-то трилогия фильмов «Матрица» перевернула вселенную фантастического кинематографа. Сестры Вачовски создали жанр философского киберпанка – в мире вынужденного сосуществования людей и машин они задали проблематику свободы и долга, самопожертвования и веры. Что лучше, спрашивали создатели кибервселенной, сытая имитация реальности или полная боли и смертей свобода разума? Великие вопросы требовали особого киноязыка: разлитого в кадре напряжения, молчаливых и грациозных героев, немногословных диалогов, коротких фраз, многозначительных пауз и поворотов головы. Если драка – то эпическая война за существование человечества. Если падение – то уничтожающее взрывной волной многоэтажные города. Если музыка – то многоголосый гимн. И никаких шуточек!
«Ощущение дежавю, но в то же время все не так», — говорит в начале фильма молодая героиня. Так и есть – новый Нео измельчал. В новой «Матрице» он нерешителен, пуглив и туповат. В первой части он рвался за границы знакомого мира, жаждал правды и пусть наивно, но верил, что может преодолеть гравитацию. Постаревший Нео все время невротически поглаживает колени, и чуть что кажется ему необычным – бежит к психотерапевту (Нил Патрик Харрис из «Как я встретил вашу маму»). Его больше совсем не интересует человечество. Все подвиги, которые он совершает в новом фильме, — из любви к Тринити, простой земной женщине. А ведь всю предыдущую трилогию они раз за разом, не раздумывая, жертвовали собой, чтобы дать людям шанс на новый мир. Последний фильм заканчивается как раз тем, что Нео, даже лишившись Тринити, доводит до конца свой план, и останавливает войну машин и людей.
Оказалось, мы ничего не знали о Тринити. Все три фильма она стойко выдерживала стиль, никогда не говорила лишнего, только многозначительно смотрела умными синими глазами, и у зрителя была возможность домыслить самостоятельно, откуда взялась эта полная благородства, похожая на пантеру супергероиня кибервселенной, которую даже черный нейлоновый костюм не портил. В новой матрице Тринити – среднестатистическая мать и жена. На случайном свидании с Нео она вдруг начинает болтать, торопливо стараясь выговорить обиды на мужа и семейное недопонимание. «Ты, наверное, жалеешь, что позвал меня?», — спрашивает она. Он-то, может, и не жалеет, а вот обескураженные зрители не могут понять, почему бывшая супервумен обязательно должна выкладывать первому встречному тайные желания расквасить супругу нос.
Старые незнакомцы
Одна из самых приятных особенностей сиквелов – это возможность поглядеть, как время отразилось на старых героях и прежних любимцах, угадать во взрослом мужчине бывшего подростка, удрученно покачать головой от того, как постарела главная красотка. «Матрица: Воскрешение» обманула эти бесхитростные ожидания, практически полностью поменяв состав второстепенных актеров и представив этому до крайности примитивное объяснение: предыдущую версию матрицы стерли, а значит, даже немногие старые знакомые обрели новый облик.
А что, удобно: как раз во время съемок «Матрицы» актер Хьюго Уивинг, он же знаменитый и незаменимый агент Смит, был занят на других площадках. Значит, можно снять вместо него максимально непохожего, молодого голубоглазого красавчика Джонатана Гроффа. Морфеус – казалось бы, тоже незаменимый персонаж, но Лоренса Фишберна запросто берут и меняют на молодого актера Яхья Абдул-Матин II (он играл злодея в «Аквамене»). К тому же, в новой «Матрице» Морфеус перестал быть человеком. Но даже это — полбеды. Если раньше Морфеус был воплощенной горькой думой о будущем людей, средоточием пафоса – то теперь он хихикает, иронизирует и саморазоблачается.
Первая встреча старого Нео с новым Морфеусом происходит в мужском туалете. Новый Морфеус хихикает – мол, а помнишь, как ты в первый раз увиделся с моим старым воплощением? Шел дождь стеной, гремел гром, и я ждал тебя в таинственной темной комнате. Теперь время изменилось: на дворе торжество постиронии и Морфеуса в ядовито-оранжевом костюмчике сутенера из 80-х.
В слухах, которые ходили вокруг премьеры, утверждалось, что в фильме снимется яркий персонаж Француз (Ламбер Уилсон) – во второй части он держал в плену Мастера Ключей, а его женой была прекрасная Моника Белуччи. Этот герой действительно появляется в фильме – секунд на десять. Только из светского льва он превратился в нью-йоркского бомжа, и юмористический гэг, заложенный в этом перевоплощении, совершенно не срабатывает. Карикатурно выглядит и постаревшая Ниоби с пиратским шрамом на пол лица и с бельмом на глазу.
Решающую роль в сюжетной интриге нового фильма сыграет последний персонаж из прошлого – выросшая в настоящую красавицу индийская девочка Сати (ее сыграла актриса и «Мисс мира 2000» Прианка Чопра). Но эту героиню, если честно, и вовсе никто не помнит.
Любовь против машин
Еще со времен основания античного театра известно, что трагедия – высокий жанр, а комедия – низкий. Спустя почти два десятилетия после абсолютного триумфа «Матрицы», режиссер решила сделать на поле героического эпоса легкую, развлекательную картину, пошутить и переосмыслить с позиции сегодняшнего дня пафос рубежа тысячелетий. Снижением драматического накала создатели как будто извиняются за себя прошлых – только бы не казаться безнадежно устаревшими. Но никто и не упрекал создателей вселенной матрицы в лишней серьезности. Стиль этих кинокартин в свое время полностью соответствовал их задачам: задуматься о грандиозном, поверить в героя, склонить голову перед высоким подвигом.
Пафос удается Вачевски гораздо лучше иронии. Именно поэтому решающая сцена побега героев из практически безнадежной ситуации – самая сильная в фильме. На короткое время режиссер забывает о необходимости иронизировать, хихикать и создавать сложные аллюзии на прошлые картины. В сцене побега опять совершается чудо и зал потрясенно выдыхает – как и 20 лет назад, когда Нео впервые остановил руками пули или взлетел в компьютерные небеса. Пусть покорителей матрицы больше не волнуют глобальные вопросы, но ведь «Любовь – основа всего сущего» – пишет в финальных титрах посвящение своим родителям режиссер.
Да и что еще человечество может противопоставить безграничным способностям бездушных машин, кроме большой и чистой любви?