«В «Челси» у Моуринью с Абрамовичем было идеальное разделение полномочий». Интервью Алексея Смертина

    Социальная работа, марафонские подвиги и литературные предпочтения экс-капитана сборной России
    Алексей Смертин закончил карьеру в 2008 г. С тех пор он сменил множество ролей /РФС

    Алексей Смертин – один из самых успешных российских футболистов в XXI в. Пусть за его трансферы заплатили смешные по нынешним меркам 10,4 млн евро (Transfermarkt), зато он четыре года выступал в Английской премьер-лиге (АПЛ) и три сезона провел во французской Лиге 1. Среди трофеев Смертина – Кубок России с «Локомотивом», золото АПЛ с «Челси», Кубок лиги с «Бордо».

    В национальной сборной Смертин сыграл 55 матчей, в том числе на ЧМ-2002 и Евро-2004, а с 2004 г. по 2005-й был капитаном команды.

    Алексей завершил карьеру в 2008 г. и с тех пор не раз менял сферу деятельности: комментировал матчи на ТВ, играл в пляжный футбол, пробовал себя в политике, преподавании, клубном менеджменте и других областях. А с 2021 г. возглавляет офис устойчивого развития и социальной ответственности Российского футбольного союза (РФС). «Ведомости. Спорт» расспросил Смертина, в чем конкретно заключается его работа и на что он тратит свободное время.

    «В футболе у меня случилось выгорание»

    – Чем занимается офис устойчивого развития РФС?

    – Такого рода подразделения существуют в каждой стране, которая входит в Союз европейских футбольных ассоциаций (УЕФА). Это обязательное требование в рамках программы устойчивого развития УЕФА «Сила – в единстве», рассчитанной до 2030 г.

    «Устойчивое развитие», возможно, звучит абстрактно, но это калька с английского sustainable development. Если говорить предметно, мы работаем по 11 социально значимым направлениям, среди них защита прав детей и подростков, поддержка беженцев, борьба против дискриминации, забота об экологии и др.

    УЕФА выработал эти направления на основе целей ООН и хочет достигать их с помощью футбола. Мне такое видение близко. Я считаю, что футбол не просто спортивный, а социальный феномен. Эта игра воспитывает определенный набор качеств, который можно применить в любой сфере.  

    – Офис – только декларативная площадка или есть конкретные проекты?

    – Конечно, есть. Например, мы проводим турниры для людей с инвалидностью и ограниченными возможностями здоровья. Организовываем экотриатлоны – специальные мероприятия, на которых дети не только играют в футбол, но и слушают лекции о важности бережного отношения к природе, а затем участвуют в уборке близлежащей территории.

    Плюс проводим семинары, прописываем установочные документы – сейчас, в частности, работаем над политикой по защите детей и подростков.

    Отдельное направление – противодействие расизму. Перед ЧМ-2018 я стал офицером РФС по борьбе с дискриминацией. Создания такого института требовала ФИФА. Сейчас уже в должности руководителя офиса устойчивого развития и социальной ответственности продолжаю эту деятельность.

    Пришел к выводу, что в российском футболе другая природа расизма, чем на Западе, поскольку у нас нет колониальной истории. Если болельщики позволяют себе расистские выкрики, то это не для того, чтобы оскорбить футболиста, а, скорее, чтобы оказать на него или на его команду давление.

    – Расизм вообще можно централизованно победить? Это же во многом вопрос культуры и уровня воспитания конкретных людей.

    – Мы стараемся его победить и уже добились определенных результатов. Еще несколько лет назад была установка делегатам не фиксировать расистские выкрики, чтобы не портить отношения с клубами. Ведь именно клуб получает штраф за поведение фанатов. Fan ID, кстати, призван поменять эту ситуацию и персонализировать ответственность.

    Мы же ввели систему мониторинга. Начали отправлять на матчи повышенного риска своих представителей, которые фиксировали все проявления расизма. Несмотря на то что в протоколе делегаты не отмечали подобных выкриков, мы подавали докладные в контрольно-дисциплинарный комитет РФС, на основании которых клуб штрафовали и даже могли закрыть на его стадионе трибуны.

    В итоге клубы начали вести внутреннюю работу, и число случаев расизма резко сократилось.

    – Перед интервью вы попросили не задавать вопросов про современный футбол, потому что вы его не смотрите. Почему?

    – Неинтересно. Причем не потому, что у нас в чемпионате низкий уровень, я и английский футбол крайне редко смотрю. У меня другие приоритеты. Мне куда важнее выспаться. Я всегда ложусь до 12 и рано встаю – мой день начинается в 5–5.30 утра. Это дает возможность почитать с утра книгу, спокойно позавтракать, побегать до работы.

    В футболе у меня случилось выгорание. Корни – в детстве. Моим первым тренером был отец, у него были жесткие методы работы. Я с восьми лет занимался спортом, неистово любил мяч, в какой-то момент страсть прошла.

    По этой причине я и закончил рано – в 33 года, хотя мог поехать в страны третьего футбольного мира, заработать еще миллионов десять и сейчас беспечнее жить. Как только почувствовал, что больше не хочу, со спортом завершил. Так было честнее и по отношению к себе, и к футболу.

    Я и во время карьеры смотрел матчи только по необходимости. Поскольку выступал практически на каждой позиции, кроме вратарской, знал уже по повороту головы игрока, какая у него мысль в голове и что он сделает в следующую секунду. А когда все предсказуемо – скучно.

    «Чтобы реализовать обещания электорату, пришлось тратить собственные деньги»

    – За 15 лет после завершения карьеры вы успели поработать преподавателем в «Сколково», менеджером в «Динамо» и «Локомотиве», депутатом Алтайского заксобрания, теперь трудитесь в РФС. Искали себя?

    – Я четко понимал, чем хочу заниматься, а чем нет. Точно не хотел работать тренером, поскольку не обладаю нужным набором качеств – у меня слишком покладистый характер.

    При этом очень хотел помогать своему родному региону – Алтайскому краю. Еще будучи футболистом «Челси», инвестировал довольно большие деньги в открытие футбольной школы в Барнауле. Сейчас возглавляю еще и местную федерацию футбола.

    С желанием помочь Алтаю связан и мой заход в краевое заксобрание. Наивно полагал, что могу своими знаниями помочь развитию спорта в регионе. Быстро понял, что политика – не мое. Во-первых, я в ней не разбираюсь. Во-вторых, после футбола, где есть принципы фэйр-плей, к политике было сложно адаптироваться.

    Люди рассчитывали на мои обещания. В итоге, чтобы их реализовать – например, построить футбольные площадки во дворах, – пришлось тратить собственные деньги. Не хотел быть пустобрехом.

    – Почему так?

    – На это не стали выделять бюджет. По крайней мере мне так говорили.

    Что касается работы в профессиональных клубах – я не почувствовал, что влюблен в это дело. В «Локомотиве» мне предлагали даже должность спортивного директора. Но я не захотел взаимодействовать с агентами, решать вопросы по контрактам. Хотя уверен, многие мечтают о таком хлебном месте. Развитие непрофессионального футбола мне оказалось ближе.

    – А «Сколково»?

    – Это мой факультатив. Меня пригласили туда более 10 лет назад, когда у университета еще не было своего кампуса, все располагалось в гостинице Hilton на Тверской. Хотели, чтобы я рассказал, как футбольный инструментарий с помощью метафор и примеров можно перенести в бизнесовую плоскость. Ведь любая компания – это команда.

    У меня есть четыре курса – командообразование, мотивация, лидерство и целеполагание. Например, в курсе про мотивацию рассказываю, в чем 25-летние футболисты, выступающие перед полными трибунами и заработавшие десятки миллионов, находят силы для дальнейшего развития.  

    – Преподаете только компаниям или обычным студентам тоже?

    – В основном компаниям. Причем приходится общаться с топ-менеджерами. Зачастую это очень интересные интеллектуально развитые люди, сам что-то беру от них.

    – А как вы пришли к тому, чтобы защитить кандидатскую диссертацию по психологии?

    – Когда я работал в «Локомотиве», почувствовал, что мне нужны менеджерские скиллы. За плечами был только факультет физической культуры в педуниверситете, поэтому поступил в филиал РАНХиГС в Барнауле на кафедру государственного и муниципального управления.  

    Параллельно с этим, поскольку я знаю французский и английский, меня в начале 2010 г. пригласили стать послом заявочного комитета России на проведение чемпионата мира-2018. Нашими соперниками были Англия, а также совместная заявка Испании с Португалией. У них послами оказались Дэвид Бекхэм, Фернандо Йерро и Луиш Фигу.

    Пришлось четыре раза слетать в ЮАР, поскольку там готовился ЧМ. Полностью погрузился в работу отборочного комитета. В связи с этим мой научный руководитель в РАНХиГС предложил написать диссертацию по теме «Социальная ответственность лидеров футбольного движения».  

    «Менталитет тренера не влияет на его уровень»

    – Вы – один из немногих российских футболистов, кому удалось поработать как с российскими, так и европейскими топ-тренерами. Есть разница?    

    – Есть, в плавающей субординации. К примеру, тренер «Бордо» Эли Боп старался выстроить с игроками дружеские отношения вне футбольного поля, просил называть себя по имени. В чем-то вел себя даже панибратски – например, предлагал выпить вина. Но как только дело касалось работы, сразу была дистанция.

    Никогда не забуду, как тренер «Фулхэма» Крис Коулман после одного из матчей буквально обматерил меня, и по делу – я был вялым и проиграл несколько единоборств. Через пять минут после пламенной речи мы уже стояли в соседних душевых кабинах, он просил у меня шампунь, спрашивал, как я обустроился, перевез ли семью, взял ли машину. Для меня это было непривычно, все-таки я привык смотреть на тренера снизу вверх.

    Тем не менее менталитет тренера никак не влияет на его уровень. В России я тоже встречал сильных специалистов.

    – Какими качествами должен обладать топ-тренер?

    – Во-первых, топ-тренер должен давать четкие требования. Во-вторых, он должен быть стратегом и лидером.

    Моуринью здесь вне конкуренции. Одной фразой на первом собрании в «Челси» он переменил всю мою жизненную траекторию. Пришел и сказал – вы классные футболисты, выступаете в лучшем чемпионате, но еще ничего не выиграли, а я пришел сюда побеждать. Он заложил в нас мысль, что у нас есть глобальная цель. С ней мы выходили на каждый матч. И «Челси» впервые за 50 лет взял золото в чемпионате.

    Также благодаря Моуринью я понял, что карьера футболиста определяется не заработанными деньгами, а трофеями и медалями, которые ты выиграл.

    – Какая роль руководителя клуба в успехе тренера? Например, как Роман Абрамович взаимодействовал с Моуринью?

    – Одна из определяющих ролей. У Моуринью с Абрамовичем в «Челси» было идеальное разделение полномочий: один управляет процессами вне поля, другой – на поле. Кроме того, Абрамович искренне интересовался футболом. Иногда заходил после победы в раздевалку, тихонько садился в незаметное место и наслаждался атмосферой.

    Я старался максимально дистанцироваться от него, чтобы никто не подумал, что я в клубе по блату как русский. Но иногда он подходил и уточнял у меня чисто футбольные моменты – почему здесь так разыграли штрафной, почему здесь случилась эта замена. Знаю, что его жена Ирина (пара развелась в 2007-м. – «Ведомости. Спорт») даже ходила на матчи молодежного состава.

    «Благодаря бегу мелкие проблемы перестают иметь значение»

    – Вы не раз признавались, что сейчас ваше главное увлечение – бег. По-прежнему бегаете по 15–20 км каждое утро?

    – 20 км – не каждое, но 10–15 стараюсь. Марафоны бегать начал 10 лет назад, это моя компенсация после окончания игровой карьеры. Поскольку бацилла к занятиям спортом выработана с детства, до сих пор хочется реализовать в нем свои амбиции.

    Удалось пробежать все шесть главных марафонов – Токио, Бостон, Лондон, Берлин, Чикаго и Нью-Йорк. Кстати, мы соревнуемся с бывшими футболистами – Раулем, Луисом Энрике – кто покажет лучшее время. Оба выбежали уже из трех часов. Но с результатом в 2 ч 48 м пока я самый быстрый футбольный марафонец. Недавно начал бегать мой бывший партнер по «Челси» Арьен Роббен, у него 2,58.

    – Бег ведь еще и отличная ментальная разгрузка.

    – Абсолютно. У меня есть специальные тренировки на высоком пульсе. Во время них особенно не поразмышляешь, но потом выходишь посвежевшим. Вся шелуха жизни, все мелкие проблемы перестают иметь значение. Часто бег помогает и от головной боли. Пробежишь, бывало, 4 км, и все проходит. Поскольку ускоряется метаболизм, все процессы в организме запускаются.

    – Какой марафон для вас оказался самым сложным?

    – Чикагский – он был первым. Пробежал его за 3,20, а потом решил сразу покорить отметку в 3 часа. Не получилось – на тренировках давал слишком маленькие объемы. Вскоре начал подходить к подготовке скрупулезно, нанял тренера и за несколько лет все-таки цель покорил.

    Сейчас, кстати, с целями проблемы. Понятно, что выиграть мэйджор нереально – кенийцы слишком сильны. Решил, что буду стараться сбрасывать хотя бы по минутке.

    – Лучшие беговые мероприятия в России, на ваш вкус?

    – Выделю Московский и Питерский марафоны. Московский, конечно, флагман, но Питерский заметно прибавил в последнее время. В этом году побегу марафон в Пушкине, ему в этом году исполняется 100 лет. В целом могу сказать, что за последние 10 лет у нас в стране начало бегать гораздо больше людей, эта культура вышла на новый уровень.

    – Но за рубежом популярность бега выше.

    – Пока заметно выше. Как человек, проживший семь лет за границей, могу сказать, что там бегают все и везде. В любом парке ты встретишь бегуна. Нам есть к чему стремиться.

    «Ценю в Платонове сочетание красоты текста и его смысла»

    – Вы часто называете отца важнейшим человеком в своей жизни. Определившим ваш путь и как человека, и как спортсмена. Три его самых важных урока?

    – Первое – если ты начал какое-то дело (например, вышел на футбольное поле), отработай по максимуму, нужно всегда быть собой в спортивном смысле недовольным. Второе – требуй всегда от себя, а не от партнеров (по полю, бизнесу и т. д.). Третье – относиcь с любовью к тому, чем занимаешься.

    – Вы, наверное, единственный футболист, у которого настольные авторы – это Шопенгауэр и Сенека. Какие книги повлияли на вас больше всего?

    – Сильно повлиял Платонов. Люблю «Чевенгур», обожаю роман «Счастливая Москва». «Котлован» мне всегда меньше нравился. Ценю в Платонове сочетание красоты текста и его смысла. Это же есть, например, в песнях Александра Башлачева, он опередил свое время. Уже в три года написал первое стихотворение, а в 27 вышел из окна.

    Поэзию люблю больше, чем прозу. Мне нравится, что мысль в ней ограничена рифмой, зажата в определенном пространстве. Из поэтов больше всего люблю Бродского. Один из людей, к кому я обращаюсь, когда у меня не лучшее настроение, когда нужна какая-то помощь или есть желание внутренне обогатиться.

    Из прозаиков люблю Гайто Газданова, Милана Кундеру.

    – Современную российскую литературу читаете?

    – Не очень много. Мне нравится Алексей Иванов. Читал у него «Географ глобус пропил», понравилась и «Общага на крови». Интересные размышления у Евгения Гришковца. Из поэтов люблю Веру Полозкову. Иногда ловлю себя на мысли, как же невероятно сильна женская поэзия. Чего не всегда можно сказать о прозе.

    – Во многих опросниках есть вопрос про пять книг, которые вы бы взяли на необитаемый остров. Ваш выбор?

    – «Чевенгур» Платонова, «Дэниел Мартин» Джона Фаулза. Кстати, с этим писателем мне удалось познакомиться лично незадолго до его смерти. Когда жил в Англии, поехал в музей Фаулза в городке Лайм-Реджис. Сумел допытаться, где он живет, наведался к нему, и он написал: «score well, Alex» (хорошей результативности, Алексей. – «Ведомости. Спорт») на моем экземпляре книги. Также взял бы «Основы житейской мудрости» Шопенгауэра, «Нравственные письма к Луцилию» Сенеки и сборник «Новые стансы к Августе» Бродского.

    Другие материалы в сюжете