С начала нулевых Кремль сделал ставку на сырьевую ренту, силовиков и узкий круг приближенных лиц, что значительно повлияло на структуру российской экономики. Сегодня она все меньше вписывается в мировые тренды, и 1,8–2,6% (максимум) среднегодового роста ВВП – предел, который при президенте Путине едва ли удастся преодолеть: если не начать структурную перестройку, страна обречена на медленное и уверенное отставание от остального мира, который растет в среднем на 3,5% в год.
В 1999–2008 гг. российский ВВП рос в среднем на 6,9% в год, в 2009–2017 гг. – на 0,7%. Одни экономисты объясняют это затуханием процесса перехода от плановой к рыночной экономике, другие – тем, что потенциал сырьевой модели роста исчерпан, российский нефтегазовый сектор потерял конкурентоспособность. Как бы то ни было, «потенциал восстановительного подъема» в российской экономике «представляется в основном исчерпанным», пишет группа авторов из Высшей школы экономики в аналитическом докладе «Структурные изменения в российской экономике и структурная политика» под руководством Евгения Ясина. Структура российской экономики по современным меркам неконкурентоспособна, заключают авторы. Дело не только в сильной зависимости российского бюджета от мировой конъюнктуры цен на углеводороды, но и в слабом развитии малого и среднего бизнеса, в медленном росте IT-компаний, а также в низкой капитализации научного и образовательного потенциала, наконец, недостаточной ориентированности на социальные нужды и потребности человека.
Все время своего 18-летнего правления Владимир Путин не уставал повторять, что нужно диверсифицировать экономику, повышать конкуренцию, помогать малому бизнесу, развивать медицину и образование и т. д. Экономика при нем действительно структурно серьезно изменилась. Государства в ней становилось все больше, одновременно в 2005–2015 гг. снижалась доля бюджетных секторов, обеспечивающих развитие человеческого капитала: образования (минус 0,8 п. п. до 2,6% ВВП) и здравоохранения (минус 0,6 п. п. до 3,8% ВВП). Сравнение с развитыми странами только подчеркивает, что российское правительство считает эти расходы, видимо, пустой тратой. В 2015 г. доля государственных расходов на образование в ВВП Австралии – 5,2%, Германии – 4,5%, США – 5,6%. Доля бюджетных затрат на здравоохранение в ВВП Австралии – 7,3%, Германии – 7,7%, США – 7,4% (везде прирост – 1–1,2 п. п.). Сравнение со странами с близким уровнем подушевого ВВП – Бразилией, Мексикой, Венгрией, Польшей – облегчения не приносит: в России заметно ниже доля обрабатывающей промышленности, финансов, туризма, строительства и недвижимости, и того же образования, и прочих социальных услуг.
Основной вклад в рост экономики России по-прежнему вносят добывающие секторы, что не новость. Несмотря на все призывы первых лиц развивать высокотехнологичные отрасли и вкладывать в человеческий капитал, последний так и остается «второй нефтью», сырьевой крен лишь усиливается, констатируют авторы доклада.
Такая конфигурация – не случайность, не мистическое сырьевое проклятие, а сознательный выбор правящего класса во главе с Владимиром Путиным, который таким образом решал задачу сохранения и укрепления власти. Не в первый раз власти в России и СССР стоят на развилке: сделать ставку на добычу полезных ископаемых, дающую быстро и много средств и на госбюджет, и на удержание власти, или же вкладываться в развитие нересурсных отраслей, социальных институтов, сервиса, что, правда, несет риски потери власти. Такой выбор стоял в 1960-е с косыгинскими реформами, и с тех пор политический класс раз за разом – исключением были разве что 1990-е – обращается к нефтегазовому крану.
Сегодня российская структурная политика тяготеет к вертикальной модели и преимущественному использованию инструментов бюджетного и квазибюджетного финансирования, говорится в докладе. Круг ее бенефициаров, как правило, весьма узок, констатируют авторы, а достигнутые успехи локальны. Часть этих бенефициаров можно увидеть в санкционном списке западных стран, часть по чекистской традиции держатся в тени, объединяет их воспроизводство деформированной структурной политики. Ее устойчивая специфика, по мнению авторов: превалирование групп интересов, чрезмерная увлеченность инструментами управления госсобственностью, непрозрачность результатов. Мало кто сомневается, что структуру экономики надо менять, авторы доклада предложили перспективные подходы – от диверсификации экспорта до создания условий для формирования новых секторов, необходимых для развития современной экономики. Все это нужно не только для роста ВВП, пишут авторы, но и для улучшения благосостояния граждан.
На словах руководители российского государства пекутся о росте доходов обывателей, в том числе малообеспеченных групп населения. Однако политико-экономические решения показывают, что повышение благосостояния большинства жителей нельзя считать ключевой целью нынешней элиты. Напротив, как отмечал на телеканале «Дождь» экономист Кирилл Тремасов, повышение пенсионного возраста и увеличение НДС означает, что государство сокращает выделение средств в пользу граждан, перераспределяя их в пользу мегапроектов, положительное влияние которых на экономику и рост доходов неочевидно.
Инерционный сценарий в ближайшее время наиболее вероятен. Нынешние власти не считают нынешнюю структуру экономики неэффективной и не намерены от нее отказываться, считает экономист Константин Сонин. Кроме того, переориентирование на отрасли экономики с высокой добавленной стоимостью требует значительного человеческого капитала, а эти отрасли труднее контролировать, чем сырьевые, из них сложнее извлекать статусную ренту.
Попытки изменить нынешнюю структуру экономики чреваты и конфликтами в правящем классе. В элите не привыкли мыслить категориями общего блага и будут упорно бороться за ренту и обеспечивающие ее сырьевые доходы.
