Мейнстрим инакомыслящих

В январе 2018 г. Impact Investment Exchange (IIX) Growth Fund, один из фондов, созданных Азиатской биржей социальных проектов, закрыл свою первую сделку по прямым инвестициям. $475 000 вложили в развитие PT Green Enterprises (GEI) – компанию, которая производит масло холодного отжима и другую органическую продукцию из кокосовых орехов в Индонезии. У этого бизнеса есть очевидная социальная составляющая: компания закупает орехи у местных фермеров, помогает им внедрять органические технологии, увеличивать плодородие и снижать количество земель, необходимых под ведение сельского хозяйства. На фабрике в Синабанге на острове Симеулу работает 26 человек, а в течение полутора лет компания планирует создать еще одно производство, наняв 47 человек и наладив связи с 500 местными фермерами.

Биржа работает как посредник между инвесторами и компаниями, рассчитывая привлечь международные капиталы к финансированию социальных предпринимателей в Азии. Пока, правда, собственно биржевые операции – размещение социальных облигаций – проходят в ручном режиме.

У социального предпринимательства появляется все больше инструментов для привлечения финансирования, и интерес владельцев капитала к подобным проектам растет. И это глобальная тенденция.

Мейнстрим инакомыслящих

Социальное предпринимательство зародилось в разных концах света в 1970–1980-х гг., в бывших социалистических странах – в 90-е, а в России – к концу 2000-х. В последнее десятилетие феномен роста интереса к созданию предприятий, построенных на идее решения той или иной социальной проблемы и стремлении изменить мир вокруг себя, даже стали называть мейнстримом инакомыслящих. Само явление задало новый вектор развития для некоммерческого сектора, бизнеса (как для предпринимателей, так и для инвесторов), изменения социальной политики государств. Социальное предпринимательство сегодня изучают в вузах по всему миру – только в Северной Америке более 200 университетов открыли специальные курсы на эту тему. О развитии социального предпринимательства говорят на международных форумах и на совещаниях правительств – все больше стран понимает, что привлечение частного бизнеса в социальную сферу позволяет решать многие проблемы гораздо эффективнее и с точки зрения расходования бюджетных средств, и с точки зрения качества социальных услуг для адресата.

Этим изменениям отношения общества к новому явлению способствовала и активная деятельность фондов и организаций, выбравших своей специализацией развитие социального предпринимательства. Самые известные из них – Фонд Ашока, созданный в 1981 г. Биллом Дрейтоном, его деятельность сейчас охватывает более 60 стран, Фонд Шваба (1998 г.) и Фонд Сколла (1999 г.).

В России развитие сферы шло настолько стремительно, что сейчас для нас актуальны все те же проблемы и вопросы, что обсуждаются и на глобальном уровне, а многие лучшие мировые практики уже внедрены или внедряются.

Страновые особенности

Как ни странно, уровень развитости экономики страны никак не коррелирует с уровнем развития социального предпринимательства, отмечает Екатерина Бесшапошникова, эксперт фонда региональных социальных программ «Наше будущее», специализирующегося на развитии социального предпринимательства в России. Гораздо большее значение имеют ситуация с социальной сферой и наличие острых проблем. В континентальной Европе развитие социального предпринимательства идет от традиций социального государства – люди видят, что не у всех граждан все благополучно, особенно после экономического кризиса. Проекты направлены в основном на создание рабочих мест для длительно безработных, тех, кто не может трудоустроиться из-за низкого уровня образования или инвалидности, на вовлечение в производительную трудовую деятельность детей мигрантов, привыкших жить на субсидии.

В Великобритании государство пришло к необходимости приватизации системы здравоохранения – не стало хватать денег на содержание инфраструктуры того же качества за счет бюджета. И система государственной поддержки социального предпринимательства учитывает эту задачу. «Получить сертификат социального предприятия легче всего проектам в сфере медицины и образования, где рентабельность низкая, и такая правовая форма позволяет легче существовать в британской налоговой реальности», – говорит Бесшапошникова.

Около 70 000 социальных предприятий в Великобритании обеспечивают занятость около 1 млн человек (5,6% от общей занятости). Отдельного закона о социальном предпринимательстве здесь нет, но многие вопросы регулируются законодательно. Так, например, есть Social Value Act: он обязывает при организации госзакупки оценивать ее социальное воздействие на всех этапах – от самого факта закупки до выбора поставщика. Для защиты общества от бизнесменов, мимикрирующих под социальные проекты, специально создана организационно-правовая форма Community Interest Company, в которой с 2005 г. создано 13 000 компаний. Она предусматривает блокировку активов, которые инвестирует в проект общество (например, муниципальное здание). В случае банкротства или закрытия компании частные инвесторы не смогут претендовать на это имущество.

Аутсорсинг социальных услуг также развит в США, Австралии, Канаде. Как и решение проблем местных сообществ за счет местных решений. А для Азии и Африки актуальны проекты в области микрофинансирования и обеспечения доступа к социальным услугам.

Инвестиции и эффект

Системы государственной поддержки тоже разнятся от страны к стране. В Китае, например, подход государства к социальному предпринимательству такой: не помогать и не мешать. Лучшие примеры системных решений, по мнению Бесшапошниковой, – Великобритания и Южная Корея.

В Южной Корее закон о социальном предпринимательстве был принят в 2007 г., закон о кооперации – в 2011 г. Для регистрации в качестве социального и получения доступа к льготам предприятия проходят государственную сертификацию. Требования такие: штат должен быть наполовину сформирован за счет социально незащищенных людей или более 50% услуг должно оказываться этим категориям либо предприятие должно работать в сфере социальной защиты детей, искусства, спорта, сохранения лесов, ухода за детьми и помощи в домашнем хозяйстве (цели, ради которых государство поддерживает социальное предпринимательство, четко обозначены). Также социальное предприятие обязано реинвестировать не менее двух третей прибыли. За несоблюдение предписаний, непредоставление отчетности или неправомерное использование статуса придется заплатить штраф.

Есть специально созданный государственный орган, координирующий поддержку таких предприятий, – Корейское агентство по продвижению социального предпринимательства. Оно, например, проводит конкурсы предпринимателей, консультирует проекты и даже проводит профессиональный коучинг (10% стоимости должно оплатить само предприятие), помогает при выходе на платформы онлайн-торговли и занимается образованием предпринимателей – от общего курса бизнес-администрирования до мини-MBA для руководителей.

В Южной Корее также действует сеть из 21 бизнес-инкубатора (пять из них – в Сеуле), четко прописаны и меры прямой поддержки – от увеличения доли госзакупок до формирования единого стиля и бренда для продукции социальных предпринимателей.

«В странах, где эффективность социальных предприятий с точки зрения «инвестиции – эффект» становится понятна, государства в стимулирующих методах идут от наиболее дешевых к наиболее дорогим», – рассказывает Бесшапошникова.

Преобразующие инвестиции

Эффект от деятельности социальных предпринимателей начинают ценить и инвесторы. В 2009 г. была создана Global Impact Investing Network (GIIN, Глобальная сеть социальных инвесторов), которая сейчас объединяет более 2000 участников. Первой организацией из России, которая в нее вошла, стал фонд «Наше будущее». По данным исследования рынка преобразующих инвестиций, проводимого GIIN, в 2017 г. объем накопленных вложений в социальные предприятия в мире достиг $114 млрд (в 2015 г. было $77 млрд), рынок растет в среднем на 16% ежегодно.

Одна из главных тенденций последних лет – выход на рынок импакт-инвестирования крупных институциональных инвесторов, прежде всего пенсионных фондов, которые всегда отличались консервативным подходом. Средняя рентабельность социальных бизнесов, по данным инвестиционного фонда Willow Investments, – около 5% годовых, что сравнимо со средней доходностью фондов с консервативной стратегией. Исследователи из Уортонской школы бизнеса в США подсчитали, что преобразующие инвестиции дают в долгосрочной перспективе ту же доходность, что и индекс 500 крупнейших компаний (S&P 500).

Рост числа частных инвесторов, желающих системно вкладывать в социальные предприятия, привел к возникновению фондов, которые специализируются исключительно на социальных инвестициях (британские The Foundation for Social Entrepreneurs и Big Society Capital, швейцарский Swiss Investment Fund for Emerging Markets). Этому способствуют два тренда – профессионализация существующих предприятий и появление реально работающих механизмов финансирования таких проектов.

Новые формы финансовой поддержки социальных проектов планируют внедрять на основе мирового опыта и в России. Например, в мире набирают популярность социальные облигации – Social Impact Bonds. Пока их используют в основном для экологических проектов. Особенность этих облигаций – государство обозначает проблему в социальной сфере и устанавливает необходимые KPI при ее решении. Далее представители частного сектора предлагают и реализуют проекты, направленные на разрешение этой проблемы. Те, кто в результате достиг поставленных целевых показателей, получают от государства так называемый гонорар успеха в виде финансирования. «АСИ, ВЭБ и Минэкономразвития России уже заинтересовались этим механизмом», – говорит Светлана Чупшева, генеральный директор АСИ. &

Текст: Варвара Грошева