«Чем уродливее слово, тем больше оно мне нравится»

В конце августа в «Редакции Елены Шубиной» вышла новая книга писателя и драматурга Дмитрия Данилова «Пустые поезда 2022 года» – это сборник путевых очерков о железнодорожных поездках по неочевидным маршрутам. Наблюдения из окна поезда за повседневной русской жизнью чередуются с воспоминаниями о матери и размышлениями о месте человека в пространстве и времени. 

– Нет. Первые две поездки я совершил, чтобы отвлечься от тягот жизни. У меня была давняя мечта – проехать по маршруту Бологое – Осташков на ретро-поезде, который тянет настоящий паровоз, сделанный в середине ХХ в. В прошлом году в новогодние праздники я ее осуществил. У меня тогда мама лежала в ковидном госпитале, тяжело болела и вскоре после этого умерла. Это было очень тяжелое время для меня и моей семьи. Поездка помогла мне немного отвлечься. Ретро-поезд проходит по абсолютно пустынным местам Тверской области – там какие-то редкие деревеньки, крошечные станции, бесконечные зимние заснеженные леса, реки подо льдом. Мне было тихо и спокойно, и я написал текст про эту поездку просто по привычке.

В следующий раз я решил доехать из Пскова, где был по делам, до легендарной станции Дно – тоже на маленьком поезде, правда уже без паровоза. С этой станцией связана переломная история для нашей страны. Николай II принял решение отказаться от власти, когда ехал во Псков через неприметный городок Дно, и уже по прибытии подписал соответствующий документ. В этой поездке мне тоже было хорошо и тихо. Едешь – и кажется, что ничего не происходит. Затем я проехался по железнодорожной ветке Кривандино – Рязановка. Это тоже знаменитая дорога по торфяным местам Мещерского края. В какой-то момент я понял, что мои дорожные заметки складываются в цикл. Я стал ездить уже с художественным прицелом, чтобы писать. 

– Юрий Мамлеев был кумиром моей юности. Его книги вдохновили меня стать писателем. Это один из тех авторов, которых я читал в юности, в конце 80-х – начале 90-х, и которые перевернули мои представления о литературе. 

Я познакомился с Мамлеевым в 2006 г. на каком-то большом литературном мероприятии, про которые говорят: там была вся Москва. Там нас представили общие знакомые, и я подарил ему свою книгу «Дом 10». Он попросил меня написать на книге телефон и сказал: «Дима, я прочитаю и вам позвоню». Я написал, но не ожидал, что он позвонит на самом деле. Спустя три недели раздался звонок с неизвестного номера: «Дима, здравствуйте, это Юрий Витальевич». Он хорошо отозвался о моей книге, причем говорил с подробностями, т. е. он действительно ее прочел. Такая поддержка очень важна. Ведь когда ты автор двух крошечных книжечек, то без каких-то значимых публикаций тебе тяжеловато в литературном пространстве находиться. После этого звонка я неделю ликовал, что жизнь удалась.

А если говорить о значимых для меня фигурах – таких много. Например, в начале нулевых для меня очень важным и поддерживающим было мнение Данилы Давыдова. Это невероятно эрудированный человек, прекрасный филолог, выдающийся поэт и прозаик. Его творчество для широкой публики недоступно, скажем так, поэтому широкая публика его не знает. Тогда же на мои робкие литературные эксперименты обратил внимание Мирослав Немиров – прекрасный поэт, постмодернист, тоже филолог, литературный и художественный деятель. Он стоял у истоков сибирского панка, основал рок-группу «Инструкция по выживанию». Немиров предложил мне вступить в арт-объединение поэтов, прозаиков, художников, фотографов и музыкантов «Осумасшедшевшие безумцы», которое сам же основал. В этом сообществе состояли Андрей Родионов, Всеволод Емелин, Герман Лукомников и другие литературные деятели. Именно там я познакомился с представителями большого литературного мира. 

– Я никогда не интересовался театром, но меня вдохновил опыт моих друзей – поэта Андрея Родионова и журналиста и кинокритика Кати Троепольской. В какой-то момент они стали писать в соавторстве пьесы в стихах и довольно быстро достигли успеха на театральном поприще. Их спектакли ставили в Центре им. Всеволода Мейерхольда, они активно сотрудничают с негосударственным театром «Мастерская Брусникина», который организовали выходцы из Школы-студии МХАТ в честь своего учителя Дмитрия Брусникина. 

Глядя на них, мне тоже захотелось попробовать написать пьесу. В начале 2010-х я ничего не знал о современной драматургии. Просто понимал, что пьеса – это некие диалоги, люди между собой разговаривают и на почве этих разговоров происходит действие, которое потом опять обсуждается. Я долго думал над текстом и в итоге написал пьесу «Человек из Подольска». Свою работу отправил на международный конкурс пьес русскоязычных драматургов «Ремарк» и вошел в число победителей. После чего «Человека из Подольска» решил поставить легендарный художественный руководитель Театра.doc Михаил Угаров – еще один из важнейших для меня людей, который привел меня в театр. Я, вдохновившись этим опытом, написал еще одну пьесу, потом другую, и так дело пошло.

– Я бы так не сказал. Автор книги, вышедшей в сотни тысяч экземпляров, заработает в разы больше, чем драматург, имеющий две-три постановки в провинциальных театрах. Все зависит от количества театральных постановок и проданных экземпляров книг. Но у драматургов есть одно важное преимущество. Если писатель передает издательству исключительные права на свою книгу (обычно на срок от трех до пяти лет), то драматург дает театру неисключительные права на постановку своей пьесы. То есть книгу больше нигде не напечатаешь долгие годы, а пьеса при удачных обстоятельствах может быть поставлена в десятках театров. Кроме того, успешный спектакль может идти в театре долгие годы, иногда даже десятилетия, и если автор договорился с театром не о разовой выплате, а о процентных отчислениях от сборов, то все эти долгие годы он будет получать деньги. Если речь идет о постановке на большой сцене в большом зале с хорошей заполняемостью, это могут быть очень неплохие суммы.

– Меня интересует современность или ближайшее будущее, как в «Саша, привет!» (роман о преподавателе литературы, которого приговорили к расстрелу из пулемета «Саша» за любовь к своей студентке, но, когда именно выстрелит этот пулемет, сегодня или через год, не известно. – «Ведомости. Город»). Я не очень понимаю, когда современные авторы решают написать о далеком прошлом. Чтобы написать про Испанию XIV в., надо потратить лет 30 или хотя бы 20 на изучение этой эпохи, погрузиться в нее. Иначе не понять, как люди говорили, как была организована их повседневность. Требуется колоссальная работа. Довольно мало успешных примеров в этом жанре. Один из них – роман Евгения Водолазкина «Лавр», действие в котором разворачивается в средневековой Руси.

– Именно. Он знает, как говорили люди средневековой Руси, он прочел тысячу текстов того времени, он этой жизнью пропитался. Поэтому у Водолазкина получилось написать так, что мы ему верим. 

Я писатель-реалист. Пишу про то, что мне знакомо. Это жизнь в России, с 80-х годов до современных дней. Это я знаю и понимаю, этим я жил и живу – про это я могу писать. Про другие страны не пишу, потому что не жил там. Да, я много где путешествовал, но туристические поездки на две-три недели для литературы не годятся.

– Чехов мне ближе, да. Чехова я очень люблю, а Набокова скорее уважаю. Но у меня далеко не всегда короткие предложения. Бывает, предложение затягивается на целый немаленький абзац. Мне скорее близка такая ритмическая организация, когда, допустим, серия коротких предложений сменяется одним длинным. Я, с одной стороны, очень ценю лаконизм и краткость – это здорово. Но мне не хочется сбиваться на рубленый и отрывочный телеграфный стиль. Мне хотелось бы надеяться, что мои тексты в плане ритмики более сложно устроены.

Я стараюсь экспериментировать с текстом. Например, в «Горизонтальном положении» я постоянно использую назывные предложения. Мне не хотелось писать от первого лица, поэтому местоимение «я» в тексте отсутствует. Но поскольку это все обо мне, я решил использовать назывные предложения. Не «дошел до остановки», а «дохождение до остановки». Это породило целую серию достаточно уродливо выглядящих слов. Но чем уродливее слово, тем больше оно мне нравится.  Например, в книге я использовал слово «добредание». Когда я тяжело и уныло брел к какому-то объекту, у меня в тексте появлялось «добредание». 

В книге «Саша, привет!» я сознательно имитирую киносценарий. Для меня есть разница между «Саша подошел к окну и долго задумчиво смотрел на огни домов на горизонте». И «сейчас мы видим, как Саша встал со стула, подошел к окну, уставился в окно и смотрит на огни на горизонте». Я решил, что нужно максимально отстраниться от объекта описания, как бы поместить камеру между собой и реальностью, которая описывается. 

– Значимость премии определяется не только и не столько вознаграждением. Например, есть награды (театральная премия «Золотая маска» или литературная премия Андрея Белого), которые настолько повышают твою востребованность, что совершенно не важно, что у них нет никакого денежного приза. 

Я три раза был в коротком списке литературной премии «Большая книга». В прошлом году у меня было ощущение, что я могу занять одно из трех мест с «Саша, привет!», в итоге я оказался на четвертом. Психологически я смог пережить эту неудачу, потому что в том же году получил «Ясную Поляну», другую столь же значимую литературную премию.

Тот, кто говорит, что многие великие тоже не получали наград, а о многих из тех, кто получал, потом никто и не помнил, пытаются оправдать собственную неудачу. Конечно, обидно проигрывать. Но нужно не обесценивать неполученную премию, а просто честно признать: я проиграл и мне неприятно. Когда я не получил в прошлом году «Большую книгу», мне было очень неприятно. 

– Для меня это большая честь, и я очень благодарен людям, которые предложили мне поработать на этом месте. Но я себя более уютно и органично чувствовал в качестве соискателя этой премии. Трудно оценивать коллег и особенно отсеивать хорошие тексты. Хочется поощрить если не всех, то очень многих, но мест в длинном и коротком списках гораздо меньше, чем заслуживающих внимание книг. Ситуацию сильно облегчает тот факт, что решения мы принимаем коллективно.