Почему нам не нужна цифровизация «сверху»

Кадровые назначения часто позволяют понять замысел режиссера еще до начала пьесы. Так, в новом правительстве не осталось тех, кто принимал участие в разработке и отвечал за старт программы «Цифровая экономика»: ни вице-премьера Аркадия Дворковича (правда, не то чтобы активного сторонника цифровизации), ни министра связи Николая Никифорова (интересовавшегося больше инфраструктурной частью программы). И наоборот, новый вице-премьер Максим Акимов и новый министр – теперь уже связи и цифрового развития – Константин Носков были погружены в разработку и реализацию программы хоть и на уровень ниже, но более глубоко: один – со стороны аппарата правительства, а другой – со стороны Аналитического центра при правительстве.

Самым же показательным кадровым решением будет обсуждающееся назначение идеолога программы цифровой экономики и негласного лидера Агентства стратегических инициатив Дмитрия Пескова советником президента. Это логично: визионерам самое место в идеологическом органе – в администрации президента, а исполнители должны решать поставленные им задачи, не отвлекаясь на новые сюрреалистические проекты. Тем более что очередной инаугурационный майский указ дает им возможность скорректировать планы реализации программы развития цифровой экономики при переформатировании ее в национальный проект.

Это хороший повод задаться вопросом – насколько государство вообще может повлиять на цифровизацию экономики? Экс-министр Никифоров оценивал объем цифровой экономики за 2017 г. в 4,3 трлн руб., отмечая ее пятикратный рост за последние пять лет. На реализацию же нацпроекта цифровой экономики планируется потратить чуть более 1,3 трлн до 2024 г., т. е. где-то около 250 млрд руб. ежегодно, менее 5% от общего объема цифровой экономики – не так много. Казалось бы, шансов существенно что-то изменить нет. И все-таки государство может оказать значительное влияние на развитие цифровых технологий, если использует энергию трансформации самой экономики.

В жернова цифровой трансформации, через которые уже прошел медиарынок, попадает все больше и больше отраслей. Сегодня мы наблюдаем фантастическое переформатирование финансовой и телекоммуникационной отраслей: финтеховские компании предлагают новые онлайн-сервисы электронных платежей, телекомоператоры начинают предоставлять услуги клининга, а банки создают цифровые платформы для оказания медицинских услуг. Фактически можно говорить о том, что цифровая трансформация сметает «прошлые раздачи со стола», предлагая всем участникам сыграть заново.

Цифровая трансформация ударила и по IT-отрасли, которой отнюдь не сладко в цифровую эпоху. Резкое переформатирование бизнесов привело к тому, что многие разработанные и удачные программные продукты либо перестали удовлетворять изменившимся требованиям заказчиков, либо рынок их потребления стал резко снижаться. Более того, меняется и сам подход к автоматизации предприятий: так называемый архитектурный подход в корпоративном IT уже не удовлетворяет современным требованиям взрывного изменения бизнеса. Еще недавно основной задачей IT была реализация бизнес-целей компании с использованием цифровых технологий. Но в эпоху трансформации перед руководителями IT-служб появились новые задачи – поиск таких решений, которые помогут изменить сам бизнес. Не случайно Минэкономразвития уже рекомендовало госкомпаниям в своих штатных расписаниях предусмотреть новую должность – директор по цифровой трансформации, Chief Digital Officer. В функции такого руководителя на предприятии будет входить организация изменения бизнеса за счет IT и внедрения систем управления знаниями.

Переформатирование цифровых рынков сегодня дает шанс занять свое место молодым компаниям и стартапам, которым раньше было практически невозможно пробиться наверх (за исключением тех, которые использовали административный ресурс). И это основной энергетический источник цифровой трансформации. Трансформирующийся рынок менее инерционен и больше подвержен управляющему воздействию, что как раз и может дать государству возможность оказать существенное влияние на цифровизацию экономики, даже при относительно небольших финансовых ресурсах. Но надо понимать, что такое влияние может не только активизировать, но и дестабилизировать IT-рынок. Самое неэффективное, что можно придумать, – государству пытаться самому инвестировать в разработку цифровых услуг, пусть даже и ради благого дела импортозамещения. Во-первых, потому, что такие инвестиции получают, как правило, госкомпании или компании, аффилированные с властью, которые не умеют создавать конкурентные продукты (и не должны – всегда есть потребность в эксклюзивных нерыночных продуктах, и госкомпании должны эту потребность удовлетворять). И во-вторых, инвестиции в альтернативную государственную разработку подрывают бизнес коммерческих компаний, сужая рынок спроса и разогревая рынок труда.

Да, многие страны поддерживают своих производителей в области цифровых технологий, создавая «чемпионов» на глобальных IT-рынках. Однако поддержка крупных российских IT-компаний должна быть обусловлена и изменением с их стороны. Российская IT-отрасль сегодня, к сожалению, одна из наименее социально-ориентированных и прозрачных отраслей, бизнесу еще предстоит научиться инвестировать в собственные кадры, в научные исследования и образовательные проекты, внедрять в свою деятельность комплаенс. Если государство сможет наладить партнерские отношения с компаниями IT-рынка и облагородить IT-отрасль, оно получит уникальный инструмент для цифровой трансформации всей экономики.

Государству не надо бояться поддерживать частный IT-бизнес, который успешно и на равных конкурирует с западными производителями, там работают те же российские граждане, что и в госкомпаниях. Поддержка уже «выросших» компаний позволит не распылять компетенции в разработке цифровых технологий. Более того, не стоит выдавливать и западных производителей, особенно тех, которые готовы инвестировать в России не только в развитие продаж своих продуктов, но и в разработку и в исследования. Компетенции российских разработчиков и исследователей, работающих на западные компании, легко могут быть конвертированы в собственные продукты, что хорошо демонстрирует политика Китая в области импортозамещения.

Нельзя насильно цифровизировать экономику сверху. Более того, даже рынок стартапов должен формироваться коммерческими, а не правительственными венчурными фондами. Государство должно инвестировать лишь в фундаментальные и футуристические исследования, не имеющие прямого выхода на практику, и желательно в университетах, где учатся будущие лидеры цифровой экономики. В России давно практикуется раздача исследовательских грантов, обуславливаемых требованием будущей коммерциализации. Ничего, кроме имитации развития бизнеса, в этом нет. Как при рождении ребенка важно помогать природе, а не выполнять за нее работу, так и в экономике надо помогать рынку в цифровой трансформации, а не пытаться его трансформировать насильно. Не стоит разогревать рынок, делая ставки на отдельные технологии, пусть и очень распиаренные. И искусственный интеллект, и большие данные, и блокчейн, и машинное обучение – это лишь мейнстримы. Будущие же прорывные технологии еще не имеют названий, они еще только рождаются в исследовательских лабораториях и университетах – вот где их надо поддерживать. И поэтому очень важно национальный проект цифровой экономики скоординировать с проектом развития науки, который согласно майскому указу предполагает «увеличение количества организаций, осуществляющих технологические инновации, до 50% от их общего числа». Спектр технологий настолько широк, что ни одна страна в мире не сможет его полностью закрыть. Но быть среди лидеров можно и нужно, а для этого надо научиться деликатности управления цифровой трансформацией экономики через объединение бизнеса, науки, образования и власти.

Автор — научный руководитель факультета прикладной математики и IT Финансового университета при правительстве России