Родившимся в СССР будет легче перенести пандемический кризис – он имеет схожие черты именно с кризисом 1991 г. Россия тот опыт не просто пережила – он вошел в ее институты и ценности, определил разочарования и приобретения и продолжает оказывать влияние на общественные дискуссии, поведение бизнеса, государственное строительство. Может оказаться, что это прививка от надвигающегося мирового кризиса.
Пандемия стала триггером, но не причиной кризиса. Одна из ключевых причин – в мире накопилось очень много обязательств, экономических, финансовых, социальных, политических, и оплатить их «по-честному» стало невозможно.
Как формировалась молодая рыночная экономика в России – написаны целые библиотеки научной и публицистической литературы. А вот как рушилась поздняя советская – неоправданно мало. Вне обсуждений кризиса советской экономики остался развал крупных экономических структур: отраслевых министерств, больше напоминавших холдинги, инфраструктуры товарных рынков, монополизированной Госснабом, высокоинтегрированной системы организаций внешней торговли, крупнейших госбанков, деливших между собой огромные сферы денежно-кредитного обращения, Госплана, который сегодня правильнее было бы назвать единым маркетинговым центром в экономике, добавим к ним Госкомцен и отраслевые отделы ЦК КПСС.
Большая часть российского крупного и даже среднего бизнеса выросла практически заново. Циклические кризисы переживаются крупными экономическими структурами легче, чем средними и мелкими, – у них больше запас прочности и на выходе из кризиса, они еще и поглощают мелких конкурентов или отбирают у них доли рынка. В системные кризисы все наоборот! Именно крупные структуры разваливаются под напором разнонаправленных сил, и следом мелкие и средние начинают заново собирать осколки больших структур и их рынков.
Можно выделить пять стадий кризиса 1991 г. и по ним определить, где Россия и глобальная экономика находятся в 2020 г.
Первая стадия – перетягивание одеяла
Привычные правила вроде бы соблюдаются, но все крупные и не очень крупные игроки готовятся к переделу активов и начинают медвежью игру на их обесценение. Одним из ключевых активов можно считать будущее – и ближайшее, и отдаленное. Именно этот ресурс в конце советской эпохи был крайне серьезно девальвирован, а Запад смог продать советским гражданам свое представление о нашем будущем за хорошую цену.
В советской экономике обязательства перед будущим не растворились в небытии, но были приобретены кем-то. Госбанки 15 советских республик в 1988–1989 гг. безумно разгоняли эмиссию безналичных денег, чтобы перетянуть на себя долю денежного оборота, руководители шести государственных банков активно «растворяли» долю государства в собственности банков в свою пользу, организации материально-технического снабжения превращались в биржи или торговые дома, переходя в собственность их руководства. Главная приватизация большей части ключевых экономических инфраструктур с разделением их на отдельные организации была произведена до 1991 г. Происходила тотальная инвентаризация ценностей и во всех слоях населения, разрушались мифы, на которых строилась социально-экономическая жизнь в стране. Происходил не только переход прав собственности, но и быстрая фрагментация экономики, разделение на отдельные ячейки, без институтов и инфраструктур.
В сегодняшней мировой экономике обязательства перед будущим воплощены в другие активы – доли в мировом потреблении продукции, управление транснациональными корпорациями, технологические секреты, политические влияния, доступ к рынкам сбыта.
Итак, первый этап кризиса – передел активов. Именно для их приобретения либо захвата начинается большая медвежья игра, направленная на их обесценение – словно на бирже, до определенной точки, когда пора покупать. Если после этого победители смогут обеспечить новый экономический рост, показать его перспективы и не отдать власть, кризис заканчивается. Иначе кризис идет дальше. Это первая точка бифуркации.
В кризис советской экономики играли всем миром, сначала обесценивая, а потом дешево приобретая ее активы. Советские игроки проиграли в 1991 г. более крупным и сильным зарубежным, потому что не смогли обеспечить экономическую стабильность.
Первая точка бифуркации нынешнего глобального кризиса, скорее всего, возникнет, когда Китай или США объявят о сильном росте, а другие страны и компании станут играть на повышение, привлекая инвестиции. Сразу же изменится мифология кризиса, резко сменится драматизация его причин: инвесторы будут обращать внимание на отсутствие в стране или области медицинских рисков для их вложений. В этот момент станет ясно, усилили ли США доминирование – или Китай берет «контрольный пакет». В первом случае глобальный кризис закончится, больше стадий не будет, а во втором – пойдет дальше, как советский.
Вторая стадия – джентльмены перестают быть джентльменами
Кризис не остановился: новые лидеры не могут быстро сформировать новые правила экономического поведения, не способны ни обеспечить экономический рост, ни создать сильные институты. Обязательства пересматриваются и перестают соблюдаться, контроль за исполнением правил ослабевает. Возникает оппортунистическое поведение, которое еще не меняет саму систему правил, но уже искажает правоприменение.
И если на первой стадии одеяло перетягивали, теперь его начинают рвать на части. В России вторая стадия была краткой, с 1991 по 1993 г., конечной точкой игры на понижение стал риск потерять управление ядерным арсеналом СССР.
Вторая точка бифуркации нынешнего кризиса определяется несколькими глобальными рисками: во-первых, как и прежде, утратой целостности военных потенциалов ключевых военно-политических игроков – США, других ядерных стран. Во-вторых, необратимым разрушением активов, ради приобретения которых затеяна игра, – технологических секретов, инфраструктуры рынков, институтов власти.
В России в 1991 г. в экономике не появилось прослойки компаний второго эшелона, увязанных в сбалансированную экономику, и все быстро рассыпалось – до компаний третьего эшелона со слабыми банками, торговыми, страховыми организациями, разорванными технологическими цепочками.
В глобальной экономике удержать ее от перехода на следующую стадию могут сильные китайские и европейские компании, которые потеснят американские транснациональные корпорации. Новые лидеры способны мягко реформировать правила и порядок взаимодействия в экономике и обеспечить переход к ее росту, не меняя принципиально экономической модели. Как в той сказке – победитель дракона сам становится драконом.
Третья стадия – каждый день по новым правилам
«Игра» на предыдущей стадии идет не просто на понижение стоимости активов, но и на понижение значимости прежних правил – вплоть до полного игнорирования их. Средние и слабые компании начинают самоорганизовываться, создавать новые горизонтальные правила взаимодействия, постепенно эти правила становятся и вертикальными тоже. Ужесточаются противоречия между прежними правилами и новыми, начинается рост инфляции денежной и инфляции обязательств, наконец, правила заменяются силой. Из-за отсутствия или слабости обязательств рвутся хозяйственные связи. На третьей стадии кризис еще можно приостановить, но требуется переход от экономического доминирования к экономической деспотии, т. е. к ужесточению правил.
После 1993 г. на постсоветском пространстве пошла игра на повышение стоимости активов и фиксацию прибыли. Для всего мира кризис закончился, поскольку зарубежные игроки приобрели то, что могли и хотели из активов советской экономики, для России начался тяжелый период восстановления и продолжился передел активов.
Третий этап в России растянулся примерно до 1995–1996 гг., когда перешли от ваучерной приватизации к залоговым аукционам, сформировались довольно крупные банки, торговые и страховые компании. На этой стадии все выигравшие начинают заботиться о росте стоимости активов и повышении отдачи от их использования.
Четвертая стадия – борьба за трон
На этой стадии уже многие новые и некоторые бывшие крупные игроки борются друг с другом, но никто из них еще не в состоянии стать главным. Идет активная перестройка хозяйственных связей и системы обязательств. Они формируются медленно, но все быстрее, они становятся все сложнее. Начинается сильный экономический рост, бизнес-империи начинают строить все более долгосрочные стратегии, крупнейшие игроки успевают захватить больше уникальных технологических и политических рынков, получают большее влияние на умы человеческие, от которого потом смогут «отматывать» цепочки удовлетворения потребительского спроса, допуская в них другие бизнесы за плату, т. е. за институциональную ренту.
В современной России эта стадия оказалась смазанной, поскольку сама российская экономика стала полем битвы очень разных крупных мировых игроков, а большая часть выигрышей в этой борьбе доставалась зарубежным бизнес-империям, в которые российский бизнес старался встроиться, отдавая за это значительную долю прибыли и ценные активы, в том числе технологические. В российской исторической перспективе эта стадия кризиса пришлась на вторую половину 1990-х и начало 2000-х. К середине 2000-х Россия сумела вернуться в эту игру только потому, что игроком остался ВПК и в широком смысле «человек с ружьем», взявшие под контроль экспортные отрасли и потом распространившие его на ключевые компетенции других секторов экономики.
Пятая стадия – король родился
На финальной стадии кризис завершается выделением новых лидеров бизнеса, происходит перестройка под него рынков и государства. В России эти процессы длились минимум до 2008 г. Сейчас смысл этапа для России в том, что она одновременно попала в две разные стадии кризисов: по логике внутреннего цикла российская экономика подошла к тому, что иностранцев выдавливают с внутреннего рынка, по логике внешнего российский крупный бизнес ищет достойное место в глобальной экономике. С точки зрения цикла глобального кризиса российский бизнес подвержен тем же рискам глобального передела активов, что и все остальные. Но понимание закономерностей нового кризиса может помочь сориентироваться и сделать правильный выбор не только в стратегии защиты от рисков, но и в экспансии при формировании новых правил на будущих сегментах глобальной экономики.
Время Китая
Игра на понижение стоимости глобальных активов ведется не для того, чтобы их уничтожить, а для их приобретения. И это не просто акции крупнейших компаний, а ключевые компетенции, сферы экономического и политического влияния, контроль за ресурсами интеллектуального развития в мире. Наконец, это валидизация картинки будущего, от которой можно выстраивать новое потребительское поведение и следом – обязательства для его обеспечения.
В послепандемическом мире Китай имеет все шансы начать такую игру раньше всех. Правда, если рост окажется слабым или передел активов затянется, глобальная экономика свалится в системный кризис. Пока же Китай воспринимается не просто как новая сильная экономика, а как страна третьего мира, рискнувшая бросить перчатку коллективному Западу. Если он (Китай) начнет выигрывать в этом противостоянии, то детонируют очень многие риски, связанные с накопленными обидами бедных стран – бывших колоний.
Коллективный Запад слишком долго выстраивал систему обязательств в отношении будущего и слишком хорошо продал их элитам, среднему классу и дружественным странам. Нынешний кризис показал, что на этом рынке такие же огромные пузыри, как и на финансовых. В отличие от Запада Китай вошел в кризис и выходит из него, не изменив ценностной, политической, экономической, религиозной, общественной матрицы, а лидер западного мира – США оказались в разбитом состоянии. Теперь именно Китай может показать панораму привлекательного будущего.
Есть еще несколько стран, сумевших сделать то же самое: Южная Корея, Новая Зеландия, Австралия, но они существенно меньше влияют на общую картину мира.
Авторы — Андрей Блохин, доктор экономических наук, главный научный сотрудник Института народнохозяйственного прогнозирования РАН; Илья Ломакин-Румянцев, директор Центра развития потребительского рынка Московской школы управления «Сколково»; Владимир Вертоградов, преподаватель экономического факультета МГУ