Красные реки Синьцзяна

Боевые действия в Синьцзяне – уникальный эпизод в отечественной истории: части регулярной Красной армии совместно с бежавшими из Советского Союза белогвардейцами и их потомками воевали против повстанцев-мусульман на стороне официальных китайских властей.

Синьцзян впервые привлек внимание руководителей Советской России еще в начале 1920-х гг.: в 1920 г. провинция приняла несколько тысяч солдат, офицеров и беженцев из армии генерала Александра Дутова, а весной 1921 г., после поражения Западносибирского крестьянского восстания, в Синьцзян прорвалась часть повстанцев.

В конце 20-х – начале 30-х гг. на территории Синьцзяна нашли себе пристанище бежавшие от вызванного коллективизацией голода жители Казахстана. Беспокойство советского руководства вызывало и то, что в северо-западный Китай проникали японские агенты, а новый очаг напряженности на протяженной границе с Синьцзяном заставлял задуматься о предотвращении ситуации, подобной маньчжурской.

Центральные китайские власти мало влияли на ситуацию в отдаленной провинции. Захвативший в апреле 1933 г. власть в Синьцзяне правитель (дубань) Шен Шицай вынужден был ориентироваться в своей политике на северного соседа. Собственные силы были слишком слабы, чтобы справиться с набиравшим силу движением мусульманских народов. Китайские солдаты нередко разбегались под натиском повстанцев. Единственной боеспособной частью армии Шен Шицая был русский полк из бывших белогвардейцев под командованием полковника Павла Папенгута, который не раз наносил поражение превосходящим силам конницы.

В конце 1933 г., когда в Синьцзян вышла 36-я дивизия китайской армии, большую часть солдат которой составляли мусульмане-дунгане, положение дубаня стало критическим. Русский полк при помощи китайских частей с трудом оборонял столицу Синьцзяна Урумчи. 12 января 1934 г. командир 36-й дивизии Ма Чжунъин приступил к его осаде.

Помощь пришла с севера, из СССР, руководство которого получило просьбу дубаня о помощи. В начале 1934 г. группа войск Красной армии с танками, бронемашинами, авиацией и артиллерией вошла на территорию Синьцзяна, замаскированные под русских белогвардейцев красноармейцы и командиры надели погоны. 8–9 февраля части Красной армии, которые для конспирации называли «алтайцами», разгромили 36-ю дивизию и сняли блокаду.

Белые вместе с красными

Об участии в боях советских летчиков рассказал участник событий, впоследствии Герой Советского Союза Федор Полынин: «В Синьцзяне вспыхнула... междуусобная война. Генерал Ма Чжунъин поднял вооруженный мятеж против провинциального правительства... Губернатор провинции Шен Шицай просит о помощи... Подлетая к городу [Урумчи], мы увидели у крепостной стены огромные толпы людей. Позади штурмующей пехоты гарцевали всадники... Снижаемся и поочередно начинаем бросать в гущу мятежников 25-килограммовые осколочные бомбы. Видим, толпа мятежников отхлынула от стены и бросилась бежать. На подступах к крепости отчетливо выделялись на снегу трупы. У самой земли мы сбросили последние бомбы. Мятежники как будто обезумели от внезапного воздушного налета... Вскоре мятеж был подавлен... Губернатор наградил всех советских летчиков, участников боевых действий... (Ф. П. Полынин. Выполняя интернациональный долг // В небе Китая. 1937–1940. М. Наука. 1986. С. 18–21).

После деблокирования Урумчи части Красной армии сражались вместе с бывшими белыми в составе Алтайской добровольческой армии. Тем не менее по согласованию с советским генконсульством Папенгута, занимавшего твердую антисоветскую позицию, расстреляли, его место занял более лояльный Николай Бектеев. Советские части Алтайской добровольческой армии возвратились в конце апреля на родину, в Синьцзяне остался кавалерийский полк численностью около 1000 человек с бронемашинами и артиллерией, а для обучения китайских солдат несколько десятков военных советников, среди которых самыми яркими фигурами были старший военный советник дубаня, известный разведчик Ади Маликов, и будущий маршал бронетанковых войск дважды Герой Советского Союза Павел Рыбалко, получивший псевдоним Фу Цзихуй.

В июне 1934 г. Бектеева назначили командующим Южным фронтом, его помощником – Рыбалко, которого официально называли «русским генералом китайской службы». Военные советники и инструкторы были назначены и в другие части и соединения. Шен Шицай после разгрома 36-й дивизии и ухода ее остатков на юг, в район города Хотан, по совету Маликова намеревался сократить армию в два раза (с 40 000 до 20 000 человек), уволив солдат старше 35 лет и курильщиков опия. Судя по документам Российского государственного военного архива, Маликов был фактическим начальником штаба синьцзянской армии, разрабатывал планы ее реорганизации. Они утверждались не только в Урумчи, но и в разведуправлении РККА. Дубань намеревался переформировать 36-ю дивизию и в качестве бригады ввести ее в состав своей армии. Однако пока сокращение шло, движение в населенных уйгурами и дунганами районах вновь набрало силу. Разведотдел Среднеазиатского ВО в начале декабря 1935 г. сообщал:

«Положение Синьцзяна характеризуется враждебными отношениями двух военных группировок: Урумчинского правительства и 36-й дунганской дивизии, распространяющей свою власть на Хотанский округ... дивизия остается боеспособной и может противостоять силам Урпра (Урумчинского правительства)...

С мая сего года начались переговоры Урпра с дивизией. Они окончились безрезультатно. Дивизия не хочет уступать и продолжает независимое существование. Возможно, дивизия готовится к захвату Кашгарии.

Положение Урпра за 1935 г. заметно укрепилось. Разоренное в результате войны сельское хозяйство восстанавливается, заметно оживление торговли. Благодаря предоставлению политических прав уйгурам, монголам и казахам национальные противоречия ослаблены...

Вместе с тем уйгурское национальное движение усиливается. Идея независимого Уйгуристана продолжает занимать важное место в головах многих уйгурских руководителей...»

Дубинки под портретом Сталина

Положение в северо-западной части Китая оставалось сложным. Это во многом объяснялось действиями новых властей. Объявляя себя поборником принципов советской власти и марксизма, Шен Шицай трактовал их весьма своеобразно. Как сообщал один из военных советников, будущий генерал и Герой Советского Союза Виктор Обухов, «новые власти переняли все худшее из методов старых китайских начальников уездов. Пытки и избиения арестованных с целью добиться признания применяются ими больше, чем прежде. Обычный инвентарь судьи или начальника полиции состоял из ременной плети для битья по щекам, трехгранной палки для битья по бедрам, колотушки для битья по щиколоткам и колодки для зажима ноги, наконец, станка для удержания подозреваемого, вернее, истязаемого при зажатии голеней». Новые хозяева, по свидетельствам советских инструкторов, делали из них предмет наглядной агитации: начальник одного из уездов аккуратно развесил их на стене под знаменами и портретами Сунь Ятсена, Шен Шицая и Сталина. На вопрос советника о предназначении предметов чиновник ответил: «С этим народом без палки никак нельзя». Он лично участвовал в следствии и к старым китайским пыткам добавил собственное изобретение – прибивание за ухо к стене. Даже на зданиях полицейских участков вывески заменялись выкрашенными в красный цвет трехгранными палками.

Недовольством населения против властей воспользовался один из руководителей уйгурской общины – Мамут Сиджан (Сичжан). Сумев с помощью дубаня укрепить свое положение в Кашгарском округе, он вскоре стал тяготиться необходимостью делиться пусть даже небольшой частью своей власти с Урумчи. С середины 1936 г. Мамут Сиджан и его сторонники приступили к агитации в пользу создания независимого уйгурского государства и организации своих сил.

В начале апреля 1937 г. Мамут Сиджан поднял мятеж, который в мае поддержала отправленная на его подавление 36-я дунганская дивизия. 27 мая она заняла Яркенд и вскоре вышла на подступы к Кашгару. Дальнейшие боевые действия, по мнению военных советников, показали «полную никчемность армии дубаня». Слепое подражание советской тактике действий моторизованных соединений в условиях синьцзянского бездорожья потерпело в июле полный крах: китайская «мотопехота» оказалась прикована к грузовикам, которые могли действовать только на немногочисленных дорогах. Население, сочувствовавшее повстанцам, портило дороги и отрезало противника от источников снабжения, озлобленные неудачами китайские солдаты отыгрывались на мирных жителях.

«Киргизы» и «симханцы»

Натиск повстанцев сдерживала авиация с советскими инструкторами. Тихоходные одномоторные самолеты Р-5 оказались действенным средством борьбы против уйгурской и дунганской конницы. Советское руководство было вновь вынуждено рассматривать синьцзянские вопросы и оказать помощь Шен Шицаю. 21 июня 1937 г. по указанию наркомата обороны началась подготовка к походу двух групп, в состав каждой из них входили по два полка (один – Красной армии, второй – НКВД), горная батарея, по роте саперов и связистов. Задача, поставленная этим группам, была секретом для бойцов и большинства командного состава. Официально обе группы выводились к границе для учений. В одном из приказов говорилось: «Погрузка частей, перевозка по железной дороге должны производиться с соблюдением строжайшей секретности. Предупредить весь личный состав, что в письмах не должны быть указаны действия своих частей и подразделений, а также наименования местных населенных пунктов...»

Помимо этого для соблюдения тайны участникам похода предписывалось при отправке писем домой указывать адрес зимних квартир, а не «района учений», письма родственников также ждал долгий путь: они прибывали сначала в места постоянной дислокации и лишь после проверки военной цензурой поступали к адресатам. Для маскировки солдат и командиров переодели. 4 июля 1937 г. командующие группами получили одинаковые телеграммы: «Для частей группы войск в ваше распоряжение направляется обмундирование особого заказа. Указанное обмундирование выдается на руки распоряжением командующего войсками... Не брать с собой снаряжения со звездой и вообще не брать ничего форменного... Обмундирование особого заказа клейм и штампов не имеет, окрашено в разные цвета. Вам надлежит отдать распоряжение, чтобы каждая часть устранила клейма на седлах и сапогах, так как эти вещи не заменяются. На кожаных предметах клейма закрасить чернилами».

«Особое обмундирование» составляли халаты и шапки, впрочем, обувь – ботинки с обмотками и брезентовые сапоги – сохранили прежнюю. Группы получили названия «Ошская» и «Нарынская» – по месту сосредоточения перед походом. 25 июня командиры частей получили наставления и карты Синьцзяна, а уже 9 июля обе группы сделали дневку у границы.

В августе правительственные войска начали при поддержке советской авиации наступление на Марал-Баши, который был взят к 1 сентября, в тот же день восстала и перешла на сторону правительственных войск одна из бригад 36-й дивизии и заняла без боя Кашгар, покинутый полками другой бригады, оставшейся в подчинении своего командования. Как указано в документах, "этому предшествовало движение "симханцев" (Симхан - приграничный поселок на территории Синьцзяна) и "киргиз" на Марал-Баши". Дивизия попыталась еще раз дать бой правительственным войскам, однако 5 сентября ее основные силы были разгромлены в сражении, в котором на стороне правительственных войск участвовало 25 самолетов.

После этого правительственные войска вместе с "киргизами" продвигались без серьезного сопротивления: в тот же день был занят Янги-Гиссар, где сдалось около 3000 чел., на следующий день авиация бомбила Яркенд, гарнизон которого сдался 9 сентября. 10 сентября сдались еще два полка 36-й дивизии. Дивизия распалась на отдельные отряды.

19 октября китайские и советские войска заняли Хотан. Как сообщалось в донесениях, разгром повстанцев «радикально решил дунганский вопрос». "Киргизские" части оставались еще несколько месяцев на территории Синьцзяна для успокоения населения, продолжая ликвидацию остатков повстанческих формирований. Командир группы полковник Николай Норейко 15 декабря 1937 г. писал: "К 5 декабря из 36-й дунганской дивизии убито и взято в плен 5612 человек, ликвидировано из числа взятых в плен 1887. Захвачено 20 орудий, 1 миномет, более 7000 винтовок. Из 6-й уйгурской дивизии убито и взято в плен около 8000 человек, из числа пленных ликвидировано 607".

В январе 1938 г. начался вывод советских войск из Синьцзяна. Тем не менее замначальника управления пограничных и внутренних войск НКВД Николай Кручинкин указывал: "Войска Урумчинского правительства малобоеспособны и не могут самостоятельно противостоять повстанцам. Урпра не способно обеспечить своими силами линию подвоза Хоргос – Урумчи – Хами – Ланьчжоу (по ней в основном поступала советская военная и техническая помощь центральному китайскому правительству). При взаимодействии с нашими частями китайские солдаты ведут себя более смело, к тому же меньше грабят население и не восстанавливают его против себя. Предлагаю после вывода основной части войск дислоцировать в Хами пограничный полк, усилив его авиаэскадрильей и ротой танков БТ". Предложение это было принято.

«Слишком жирно им будет!»

Присутствие советских войск на китайской территории и тесные связи Шен Шицая с СССР не радовали неблагосклонного к коммунистам Чан Кайши, но в этой ситуации ему приходилось смириться: именно Советский Союз оказывал Китаю основную помощь вооружением, боевой техникой, военными материалами и инструкторами.

В сентябре 1938 г. Шен Шицай отправился в Москву, где в Академии им. Фрунзе постигал вершины военной науки его младший брат Шен Шици. Он приехал просить о новых поставках вооружения и боевой техники для своей армии. С собой он привез большое количество различных подарков вроде портрета Сталина из рисовой и маковой соломки и портрета Ворошилова на шелке. Среди подарков были также разнообразные изделия народных промыслов и ювелирные украшения.

В свою очередь, управление внешних связей и управление делами НКО приготовили список подарков для высокопоставленного китайского гостя и его свиты: разного рода оружие, часы и т. д. Однако нарком Клим Ворошилов вычеркнул почти половину и поставил размашистую резолюцию: «Слишком жирно им будет!»

Визитеры этого, разумеется, не знали. Встреча Ворошилова и Шен Шицая, продолжавшаяся несколько часов, потонула в китайских славословиях гостя в адрес советской страны и великих вождей товарищей Сталина и Ворошилова, Красной армии и советской боевой техники в частности. Стенограмма встречи пестрит записями вроде «Шен Шицай встает и крепко обнимает и целует товарища Ворошилова в лоб». Нарком обороны, похоже, к концу встречи не знал, куда деваться от назойливого гостя.

Однако в ходе встречи Шен Шицай заявил: он, дескать, давний поклонник марксизма и стремится перестроить жизнь Синьцзяна на марксистских началах, а кроме того, хочет стать коммунистом, причем вступив не в компартию Китая, а в ВКП(б). После долгих консультаций высших инстанций политбюро решило принять «товарища Шена» в ряды славной партии, взяв с него слово, что свое пребывание в ее рядах он будет скрывать от всех. 29 сентября во время отъезда синьцзянской делегации в помещении для приема высоких гостей замначальника разведывательного управления Красной армии Сергей Гендин вручил в присутствии переводчицы заветный партийный билет Шену Шицаю. Благодарности последнего не было границ, тем более что членство в партии было подкреплено новыми поставками вооружения и военных материалов.

Впрочем, еще в 1933 г. разведотдел штаба САВО отмечал: «Коммунизм Шена Шицая и его искренность сомнительны, скорее всего, они являются дипломатическим ходом».

Тем не менее в г. Хами был построен авиазавод, собиравший из доставленных из СССР деталей истребители И-16, которые затем перегонялись в центр Китая. Завод охранял 171-й отдельный батальон войск НКВД, обмундированный в форму дореволюционного образца. В феврале 1941 г. его перебросили в Синьцзян, где его бойцы и командиры защищали авиазавод и геологические партии, разведывавшие недра северо-западной части Китая. Красноармейцы и командиры батальона носили «форму особо установленного образца» и носили звания, установленные в русской армии. Лейтенанты именовались подпоручиками, а майоры – капитанами. «Старорежимные» чины присвоили даже политическим работникам. Комиссар батальона, полковой комиссар Киселев получил чин полковника.

Некоторые приказы по батальону звучат почти анекдотически: «На политических занятиях в роте групповод поручик Волков, проводя рассказ «Гражданская война и создание Красной армии», не подготовил карту, не указал всех направлений наступления белогвардейцев и интервентов на советскую республику. Кроме этого поручик Волков недостаточно знал места основных побед Красной армии над белогвардейцами, не упомянул о зверином облике белого офицерства и их зверствах по отношению к рабочим и крестьянам».

Задолго до перехода на новую форму одежды в 1943 г. здесь носили не общепринятые в Красной амии «треугольники», «кубики» и «шпалы», а лычки и звездочки на погонах. Поэтому, когда в конце 1943 г. батальон вернули в СССР, его не стали переодевать