Валерий Фокин: «Театр станет еще более элитарным»

Художественный руководитель Александринского театра и режиссер Валерий Фокин не снимал кино 20 лет. И вот 27 октября в широкий прокат выходит его фантастический триллер «Петрополис» с Антоном Шагиным и Юлией Снигирь в главных ролях. Новый театральный сезон Фокин открыл спектаклем «Один восемь восемь один» о судьбах двух русских императоров – Александра II и Александра III.

– Мы снимали эту сцену во время пандемии. Действовали так, как это обычно делается, когда нужно «зачистить» локацию – убрать машины, договориться, чтобы никто случайно не открыл окно, проснувшись утром с похмелья, и т. д. Потом пришлось объяснять нашим графикам, почему из кадра нужно убрать все провода. Город должен был казаться не просто пустым, а мертвым. Но такой финал не апокалипсис. Наоборот, в нем можно разглядеть надежду, а в главном герое – нового Адама. Он может начать все заново, а его любовь, как в другом известном фильме, является секретным «пятым элементом».

– Не то слово. Хотя, наверное, так говорить неправильно. По сценарию мы должны были снимать в Японии и США, уже были выбраны локации, но эпидемия поставила нас перед выбором: остановиться или все менять. Порой, когда ты поставлен в жесткие рамки, появляется неожиданный выход, который в итоге оказывается лучшим из возможных. Мы решили снимать в павильоне и, соответственно, полностью изменить стилистику фильма. Была создана огромная декорация на территории одного из московских заводов, его готовили к сносу, и он был совершенно пустым.

– История, которую мы хотели рассказать, представляет собой путешествие главного героя по коридорам своей памяти. Учитывая, что площадь декорации составила почти 7000 кв. м, там было где разбежаться. Открыв одну из дверей, герой мог оказаться на берегу океана или на японском кладбище. Мы использовали графику, но основу локаций все равно нужно было где-то выстраивать. Сочетание графики и реальности было тоже вполне сознательным. Я хотел, чтобы зритель понимал: мы не играем с ним в прятки. Наоборот, он осознает, что все переходы происходят в сознании героя, в его памяти. Отдельные детали интерьеров – стол или окно – просто нарисованы. Мы хотели подчеркнуть атмосферу свободы и обозначить грань между театром и кино – двумя полярными видами искусства. 

– Мы с самого начала решили не показывать самих пришельцев. Это как с богом, которого никто никогда не видел, но при этом с ним разговаривают даже атеисты. У нас это голоса, которые каждый раз назначают людям новые места встречи по всему миру. Например, в спектакле контакт происходит в пустом Эрмитаже. Что касается фильма, то мы на этапе подготовки нашли потрясающее место в Японии, близ огромной статуи Будды в Саппоро. Но потом пришлось все переиграть, и мы решили, что контакт – это своего рода летаргический сон, но люди, просыпаясь, помнят все, что им говорили.

– Внешние эффекты, такие как пар изо рта, мы рисовали. Пол приходилось поливать водой, чтобы она выглядела как стаявший снег. А вот артистам пришлось постараться, чтобы сыграть ощущение напряжения, когда стучат зубы и тебя колотит.

– Да, конечно. Сам текст довольно непростой. Например, Антону Шагину, игравшему главную роль, он давался нелегко. Ведь слова важно не просто выучить, их надо присвоить, а там немало терминологии и специальной лексики. Я добивался, чтобы у него это все звучало убедительно. Для этого порой приходилось загонять внутрь его эмоциональность. Роль требовала аскетичной, сдержанной манеры игры, а сам по себе Антон – артист взрывного темперамента. Было немного съемок на натуре, буквально две локации, одна из которых – на берегу Финского залива. Там герой с головой уходит под воду. Снимали несколько дублей, но Антон все делал сам, уговаривать его не приходилось, а вода была довольно холодная. В этом смысле он парень абсолютно бесстрашный.

– Когда зрителю интересно, он подключается и эмоционально. Другое дело, что сегодня зритель гораздо более информирован, он многое знает. Скоро мы окажемся в ситуации, когда человек, лежа на диване, сможет при помощи технологий виртуальной реальности не только посмотреть постановку чеховских «Трех сестер», но и сыграть в ней главную роль. Теоретически это возможно. Имеет это отношение к театру? Никакого. Но меня это не пугает, просто театр станет еще более элитарным.

– Нужен эффект, оторопь сродни той, которая пробирает свидетеля автомобильной аварии. Такой эффект заставляет улетучиваться любые сиюминутные проблемы. По идее, театр должен пробуждать какие-то животные инстинкты. На этом основано театральное учение Гротовского, с которым я некоторое время работал. Это концепция, в которой театр не может быть просто усладой, когда я могу откинуться в кресле и жевать конфеты.

– Сегодняшний зритель по-другому воспринимает многие наши старые спектакли, например «Швейк. Возвращение», который я поставил восемь лет назад. Тогда многие были недовольны тем, что он недостаточно смешной. Есть же и другая часть этого произведения – серьезная и страшная, про войну. Сейчас никаких претензий этот спектакль не вызывает. Зал сидит и напряженно следит, прекрасно понимая, о чем идет речь.

– Здесь нет ничего нового. Этим занимались еще многие классики, включая Мейерхольда. Вопрос только в одном – надо четко понимать, зачем вы так делаете. Иначе это просто следование модным клише, от чего я постоянно предостерегаю своих студентов. Как, например, повальное увлечение использованием в спектаклях видео, которое оправданно не всегда.

– Такие моменты необходимо строго режиссировать. Нужно понимать, кому именно ты даешь свободу и как это развернуть в нужную сторону. Много лет назад, работая в Цюрихе, я оказался на каком-то авангардном спектакле. Ничего особенного, но актрисы вдруг побежали в зрительный зал и начали садиться на колени к зрителям первого ряда. Мне было откровенно скучно, поэтому я чуть приобнял севшую мне на колени девушку. Все остальные уже убежали назад, а эту я не отпускаю. В зале поднялся смех. Конечно, я ее отпустил, но оказалось, что к такой импровизации актеры совершенно не готовы.

– Это авторская экскурсия, призванная погрузить зрителя в атмосферу того времени. Ее разработал мой заместитель, театровед Александр Чепуров. Экскурсия начинается за полчаса до спектакля, и попасть на нее могут люди, у которых уже есть билеты на конкретную дату, зарегистрировавшись на сайте театра.

Такая экскурсия нужна, чтобы ввести зрителя в историю, а уже потом более подробно говорить с ним о жизни Александра II и Александра III. Многие члены царской семьи, включая этих двух императоров, часто бывали в здании театра, которому в этом году исполнилось 190 лет. Императоры не только смотрели спектакли, здесь назначались свидания, плелись интриги и т. д. Александр III через день приходил в театр, ведь Аничков дворец, который на тот момент был императорской резиденцией, находится в пяти минутах ходьбы. Возможно, именно поэтому появилась легенда о существовании подземного перехода. Доказательств этому я не знаю.

Историки привыкли противопоставлять «реформатора» Александра II и «контрреформатора» Александра III, но это большое упрощение. Когда я начал изучать этот вопрос, миф о царе-русофиле, который ловит рыбу и пьет квас, быстро рассеялся. Многие реформы отца Александр III скорректировал и довел до конца. Это даже мне стало понятно, а я не считаю себя специалистом в данном вопросе.

– В начале ноября я поеду в Будапешт, где весной пройдет очередная Международная театральная олимпиада. В ее комитет помимо меня входят Роберт Уилсон, Теодорос Терзопулос и другие выдающиеся режиссеры. Чтобы не обострять ситуацию, мы пока приняли непростое решение, что российские театры не будут принимать участие в мероприятии. Зато все члены комитета, включая меня, будут ставить к олимпиаде спектакли с венгерскими артистами. В основу моей постановки ляжет новая пьеса Кирилла под названием REX. Это история о последствиях того, как один крупный государственный деятель добился объединения всего человечества.

– В следующем году исполнится 55 лет, как я занимаюсь режиссурой. За это время я понял, что совершенно отключиться невозможно. Сначала я переживал по этому поводу, но потом принял такую ситуацию как данность. Отвлечь меня может футбол, который я люблю с юных лет. Когда-то я играл, как и все мальчишки. Раньше я был настоящим болельщиком, но потом понял, что это очень тяжелое занятие – быть со своей командой и в успехе, и в поражении. Мне хватает этого в театре. В последние годы я скорее симпатизирую тренерам, так как их работа похожа на работу режиссера.