Образование как лекарство

Каждый седьмой в России живет за чертой бедности. Среди этих 20 млн человек есть так называемые работающие бедные – сотрудники, производительность труда которых крайне низка, а доход не дотягивает даже до прожиточного минимума. Экономическое развитие и технологический прорыв требуют квалифицированных работников с высокой производительностью, взамен предлагая более высокую оплату. Но работники должны учиться.

Бедные в России

«Это уникальное явление в [российской] социальной сфере – работающие бедные» – известная цитата вице-премьера Ольги Голодец. По ее оценкам, около 5 млн человек в России работают и при этом получают зарплату ниже прожиточного минимума. Доля работающих бедных растет. В стране установлен низкий минимальный размер оплаты труда – 7800 руб., который позволяет в случае кризиса или других сложностей снижать зарплаты сотрудникам, а не увольнять их, поддерживая таким образом небольшую безработицу, говорится в докладе Центра стратегических разработок (ЦСР) о рынке труда.

Для сравнения: прожиточный минимум в стране составляет 9900 руб. По данным журнала «Вопросы статистики», больше всего работников с заработком ниже, на уровне или чуть выше черты бедности в сельском хозяйстве, легкой промышленности, образовании, здравоохранении, секторах коммунальных и прочих услуг, включая культуру и спорт. Производительность труда этих людей очень низкая.

Образование против бедности

Новая же экономика требует работников с относительно высокой квалификацией и предполагает более высокую оплату труда. Но для этого работникам нужно повышать уровень своего образования. Для работающих бедных дополнительное образование могло бы быть шансом понемногу из этой бедности выбраться: обучение увеличивает заработную плату работника примерно на 8%, косвенно это свидетельствует о таком же увеличении производительности труда обученных работников, говорится в исследовании «Влияние дополнительного профессионального обучения на заработную плату работников» Павла Травкина из Лаборатории исследования рынка труда НИУ ВШЭ.

Но чем ниже образование и квалификация, тем меньше вовлеченность в процессы обучения и переобучения, пишут эксперты ЦСР. А чем старше работник, тем меньше работодатель хочет вкладываться в его дополнительное образование.

Могут ли бедные инвестировать в свое образование сами? «Что означает бедность? Это доход ниже прожиточного минимума, меньше 10 000 руб. Как можно ожидать, что люди с таким доходом будут инвестировать в свое образование, в повышение своей производительности? – говорит директор Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС Татьяна Малева. – Это ловушка бедности».

«У бедных не только мало денег, у них дефицит времени, сил, здоровья, все это уходит на поддержание жизнедеятельности», – добавляет Даниил Александров, профессор департамента социологии НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге.

Что делать?

Вывести людей из ловушки бедности в одно действие не получится.

«Когда правительство вдруг спохватывается из-за роста количества бедных, главный вопрос – помогите победить бедность, не потратив ни копейки, – говорит Малева. – Я отвечаю: так не бывает».

Первое, что нужно, – это инвестиции в преодоление абсолютной бедности за счет прямых пособий, считает Малева. Вопрос о хлебе насущном стоять не должен, тогда можно говорить об образовании.

Но обучать взрослого человека будет трудно – для обучения тоже нужен навык. «Человеку в возрасте всегда сложно учиться, – говорит Александров. – А часть малообеспеченных с детства не имели доступа к хорошему образованию, у них может и не оказаться такого навыка». Поэтому стоит принять меры заранее, считает Малева, по возможности избавиться от отрицательного отбора в дошкольном и среднем образовании. Дети из бедных семей, как правило, идут в обычный детский сад и обычную школу, а российские школы, в которых сосредоточены дети из семей с низким социально-экономическим статусом, часто дискриминированы в ресурсах, говорится в исследовании ВШЭ «Анализ образовательного неравенства».

Для борьбы с образовательным неравенством во многих странах таким неблагополучным школам государство выделяет дополнительные ресурсы, в том числе педагогические. Например, действуют специальные программы, которые помогают проблемным ученикам достичь уровня развития их сверстников. В российской системе образования такой политики нет, пишут авторы исследования.

Как переучить взрослого

В России не сложилась система непрерывного профессионального образования. Если считать все возрасты и профессии, то переобучение каждый год проходит всего 15% работников и это в первую очередь врачи и учителя, для которых курсы обязательны, говорил «Ведомостям» директор Центра трудовых исследований НИУ ВШЭ Владимир Гимпельсон.

«Переучивать взрослых в России начинают только во время кризиса. Например, происходят массовые сокращения шахтеров, и их быстро переучивают на каменщиков», – говорит Малева. Это быстрые и недорогие региональные программы горизонтальной мобильности, но вне кризисных лет они почти не применяются.

В мире же к повышению квалификации взрослых есть два подхода, рассказывает Малева. В странах Центральной Европы дополнительное образование сотрудников, как правило, оплачивает работодатель. В США, Англии, Австралии работник отвечает за себя сам, но ему в этом помогает «третий сектор» – НКО и фонды, которые занимаются поддержкой образования; в этих странах развиты гранты, стипендии и образовательные кредиты.

В России доля компаний, развивающих корпоративное образование, во время рецессии 2014–2016 гг. сокращалась. В 2015 г. лидерами по обучению сотрудников были Сбербанк, «Евросеть», «Газпром нефть», «Сибур» и «Росатом», следует из рейтинга РБК (он учитывал несколько параметров, в том числе долю расходов на обучение сотрудников от ФОТа, численность обучающихся и т. д.).

Российские компании тратят на обучение сотрудников меньше денег, чем европейские: в среднем 0,3% фонда оплаты труда против 1,6%, а в странах-лидерах этот показатель достигает и 2%, говорится в исследовании ЦСР.

Аргументы против переобучения

Внешних стимулов учить сотрудников у российских компаний немного, говорит Травкин. Один из них – налоговые льготы для компаний, которые вкладываются в обучение. В некоторых профессиях повышать квалификацию обязательно – это касается учителей, врачей, судей, аудиторов.

Зато есть аргументы против того, чтобы учить персонал. «В России <...> люди часто переходят из одной компании в другую, причем в конфликтных ситуациях закон почти всегда на стороне работника, – рассказывает Травкин. – Если компания вложила деньги в учебу сотрудника, а он решил уволиться, не отработав положенное по договору, работодатель, конечно, может взыскать с него деньги за обучение через суд, но это в любом случае деньги и время. А потом на место обученного сотрудника придется нанимать нового и опять вкладывать в него деньги».

К тому же сказывается влияние в экономике компаний с устаревшими технологиями производства: им просто не нужны высококвалифицированные кадры. Неопределенность в российской экономике тоже не способствует таким инвестициям, добавляет Травкин: компании живут сегодняшним днем, не особенно задумываясь о перспективах.

Рискованные инвестиции

На то, чтобы вкладывать деньги в свое обучение, у большинства россиян просто нет денег. По данным «Ромира», сбережений нет более чем у 40% населения. Треть тех, у кого сбережения есть, планируют инвестировать их в недвижимость и только 5% – в образование, свое или детей.

Российский некоммерческий сектор не нацелен на работу со взрослыми, которым нужно повышать квалификацию. Хотя поддержка образования – это одна из приоритетных тем для благотворительных фондов, их программы в большинстве случаев ориентируются на студентов и школьников либо на людей пенсионного возраста, говорит директор фонда «CAF Россия» Мария Черток.

«Сложность в том, что бедным часто надо доставить эти образовательные возможности прямо к порогу, у них нет ни сил, ни навыков эти возможности искать самим, – говорит Александров. – Например, в Филадельфии было такое гетто – страшно зайти. Причем не так далеко от него была одна из лучших бизнес-школ мира – Уортон. Так вот школа купила дом в этом гетто и сделал там бизнес-инкубатор и образовательный центр для всех, где преподают студенты-волонтеры. В России сложно будет сделать такую программу массовой, потому что у нас нет таких очагов застойной бедности, но можно делать точечно – в моногородах, сельской местности».

Образовательные кредиты

Еще один способ повысить квалификацию для взрослого – это учиться в кредит. Например, основатель Wikimart Максим Фалдин получал MBA в Стэнфорде в кредит под 5% годовых на 25 лет с отсрочкой платежа на 6 месяцев после окончания курса (кредитные программы есть практически при всех крупных университетах мира).

В России с 2013 г. действовала программа господдержки образовательных кредитов, по которой деньги на образование можно было получить на льготных условиях: 1/4 ставки рефинансирования плюс 5 процентных пунктов. 3/4 ставки рефинансирования субсидировало государство. Правда, такие кредиты выдавал только Сбербанк, но в январе 2017 г. банк закрыл эту программу – согласно официальному заявлению, «из-за оптимизации программы» в Министерстве образования. До сих пор о возобновлении программы ничего не известно.

Впрочем, большинство все равно не рискнет брать кредит на свое образование, говорит Александров. Гарантий того, что благодаря новому образованию можно получить прибавку к зарплате или повышение, очень мало. По данным Института экономики знаний ВШЭ, если сравнивать Россию и Великобританию, то после обучения зарплату повышают в Великобритании в 16% случаев, в России – в 10%. С повышением по службе та же картина: 7% в Великобритании и 3% в России.

ПТУ не приговор

По данным Международной организации труда, в большинстве стран острее всего не хватает квалифицированных рабочих. На 2-м месте – программисты, на 3-м – менеджеры по продажам. В России ситуация не отличается от общемировой, отмечает представитель движения WorldSkills Дмитрий Судаков. «Квалифицированный рабочий класс – те, кого сейчас не хватает, профессионалов найти сложно, и ценятся они высоко, – говорит он. – Но проблема в том, что система профобразования стигматизирована, ПТУ звучит как приговор». Хотя статистика подтверждает: многие получают дипломы вуза и работают там, где он не нужен.

Работодатели считают, что 26% выпускников могли бы учиться меньше пяти лет, говорится в исследовании Boston Consulting Group (BCG). В постсоветский период среднее профобразование «подразвалили», сетует Судаков. Государство поддерживает в основном среднюю школу и высшее образование, а техникумы перекладывает на плечи регионов, у которых, как правило, не хватает денег.

Тем не менее в России есть из чего выбрать: многие крупные компании, столкнувшись с нехваткой кадров для своих предприятий, начали поддерживать техникумы, говорит Судаков. «Но менталитет таков, что всерьез этот вариант мало кто рассматривает: как это я в 40 лет пойду учиться в ПТУ? А зря», – говорит Судаков.

Россия не ценит знания

Среднее образование постепенно перестраивается под запросы компаний и может вносить свой вклад в повышение производительности труда, говорит сооснователь WorldSkills Павел Черных, но главной проблемой все равно остаются инвестиции в основной капитал – в российской промышленности много устаревшего оборудования и предприятий, которые выполняют социальную функцию, сохраняя рабочие места.

«В России ограничен спрос на высококвалифицированный труд, мало рабочих мест в робототехнике, биотехнологиях, хотя наше инженерное образование не худшее в мире и могло бы быть востребовано, – соглашается Малева. – Если бы был спрос, население быстро предложило бы рабочую силу приемлемого качества. Так что вопрос в конченом итоге один: где взять инвестиции?»

Российская экономика в целом не ценит знания – к такому выводу пришли и авторы недавнего исследования BCG, Сбербанка, WorldSkills и Global Education Futures. В России врач зарабатывает в среднем всего на 20% больше водителя. Для сравнения: в США разница составляет 261%, в Германии – 172% и даже в развивающейся Бразилии – 174%.

Людям свойственно избегать риска, если нет значимых материальных стимулов, говорит Александров. В российской экономике таких стимулов пока нет. &

Текст: Инесса Демидова