Тимур Бекмамбетов: «Голливудское кино – это не американское кино»

Широкая публика открыла для себя Тимура Бекмамбетова в 2004 г. после выхода фильма «Ночной дозор» по фантастическому роману Сергея Лукьяненко. Зрителей, подзабывших, когда они последний раз рвались в кинотеатр на отечественный фильм, набралось 4,3 млн, кассовые сборы в России – на тот момент рекордные – составили $16,2 млн (во всем мире – $33,9). «Дневной дозор» через два года смотрели уже почти 7,5 млн россиян, сборы были в 2 раза выше.

Затем он радовал соотечественников регулярно: «Ирония судьбы. Продолжение», «Елки» количеством уже шесть штук, где он или режиссер, или продюсер; «Выкрутасы», «Горько», «Джентльмены, удачи!» (везде – продюсер) и т. д. Продюсерский портфель Бекмамбетова больше режиссерского, но сам он все же считает себя больше режиссером.

Начинал он с рекламных роликов. Телезрители постарше помнят рекламный сериал (20 клипов с 1992 по 1997 г.) «Всемирная история от банка «Империал». Это было талантливо и необычно – только аудитория особо не задумывалась, кто там режиссер.

Первый полный метр Бекмамбетова-режиссера вышел в 1994 г.: вместе с Геннадием Каюмовым он снял «Пешаварский вальс» о событиях времен афганской войны – восстании советских и афганских военнопленных в лагере моджахедов в пакистанском Бадабере. В 2002 г. с некоторыми изменениями фильм вышел на американский видеорынок под названием «Побег из Афганистана».

Бекмамбетов – единственный российский кинематографист, который добился признания в Голливуде не только как режиссер, но и как продюсер. Первый свой американский фильм «Гладиатрикс» (2001) он снял в России – его пригласил знаменитый продюсер Роджер Корман. А после «Дозоров» в 2005 г. последовало приглашение в Голливуд. Он режиссер блокбастера «Особо опасен» с Анджелиной Джоли и Морганом Фриманом, фильмов «Президент Линкольн: Охотник на вампиров», «Бен Гур», продюсер лент «9», «Аполлон 18», «Фантом», «Убрать из друзей». Как все это удалось? Вот первые два из 10 советов Бекмамбетова «Как закрепиться в Голливуде», опубликованных пять лет назад вместе с его интервью на Slon.ru: «никогда к этому не стремиться, потому что это не может быть целью» и «заниматься только тем, что ты любишь, и получать от этого удовольствие».

Сейчас основатель компании Bazelevs, которая на сайте называет себя одним из лидеров по производству видеорекламы и художественных фильмов, развивает новый формат – screenlife-фильмы. Это кино, часть действия которого происходит на экранах гаджетов. 24 августа в американский прокат выходит фильм Бекмамбетова «Поиск», снятый на этом языке, в России его увидят в сентябре. Еще Бекмамбетов – один из кураторов открытого сценарно-режиссерского конкурса короткометражных фильмов медиалаборатории «Яндекс.Такси». Победители конкурса снимут screenlife-фильмы.

– Режиссер, скорее. Просто от отсутствия другого продюсера становишься продюсером.

– Главная удача – что у меня есть возможность делать, что я хочу. Придумывать проекты и реализовывать их. Пока эта возможность есть, все неудачи временны. А говорить про отдельные проекты сложно, я бы не стал делить их на любимые и нелюбимые.

– Это самый сложный вопрос. Продюсер часто подавляет режиссера. Конечно, внутри часто хочется, чтобы кто-то другой нес продюсерскую ответственность, сохранить свободу режиссера, делать что-то и не думать, как это будет продаваться. Это немного разные профессии – и обе интересные. Всегда есть соблазн показаться слабым и найти себе сильного продюсера, который дал бы возможность немного безответственнее себя вести как режиссер и сделать то, что хочется, не думая о том, как это будет воспринято. Или как это будет превращено в товар или продукт.

Свой в Голливуде

– Просто там производится гораздо больше фильмов и они гораздо дороже стоят. И еще значительная вещь. Голливудское кино – это не американское кино. Это кино, которое делают режиссеры, продюсеры, сценаристы и актеры со всего мира – и мексиканец дель Торо, и норвежцы, британцы, китайцы, кто угодно. Это площадка, на которой люди со всего мира работают с глобальной аудиторией. При этом надо понимать, что американский рынок большой – значительно больше всех остальных, кроме китайского. Соответственно, влияние американского зрителя на кинопроизводство велико. Индустрия подстраивается под требования аудитории, и пока она для половины кинобизнеса американская. Поэтому кино производится во многом в американских традициях.

– Голливуд– это большой мир. Чтобы это понять, нужно представить, как в Москве, Петербурге, Екатеринбурге или Сочи появилась киностудия, куда приезжают творческие кадры со всего мира и есть достаточно инвестиций для того, чтобы они могли реализовывать свои таланты. Затем фильмы на русском языке показываются на фестивалях, страны всего мира переводят их на свои языки и показывают в кинотеатрах. А Константина Хабенского или Данилу Козловского знает каждый подросток, от Никарагуа до Китая. Если мы себе это представим, то поймем, в чем разница.

– Потому что для российского фильма многое нужно было переделывать: в кадре много экранофонии, наполненной текстами. Для российского зрителя это все будет адаптировано и переделано. И если обычно речь идет о переозвучании, то здесь нужно переработать изобразительный ряд, перезаписать экраны.

– Нет. Это все та же история, произошедшая в Калифорнии. Ее можно было адаптировать, но мне кажется, что она понятна всем современным людям и могла случиться где угодно. Это фильм про отца, который не знал, что происходит в виртуальном мире дочери. История о том, что дети прячут свою жизнь в интернете от родителей, а родители хотят знать, что они делают в интернете, сегодня универсальна для любых наций и стран.

Политика как часть жизни и кино

– Не могу сказать, что мешает радикально. Потому что пока происходящее скорее риторика, а не действие. Если говорить про Россию, то я как жил, так и живу, как работал, так и работаю. Мы как выпускали «Елки» каждый год, так и выпускаем. Так что все достаточно стабильно. А что касается США, все, что там пишут в СМИ, мало влияет на умы людей, в последние годы – все меньше и меньше. Люди мало обращают внимания на то, что пишут и говорят в новостях, и живут своей жизнью. Но если это все долго будет продолжаться, то скажется, наверное, в какой-то момент.

– Его больше нет. Нет, к сожалению, сил этим заниматься. Это очень хлопотное дело. Так что он остался хорошим воспоминанием. Увы.

– Впрямую – нет. Разве что фильмом «Профайл». Когда я представлял «Профайл» в Карловых Варах на фестивале, то понял, что с последнего визита прошло больше 25 лет. Теперь я вернулся с фильмом про английского журналиста, пытающегося разобраться в проблемах Востока. И эти проблемы связаны с процессами в Афганистане, Сирии, в том же регионе, что и в фильме «Пешаварский вальс». Это произошло без всякого умысла, просто совпадение. Можно сказать, что произошло возвращение к этой декорации.

– Да. Политика никогда не была моей целью, как и политические высказывания. Это просто часть нашей жизни, и о ней приходится думать как о среде и обстоятельствах, в которых живет герой.

– Да. Так же, как я бы думал о том, каким может быть фильм про ураган или цунами. Это среда, в которой живет герой. Политических или геополитических высказываний у меня нет. И нет никаких намерений влиять на что-то или менять что-то. У меня другая профессия.

Новый год во все времена

– Мне кажется, что фильм «Ирония судьбы» – не советский, а антисоветский. И в современной России, по идее, симпатии к нему должны падать. Хотя бы потому, что герой Яковлева сегодня гораздо симпатичнее героя Мягкова. А почему фильм был и будет популярен? Мне кажется, просто потому, что он – про Новый год. Это один из самых важных праздников в стране, который сложился чудом, волей людей, и он абсолютно отражает суть нашей культуры. Это соединение многих праздников разных наций и религий, сплавленное в понятие «Новый год». В нем есть и идея прощения, отпускания прошлого от иудейского Нового года. Велико влияние Рождества, поэтому в нем так много надежд и рождественской мистики. Есть особенно замечательная для кино вещь – обратный отсчет. Это мощный инструмент рассказа истории.

Плюс в Новый год появляется ощущение большой страны. Фильм «Елки» это явление исследует. Когда во Владивостоке уже вовсю встречают Новый год, в Москве только нарезают салат. Размер страны осознается во времени, а не в пространстве. От одного конца страны до другого четыре часа. Или девять. Когда мы только начинали снимать «Елки», было 11 часов. Одна страна размером в девять часов. Удивительно, что расстояние можно измерять во времени. Мы делаем это только в Новый год и ни в один другой день так не ощущаем размер страны, в которой живем. Конечно, тот, кто летит из Москвы во Владивосток, ощущает. Но все вместе, вся нация не осознает это. Исследование понятия «Новый год» – залог успеха нашего многолетнего проекта «Елки». Он нравится или не нравится, но каждый год 5 млн человек его смотрят и живут с чувством, что если «Елки» появились в кинотеатрах, то Новый год наступил. Этот год не будет исключением.

– Да. Но я сейчас посмотрел назад и вдруг осознал, что еще в рекламной кампании банка «Империал», которую я снимал в 90-е гг., был популярный ролик про графа Суворова и Екатерину, в котором речь тоже шла про рождественскую ночь. Так что с Рождеством и Новым годом у меня особые и давние творческие связи. Просто «Ирония судьбы. Продолжение» стала для меня самым значительным событием как для режиссера. Но если вы вспомните «Дневной дозор», то поймете, что там тоже действие происходит в Новый год. Просто нигде явно про это не говорится.

– Я не переживал, я наблюдал за этим. Это было интересно. Но у меня никогда не было иллюзии, что «Ирония судьбы. Продолжение» сможет затмить «Иронию судьбы». Мы предлагали интерпретацию, так что наш фильм – в большей степени постмодернистское кино. Но без диалога с первым фильмом у нас не было бы и повода для высказывания. Сейчас выросло поколение, которому ближе наш фильм, это уже их «Ирония судьбы». Через 15 лет придет время рассказать эту историю кому-то еще.

– Да. Потому что «Ирония судьбы» – это такая икона, которую люди периодически стараются пересоздать. Просто чтобы понять, что стало с нами со всеми. Это то произведение, по поводу которого хочется высказываться. В титрах у нас было посвящение Эльдару Рязанову и создателям фильма. Так что наш фильм – высказывание наших чувств.

Новый язык кино

– Нет. Это формат, или, если хотите, язык. На нем нами снято уже довольно много фильмов разных жанров – триллеры, хорроры, детективы, комедии и даже классические трагедии.

– По нескольким причинам. Во-первых, из уважения к бренду «Яндекс», который очень значим в русскоязычном мире. Во-вторых, идея медиалаборатории работать с молодыми кинематографистами стратегически близка Bazelevs, мы на протяжении 25 лет открываем новые имена (Дмитрий Киселев, Жора Крыжовников, Лео Габриадзе, Илья Найшуллер). И в-третьих, мы уже пять лет занимаемся разработкой формата screenlife-фильмов, где действие происходит на экранах наших компьютеров. Сценарии, которые мы искали в рамках конкурса, соответствовали требованиям формата этого нового киноязыка.

– Все очень просто. Это истории, которые нельзя рассказать, не показывая экранов героя. Кроме того, это истории про героя, который близок сегодняшнему зрителю. Я не хотел бы раскрывать все подробности, но скажу, что отобранный мною проект «Алиса» (Василисы Кузьминой, выпускницы Щепкинского театрального училища. – «Ведомости») – это история про искусственный интеллект и границы между реальной и виртуальной реальностью, размышляющая над тем, что такое любовь в цифровом мире. Это то, что волнует сегодня миллионы наших зрителей, то, что они хотели бы спросить, но не знают кого.

– Да, потому что стоимость производства screenlife-фильма начинается со стоимости твоего времени. Затрат ведь практически никаких, кроме времени автора. Начинать можно с того, что у тебя есть компьютер, мобильный и друг, с которым ты можешь разыграть историю, записать ее на свой экран, смонтировать и опубликовать в сети. Далее можно как угодно увеличивать первоначальный бюджет. Позвать Владимира Машкова, Ивана Урганта или Дмитрия Нагиева, тогда бюджет screenlife-фильма будет больше... или нет, это уже как вы договоритесь.

– Экран – это наш обычный мир, наша действительность, и очень органично и эффективно для рассказчика показывать его в screenlife-формате. Выглядеть экраны могут по-разному. Возможно, герой перенесется в будущее, где экраны будут находиться уже в нашем сознании, или с ним произойдет что-то еще.

– Конечно, и литература такая есть. Вообще, мне кажется, что экраны – важная часть нашей жизни. Возможно, они даже поменяют архитектуру города. Говорят, что в Корее решили перенести названия улиц и все знаки на асфальт, потому что люди смотрят на телефоны и им удобнее видеть информацию не на стенах домов, а на дороге.

– Нет. Идеи не принадлежат людям. Озарения могут происходить у многих одновременно. Идеи мало что стоят без знания, как их воплотить в жизнь. У нас есть патенты на технологии записи экранов, потому что мы занимаемся помимо создания фильмов и сериалов еще и разработкой программ для создания этих фильмов. Когда мы стали заниматься производством screenlife, то увидели, что не существует необходимого инструментария. Так что приходится придумывать его самим.

Взгляд мастера

– Герой Кости Хабенского был сисадмином, и в «Ночном дозоре» он занимался расследованиями и манипуляциями светлых сил в интернете. Тогда интернет занимал маленькую часть нашей жизни. Если бы я снимал это сегодня, то «Ночной дозор» был бы скорее про социальные сети, чем про улицы Москвы. Так что это фильм 15-летней давности и именно о том мире, в котором разворачиваются события. Это кино не сегодняшнего дня.

– Очень редко – например, случайно в самолете через плечо соседа.

– «Аритмия», конечно же. Это живое высказывание. Мне оно ближе как зрителю, мне с ним комфортнее. Не в том смысле, что в этом фильме счастливый конец, его нет. Но мне было волнительнее смотреть «Аритмию». Как зрителю – не как профессионалу.

– Да. Как профессионалу мне кажется, что я эти фильмы уже когда-то раньше видел. Это не про их качество и темы. Просто сам киноязык такой существует много лет и разные люди снимают такие фильмы. Ничего удивительного для меня не открылось ни в одном, ни в другом.