Евгений Миронов: «Любая роль – это исповедь»

– Евгений Витальевич, в этом году у вас сразу несколько новых ролей, и все крупные – начиная с председателя жюри на Московском международном кинофестивале. В чем она заключалась?

– Наладить доверительное общение между членами жюри, не давя их своим мнением, выслушивать каждого и вообще понимать расклад сил. В принципе, очень легко было понять, хорошее ли кино, – либо мы обсуждали картину тут же, как только ее увидели, либо молчали.

Почти все фильмы рассказывали о простых людях из тех мест, где живут сами режиссеры, будь то Бангладеш, Перу, Россия, Якутия, или Франция. Я бы даже отнес некоторые фильмы к разряду документальных, настолько подробно, пристально режиссер рассматривает жизнь своих героев. Сценарий и актеры в таком кино уходят на второй план. Поэтому перед нами встала проблема, кого награждать за главную мужскую и главную женскую роли.

– Фестиваль открыл фильм по роману Алексея Иванова «Сердце Пармы». Вы играете в нем русского святого. Наверное, это сложно – перевоплотиться в человека, от которого исходит свет, надо этот свет в себе почувствовать, найти. Как это сделать?

– Я не играл святого. Тем более что у меня образ собирательный. Я играл человека в заданных обстоятельствах, но с какими-то определенными качествами. Мне был интересен мой персонаж тем, как он меняется в этой истории. Сначала это воин веры, прибывший к язычникам, чтобы обращать их в христианство. Но когда он видит, что силой не получается, то встает на сторону язычников, понимая, что только шаг за шагом, очень терпеливо, медленно можно их обратить в свою веру.

Мы снимали в Губахе в Пермском крае, где и происходят события романа Алексея Иванова. Изучая историю края, я зашел в местную церковь и спросил, есть ли у них икона их местного святого, Святителя Ионы. Оказалось, что нет. Летом я оттуда уехал, заказал на Афоне эту икону, и мне очень радостно, что теперь она есть в этом храме.

– Осенью в прокат должен выйти еще один фильм, в котором вы заняты, – «Жанна» по пьесе Ярославы Пулинович. Этот фильм вырос из спектакля, который много лет шел в Театре наций с Ингеборгой Дапкунайте в главной роли. В фильме Жанну играет Ксения Раппопорт. Я слышала, что она сразу согласилась сниматься, как только прочитала сценарий. Как вы считаете, почему эта история так притягивает?

– Женские истории всегда пользуются спросом. Приходя в театр или в кино, женщины узнают себя, свою судьбу. В Театре наций спектакль «Жанна» очень успешен благодаря женской аудитории. Но это, конечно, не совсем бытовая история, там были серьезные, очень мощные монологи: один – возвращение героини в прошлое, второй – ее отношения с отцом. Они превращают фильм не в мелодраму, а скорее в социальную драму.

– Жанна – это русский вариант self made woman, женщина, которая построила свой бизнес сама, с нуля, начинала его на взятые у бандитов под огромные проценты деньги, понимая, что с ней будет, если прогорит. В 95-м ее чуть не застрелили, в 97-м ограбили, дефолт ее разорил подчистую, пришлось все начинать сначала.

– Да, в этом смысле Жанна не отличается от других героинь 90-х гг. Но для меня это особый персонаж, потому что в финале она делает выбор, который как бы резюмирует ее прошлую жизнь. И этот выбор абсолютно не светлый, он трагический.

Режиссер Константин Статский в этой картине, как мне кажется, размышляет не только о женской доле, но еще и о двух разных поколениях. Вот это сформированное в 90-х, со стальным стержнем, закаленное огнем, водой и медными трубами. И инфантильное поколение 30-летних. Они родились, когда страна рухнула, не понимали, что это за страна, какие здесь ценности, какие ориентиры. Мы до сих пор еще формулируем, кто мы такие.

– Фестиваль «Горький в Парке Горького», который пройдет 16–18 сентября, – еще один ваш новый проект. Вы выступили в роли арт-директора.

– Мне не посчастливилось как артисту встретиться с драматургией Горького, и я, честно говоря, до сих пор мечтаю о пьесе «На дне».

Предложение стать арт-директором фестиваля «Горький в Парке Горького» поступило от нового руководства парка. Поскольку это фестиваль искусств, то за три дня состоится более 70 мероприятий разного формата – концерты, спектакли, выставки, лекции, кинопоказы, шахматные турниры и даже театрализованные дефиле. Задача очень простая – посмотреть на многосложную фигуру великого писателя с разных сторон. Кому-то напомнить, а кого-то познакомить с Горьким.  

Я сам все время открываю новые стороны этого писателя. Например, меня очень интересует период его жизни на Капри. Он много чего пережил за это время, находясь в эмиграции, и во многом поменял отношение к революции. Мне кажется, Горький сейчас становится одной из самых актуальных фигур, потому что отношения художника и власти в центре внимания.

– Что в новом сезоне покажет публике Театр наций?

– Первой премьерой будет спектакль Марата Гацалова «Саша, привет!» по пьесе Дмитрия Данилова. Когда я ее прочитал, мне показалось, что это очень важная тема, уставший интеллигент в острых обстоятельствах. А когда мы утвердили на главную роль Игоря Гордина, я почувствовал, что все сошлось.

– Данилов, получивший в начале сентября приз «Книга года», придумал совершенно невероятный сюжет в духе Оруэлла. Главный герой попадает в идеальную тюрьму, где может прожить всю жизнь – или умереть на следующее утро, потому что каждое утро проходит сквозь коридор, в котором установлен какой-то супермощный пулемет. То есть его жизнь – это такая русская рулетка: выстрелит или нет. А как у вас выглядит этот пулемет по имени Саша?

– Понимаете, пулемет же находится у нас в голове, это даже больше, чем просто система правосудия. «Саша, привет!» – это привет нам всем. Когда наша жизнь оборвется – никто не знает. Как ты прожил ее, как ты живешь сейчас и как ты готов к встрече с этим Сашей, с этим финалом своей жизни, – вот об этом пьеса.

«Саша, привет!» выйдет на малой сцене. На большой в ноябре состоится премьера «Кто боится Вирджинии Вулф?» по пьесе Эдварда Олби. Для режиссера Данила Чащина это вторая работа в нашем театре, он ставил на малой сцене «Живой труп» Толстого, а теперь на большой сцене будет выпускать эту психологическую драму. Там играет Агриппина Стеклова, играю я, Александр Новин и Мария Смольникова. Художник – Максим Обрезков.

– Вы уже начали репетировать?

– Да, мы уже месяц подробно изучаем эту историю. Мне, как всегда, интересны предшественники, и я посмотрел Гафта в спектакле Фокина в «Современнике» и посмотрел Ричарда Бертона в знаменитой американской картине «Кто боится Вирджинии Вулф?» 1966 г. После того как мы в течение месяца погружались в эту психологическую драму, мы решили пригласить на репетиции психотерапевта. Эта женщина, прочитав пьесу, каждому персонажу дала диагноз, рассказала, что думает о каждом из четырех действующих лиц, и я с ужасом подумал, что наверняка она сейчас что-то понимает и про меня, артиста Евгения Миронова, такой у нее острый взгляд. Какие-то из ее замечаний мы будем использовать.

Дальше у нас запланировано еще несколько премьер: на малой сцене Никита Кобелев выпустит спектакль по пьесе шведского драматурга Ларса Нурена Terminal 3, Светлана Землякова – «Предварительные итоги» по Трифонову. В мае на большой сцене надеемся сыграть «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» в постановке Юрия Бутусова. В июне свою премьеру представит Андрей Прикотенко. Это будет «Мадам Бовари». Кроме того, мы взяли в репертуар Нового пространства Театра наций спектакль Татьяны Тарасовой и выпускников курса Мастерской Олега Кудряшова «Толстая тетрадь». На молодых «кудряшей» у нас вообще большие планы – мы задействуем их в режиссерской лаборатории «Поиск», которая стартует уже в сентябре. Возможно, из этой затеи вырастут несколько взрослых и детских спектаклей.

– Очень разноплановый репертуар. Кто ваш зритель, как вы считаете? Какой человек будет постоянно ходить в Театр наций и смотреть такие разные спектакли?

– Мне кажется, у нас образованный зритель. Чтобы пойти в Театр наций, необходимо знать, куда ты идешь. Да, есть театры, например, как Малый драматический Льва Додина, у которых одна художественная линия. Так случилось, что я руководитель театра и я артист и мне всегда был интересен абсолютно разный театр. Я работал с разными режиссерами: с Някрошюсом, Лепажем, Доннелланом, Фокиным, Машковым, Уилсоном – это все абсолютно разные театры.

Наша задача – показать весь спектр сегодняшнего театра. Но высокого уровня. Мы на этом стоим и этого добиваемся. И пришли к тому, что на каждом спектакле у нас свой зритель, и не случайный.

– Нет соблазна попробовать себя в режиссуре? Предполагалось, что фильм «Жанна» вы будете снимать как режиссер, но в результате стали продюсером этой картины.

– Я артист, зачем же я буду снижать уровень мировой режиссуры? (Смеется.) Нет, у меня есть опыт помощи молодым режиссерам, которые выпускают спектакли на нашей сцене. Когда вижу, когда требуется мое вмешательство и режиссер не против, я принимаю участие и помогаю. Но режиссура – особая профессия, вообще особый склад людей. Я думаю, стать режиссером невозможно, им нужно родиться.

А артисты – это проводники идеи режиссера. Но я себе никогда не позволял быть просто пластилином, мне это неинтересно. Интересно быть соавтором режиссера, когда мы вместе что-то создаем. Я уже в том качестве, когда мне не нужно ничего доказывать как артисту, я много чего сыграл. Мне интересна тема, на которую хочется высказаться. Любая роль – это исповедь.

– Несколько дней назад страна простилась с Михаилом Сергеевичем Горбачевым, у каждого к нему свое личное отношение. Вы играли Горбачева в спектакле Алвиса Херманиса. Каким он был для вас?

– Я вспоминаю, как учился в Школе-студии МХАТ и все репетиции прекращались, когда шел прямой эфир Съезда народных депутатов. Я помню лицо Горбачева, который выслушивал столько упреков в свой адрес, но при этом ему хватало терпения и мужества все это выдержать, потому что Михаил Сергеевич понимал – необходимо открыть бутылку и выпустить джинна, чтобы все смогли высказаться после долгих лет молчания, как бы это ни было больно ему самому. Горбачева больше всего обвиняют в компромиссности и мягкотелости, но в нем был очень жесткий, принципиальный стержень человеческого достоинства.

Он научил нас уважать себя и уважительно относиться к иной точке зрения. А еще, и возможно это самое главное, он умел любить и быть верным своей единственной любви.