Антон Малышев: «У нас есть выдающиеся фильмы, но киноиндустрии пока нет»

Кто и по каким мотивам инвестирует в кино в России, рассказывает Антон Малышев
Исполнительный директор Фонда кино Антон Малышев/ М. Стулов/ Ведомости

Пожалуй, никому не нужно объяснять, насколько важно государство для нашей киноиндустрии: в титрах многих отечественных картин указано, что они созданы при поддержке Фонда кино или Министерства культуры. Почти каждый второй фильм, вышедший в прокат в прошлом году, был профинансирован государством, в том числе такие кассовые картины, как «Вий 3D», «Елки 1914», «Горько! 2», «Кухня в Париже», «В спорте только девушки», «Поддубный». Исполнительный директор Фонда кино Антон Малышев рассказал «Ведомостям», почему наши продюсеры снимают много хороших фильмов, но из этого не получается бизнеса.

– Эти большие популярные фильмы поддержаны фондом безвозмездно?

– Несколько лет назад фонд выдавал деньги кинокомпаниям практически безвозмездно, иногда средства выделялись с минимальным процентом возврата. Потом было решено, что эффективнее либо выделять полностью безвозвратные деньги, либо финансировать фильмы на условиях 100%-ного возврата выделенных средств. Возвращенные средства рефинансируются в отрасль. И мы рассчитываем, что за счет этого объем ежегодно выделяемых фондом средств будет постепенно расти. В 2014 г. фонд распределил 3 млрд руб., полученные из федерального бюджета. 1,3 млрд руб. из них кинокомпании получили с условием полного возврата.

Антон Малышев

Исполнительный директор Фонда кино
1979
Родился в Подмосковье. После окончания экономического факультета ВГИКа в 1995 г. начал работать редактором отдела кинопроката АО «Мост-медиа»
2001
Продюсер отдела сериалов и заказных программ ЗАО «НТВ-кино»
2002
Генеральный директор ООО «Кинокомпания «Президент-фильм»
2006
Советник, потом начальник департамента в управлении президента по внутренней политике, помощник полномочного представителя президента в Центральном федеральном округе
2013
Избран исполнительным директором Фонда кино
– Сколько всего денег было потрачено на создание и продвижение в прокате российских фильмов в 2014 г.?

– По нашим оценкам, – 7–8 млрд руб. производственного бюджета и 2 млрд руб. маркетингового бюджета.

– Больше половины этих денег продюсеры получили от Фонда кино. Откуда они взяли остальное?

– Прежде всего это были деньги телеканалов. Продюсеры все чаще продавали права на показ фильма в эфире еще до того, как работа над ним была закончена, и, таким образом, получали дополнительный источник финансирования. Телекомпании часто выступали как сопродюсер или соинвестор крупных картин. Для производства картин использовались кредитные средства и собственные, пусть и небольшие, деньги самих компаний. Привлекались спонсоры и инвесторы.

– Есть ли у нас системные инвесторы в кино?

– Системных инвесторов мы не видим. Кино в России не является бизнесом в классическом понимании. Риски тут очень высоки, и инвесторы просто не могут заложить их в бизнес-модель. По моим ощущениям, всеми, кто инвестирует в кино, движет прежде всего желание сделать вот этот конкретный фильм. И уже потом обсуждается вопрос, кто, сколько заработает на фильме – и заработает ли. Практически все истории – о крупных инвестициях в картины – это истории о личных отношениях, об имидже продюсера и т. д.

– Почему наше кино не бизнес? Рынок проката остается все еще слишком маленьким? Нашим продюсерам не хватает профессионализма? Ими, как вы говорите, руководит желание прежде всего сделать фильм, а не заработать на нем?

– Если брать мировую картинку, то кинобизнес по-настоящему получается только в Голливуде.

– Или в Болливуде.

– Наверное. Хотя в мировом масштабе Индия – это скорее локальный рынок. Действительно, очень часто наши кинокомпании хотят не просто заработать денег, но и сказать фильмом что-то важное. Воспитать подрастающее поколение зрителей. При этом кинокомпании у нас разные. Есть те, кто больше сосредоточен на получении прибыли. И те, кто на получении прибыли сосредоточен в последнюю очередь. И все они делают кино. Даже среди компаний-лидеров продюсеры совершенно разные. И секрет успеха у каждого свой. Есть Тимур Бекмамбетов, который делает франшизу «Елки», потому что он чувствует и понимает такие фильмы. Есть Сергей Сельянов, который, по сути, открыл заново коммерческую анимацию. Хотя сначала снимал большие мультфильмы себе в убыток, а сейчас его «Три богатыря», «Иван Царевич и Серый волк» – это суперплюс по доходам. На каждые новогодние каникулы мы видим его большой мультфильм. Есть Анатолий Максимов, который делает по одной картине в несколько лет, но потом попадает в яблочко, как с «Высоцким». И есть Федор Бондарчук, который, как настоящий мейджор, не только инициирует собственные кинопроекты, но и подхватывает фильмы независимых студий, помогает им деньгами и опытом, делает их большими успешными проектами. В Голливуде таким образом действуют крупнейшие студии, которые мы традиционно и называем мейджорами. Один из последних примеров такого сотрудничества Бондарчука – фильм «Батальон». Так что у каждого лидера своя история.

Давайте представим, что Голливуд – это такой завод Ford, который в автоматическом режиме клепает стандартные модели машин. Мы же чудесно делаем все, что требует ручной работы. У нас есть выдающиеся фильмы, но киноиндустрии пока нет.

– Стремятся ли продюсеры все же перейти к серийному производству и к фабрике грез?

– Думаю, они не готовы. Теоретически все, конечно, стремятся, чтобы наша киноиндустрия стала больше похожа на отрасль и на бизнес. Но это такие декларативные вещи. Я не знаю российского продюсера, который был бы готов поступиться свободой творчества, выбора проектов в обмен на гарантированный бизнес-результат. Среди успешных продюсеров таких нет. И да, нашему кино мешает стать бизнесом то, что у нас элементарно не хватает кинотеатров. 40% жителей страны фактически лишены возможности дойти до кинотеатра – в населенных пунктах, где они проживают, просто нет ни одного кинозала.

– Как технически устроена работа фонда? Что нужно сделать кинокомпании, чтобы ее фильм получил вашу поддержку?

– Подать заявку на участие в наших конкурсах и выиграть их. Всего таких конкурсов четыре: конкурс заявок от так называемых компаний-лидеров на поддержку производства фильма, аналогичный конкурс среди всех остальных кинокомпаний, конкурс на поддержку фильма в прокате и, наконец, конкурс сценариев. Прежде всего в начале года мы определяемся со списком компаний-лидеров. Это крупнейшие кинокомпании в индустрии, которые первыми получают господдержку.

– Списки лидеров составляются уже пять лет. Впервые в них не оказалось кинокомпании «Профит» Игоря Толстунова. Почему компания выпала?

– Крупнейшие компании индустрии определяются по итогам их работы за пять лет. Мы ежегодно составляем рейтинг и начисляем баллы в зависимости от того, сколько зрителей посмотрели фильмы компании в кинотеатрах, какие у них были рейтинги в телеэфире и какие призы на фестивалях получены. К сожалению, фильмы, которые «Профит» выпустил в прошлом году, большого числа зрителей не собрали.

– Почему в списке лидеров «Профит» не заменила другая компания и число лидеров в результате уменьшилось?

– Потому что никто не смог дотянуть. Каждый год, как ни странно, у нас всегда есть такая ступенька в рейтинге кинокомпаний. У двух первых компаний в рейтинге, допустим, по 1000 баллов, у каждой следующей компании все меньше и меньше. И на определенном этапе мы видим четкий разрыв: у одной компании – 500 баллов, а у следующей – уже 250. И здесь список лидеров заканчивается. Это всегда довольно очевидное отсечение.

Члены попечительского совета в этом году снова обсуждали, не стоит ли число лидеров сильно сократить или, наоборот, существенно расширить. Но в итоге все согласились, что лучше пока не менять действующие механизмы и избегать резких телодвижений. В кино и так высокие риски, и добавлять турбулентности, когда экономика страны в кризисе, я бы точно не стал.

В этом году у фонда будет распределено столько же денег, сколько и в 2014 г. Как и в прошлом году, лидеры получат две трети наших средств, 1,9 млрд руб.

– Известно ли уже, какие фильмы фонд профинансирует в этом году?

– Это станет понятно в апреле, пока идет экспертиза. Сбор заявок по первым трем конкурсам закончен, сейчас работают эксперты. Наконец, конкурс по поддержке проката теперь проходит ежеквартально. Раньше это было достаточно странно – для получения такой поддержки продюсеры должны были уже весной сообщить фонду даты выхода картины в прокат, число залов, в которых ее покажут, бюджет рекламной кампании. С этого года конкурс по поддержке проката проходит ежеквартально. Раньше для получения поддержки в прокате продюсеры должны были уже весной сообщить фонду даты релизов картин, при этом сам фильм мог выходить в прокат только через девять месяцев.

Мы рассчитываем, что за март-апрель эксперты успеют ознакомиться со всеми заявками на поддержку производства картин. 27 марта состоялась защита проектов кинокомпаний-лидеров, в апреле мы проведем открытую защиту проектов иных кинокомпаний, а в мае уже подпишем контракты с победителями.

– Получается, как инвестор вы входите в кинопроекты на всех этапах: начинаете как венчурный фонд и вкладываетесь в сценарии, а завершаете буквально выходом на IPO, т. е. поддержкой в прокате.

– Наверное, можно и так сказать (смеется). Если у вас есть хорошая идея, синопсис, то вы можете податься на сценарный конкурс. В этом году заявки по сценариям можно подать по 10 заранее объявленным нами темам, и победители получат по 1 млн руб. на написание сценария.

Мы проводим такой конкурс второй раз, в прошлом году мы профинансировали работу над 22 сценариями, правами на которые теперь владеет Фонд кино. Из них восемь сценариев у нас уже выкупили. И прежде всего за счет этих средств мы и объявили сценарный конкурс в этом году.

А если у вас есть хороший сценарий, но проект, скажем, недостаточно хорошо упакован, нужны дополнительные инвестиции, дополнительный кастинг и поездки по локациям и т. д., вы можете рассчитывать на поддержку проекта на стадии разработки и получить до 10 млн руб. Это новинка этого года. Мы видим, что многие продюсеры месяцами не могут выйти именно из этой стадии, которая для масштабных фильмов требует существенных затрат.

Далее мы даем деньги уже на производство и отдельно – на прокат. Так что у любого проекта, который имеет зрительский потенциал, есть возможность получить поддержку на любом этапе.

– Наблюдаете ли вы рост заявок от продюсеров на получение денег из фонда?

– В этом году мы получили более 170 заявок на общую сумму более 10 млрд руб. Естественно, конкуренция между проектами очень высокая. Ведь из-за кризиса поддержка киноиндустрии по другим направлениям – со стороны инвесторов, телеканалов – в этом году резко сократилась.

– Раньше господдержкой массового кино занималось Министерство культуры: оно также проводило конкурсы между кинокомпаниями на финансирование проектов. Но пять лет назад правительство согласилось с заявлениями продюсеров, что чиновники по определению не способны решать, на какие фильмы можно потратить деньги действительно эффективно. Поддержку передали фонду, и первые пару лет все деньги делились между крупнейшими кинокомпаниями, которые сами и определяли, как их тратить. Но потом постепенно фактически вернулись к прежней схеме: теперь фонд отбирает по конкурсу заявки кинокомпаний и решает, какие фильмы финансировать.

– Распределение денег через фонд – это как раз тот случай, когда отрасль сама определяет, кому и какие деньги выделять.

В фонде существует два уровня экспертизы и принятия решений. Первый – это сценарная группа и экспертный совет. Составы советов формируются по опросам кинокомпаний. Мы спрашиваем: «Кому бы вы могли доверить оценку своего проекта? К чьему мнению вы готовы прислушаться?» В этом году в них входят кинорежиссер Владимир Хотиненко, Жора Крыжовников, режиссер культовых фильмов «Горько!» и «Горько! 2», сценарист самого кассового российского фильма «Сталинград» Илья Тилькин, генеральный директор ТНТ Игорь Мишин и другие представители отрасли. Чиновников среди этих экспертов нет. Второй этап – это попечительский совет, который возглавляет советник президента России Владимир Толстой. Туда входят сотрудники правительства России, администрации президента, Минфина, Минэкономразвития, Минкультуры, а также представители отрасли: Олег Добродеев, Карен Шахназаров, Никита Михалков, Алексей Попогребский, Станислав Говорухин, который к тому же является председателем комитета Государственной думы по культуре.

По сути, решение принимается отраслью, только, грубо говоря, всей отраслью, а не отдельным продюсером. Схема поддержки поменялась по понятным причинам. Человеческий фактор – даже самые великие продюсеры – они люди все равно. Ведь иногда замыливается глаз. Иногда ты больше веришь в какой-то проект, чем он того заслуживает. Получить внешнюю профессиональную оценку как минимум не вредно никому.

Кроме того, в 2013 г. правительство поставило перед фондом новую задачу – увеличить число зрителей российских фильмов в кинотеатрах. Хотя изначально такой задачи у фонда не было. Прежде мы финансировали все, что интересно самим кинокомпаниям: экспериментальные, фестивальные картины, совместные проекты по производству с другими странами. Теперь мы сосредоточены на фильмах, которые способны привести зрителей в кинотеатры.

– И не важно, какой это фильм – комедия или история военной победы России?

– Невозможно поддержать 152 комедии и рассчитывать, что все их посмотрят. Зритель все-таки любит разнообразное меню, и его вкусы усложняются с каждым годом. Есть картины, которые еще недавно невозможно было представить в широком прокате, а сейчас они там есть. К примеру, такие мощные авторские высказывания, как «Трудно быть богом» и «Солнечный удар», собирают заметное количество зрителей. Раньше я бы ушам не поверил, расскажи мне кто-то, что «Трудно быть богом» соберет 50 млн руб. в кинотеатрах.

И мы видим, что растет интерес ко всему русскому кино, а не только к блокбастерам.

Смотрите: в 2013 г. доля отечественных картин в общей кинокассе России выросла до 18%. Но этот рост обеспечили фильмы-события – «Сталинград», «Легенда № 17», «Елки 3» с их миллиардными сборами. А в прошлом году был только один российский фильм с миллиардной кассой – «Вий». Но при этом доля все равно превысила 18%. Произошло это благодаря тому, что появилось больше наших фильмов со средним уровнем сборов. Само число российских картин в прокате тоже выросло – с 64 в 2013 г. до 82 в прошлом году.

Люди массово пошли на российские фильмы, потому что в 2013 г. произошел определенный перелом в восприятии нашего кино. Я очень хорошо помню, как люди выходили с фильма «Метро» и говорили: «Ммм... хорошее кино, даже не скажешь, что наши сняли». Потом пошла «Легенда № 17», потом «Сталинград», «Горько!». В прошлом году мы, возможно, видели такой продленный эффект.

Конечно, и среднее качество фильмов растет. Может, конечно, и сами продюсеры наконец повернулись лицом к зрителям, уже поняли, что для самих себя снимать невозможно.

Что будет происходить в этом году – посмотрим.

– Тогда как эффективнее распределять деньги – делать ставку на фильмы-события и финансировать в первую очередь их? А таких проектов по определению не будет много, и каждый из них очень ресурсоемкий. Или наоборот – финансировать сразу 15 проектов на средние суммы и рассчитывать, что 10 из них обязательно выстрелят и сделают общую долю русского кино?

– В истории СССР был уже период малокартинья, когда снимали по 10–15 фильмов в год. Я считаю, что надо финансировать по всему спектру – от комедий до фильмов – событий национального масштаба.

– Но денег в фонде ограниченное количество.

– Да, в этом и состоит эквилибристика. В любом случае кино не только бизнес, кино – это еще и творчество. Невозможно заставить творческого человека обязательно вымучивать из себя фильм-событие. Если есть хорошая жанровая история – мелодрама, ужасы, фантастика, – надо пробовать и делать. А зритель нас поправит, если переусердствуем.

Выходит, например, подряд три или четыре комедии. И видно, что первая собрала, а последующие кассу недобирают, хотя качество у них не ниже. Получается, у нас есть определенное количество зрителей, которые предпочитают этот жанр, – около 3 млн человек, но они не готовы смотреть каждую неделю новую русскую комедию. Устают.

Кинодинастия

Антон Малышев – сын Владимира Малышева, ректора Всероссийского государственного университета кинематографии им. С. А. Герасимова (ВГИК). Он возглавляет этот университет с 2007 г. Сам Антон окончил экономический факультет ВГИКа. До того как стать чиновником, продюсировал фильмы – художественные и документальные.

– Качество наших фильмов, как вы говорите, растет. Следует за этим и рост интереса инвесторов?

– Ситуация меняется, но медленно. И кризис тут вряд ли будет способствовать дополнительному интересу инвесторов к кино. Сложно все. По открытым данным получается, что из 65–80 картин, которые ежегодно выходят в прокат, отбивают за счет сборов в кинотеатрах всего около пяти. И если мы не берем в расчет фильм «Горько!», который при минимальном бюджете собрал очень хорошую кассу, эта прибыль чаще всего крайне невелика.

Практически все наши картины ориентированы на то, чтобы вернуть деньги исключительно за счет внутреннего рынка, что на данный момент представляется крайне маловероятным. Для отдельных фильмов это возможно, для проката в целом – нет. И все же российское кино постепенно нащупывает свою дорогу в мировой киноиндустрии, как мне кажется. С прошлого года на всех крупных международных выставках присутствует наш стенд Russian Cinema, созданный при поддержке Министерства культуры. Он нужен для того, чтобы системно продвигать наши фильмы за рубежом. Мы работаем с каждым конкретным фильмом – следим за его прокатом, анализируем, чем обоснован успех или неуспех. Активно работаем с русской анимацией, международный потенциал которой огромен. В результате в прошлом году международные продажи прав на отечественные фильмы только по линии Russian Cinema превысили 400 млн руб.

– Почему наша киноиндустрия не загнулась до сих пор? С таким-то количеством финансовых неудач?

– Индустрия «не загнулась», потому что даже в самые голодные 90-е годы государство находило деньги, чтобы помогать делать отечественное кино. Государство каждый год тратило деньги, чтобы фильмы снимались и люди оставались в профессии.

– Получается, что это государство у нас такой системный даже не инвестор, а спонсор кино.

– Это не уникальная ситуация в мире. Во многих европейских странах государство тем или иным образом помогает кинопроизводству. И мы по сравнению с ними тратим не такие уж большие деньги. Насколько я помню, Франция каждый год тратит на поддержку кино несколько сотен миллионов евро.

Мы работаем в условиях открытого рынка. В наших кинотеатрах ежегодно выходит около 100 блокбастеров больших голливудских студий и порядка 500 картин независимых западных кинокомпаний. У многих блокбастеров производственный и маркетинговый бюджет больше, чем весь размер нашей государственной поддержки.

Поэтому странно было бы, если бы каждый проект у нас выходил в прибыль. То, что мы находимся в прокате и держим долю в 18% и больше, – это уже неплохой результат.

Важно понимать, что это среднегодовая доля. К примеру, в I квартале этого года на российские картины приходилось больше 28% от общего числа проданных билетов в кино в России. Число наших картин в прокате выросло до 40, что на 70% больше, чем в I квартале 2013 г.

– То есть индустрия убыточна, потому что нам мешает Голливуд?

– В том числе. Наша индустрия была суперприбыльна в советское время и стояла на 2-м или 3-м месте по отчислениям в бюджет после водки и оружия. Если мы снова закроем рынок от иностранных картин, у нас все чудесно будет, ведь делаем мы достойные картины. А так мы выживаем в тех условиях, в которых выживаем.

– Но ведь зритель голосует рублем, какой фильм ему смотреть. Отечественные и голливудские фильмы идут в одних и тех же кинотеатрах по всей стране. Почему это изначально проигранная конкуренция?

– Чтобы вы пошли в кинотеатр на качественный российский фильм, вы должны как минимум о нем знать. Вам об этом должны рассказать в рекламе, которая должна идти по телевизору и которая стоит немалых денег. Шансов на то, что вы увидите рекламу американских фильмов, гораздо больше. Понятно, что с нашими производственными бюджетами создать сравнимый с Голливудом по качеству аттракцион крайне маловероятно.

Также не надо забывать, что с распадом Союза в течение 10–15 лет массового российского кино в кинотеатрах почти не было. Выросло целое поколение зрителей, которое отечественных картин в кинотеатрах и не видело. Чтобы вернуть привычку к нашему кино, понадобится много времени.

– Почему же нашего кино не было в кинотеатрах? К примеру, в 2004–2008 гг. именно отечественные кинофильмы – «Дозоры», «Ирония судьбы. Продолжение», «9 рота» – стабильно становились лидерами национального проката?

– Одна картина в год привычку не выработает. Зритель, которому 25–35 лет, начал ходить в кино в 90-е. Советское кино он уже не застал, а качественных российских картин в кинотеатрах еще не было. Я уже не говорю про анимацию, которая в значительной степени формирует вкус зрителя, программирует его предпочтения. А ребенок, выросший на продукции Disney, – это изначально голливудский кинозритель.

– Видите ли вы необходимость государству переходить постепенно от роли спонсора к роли инвестора? В частности, увеличивать объем денег, которые выделяются продюсерам на возвратной основе?

– Впервые средства на условиях 100%-ного возврата были выделены продюсерам в 2013 г. Тогда возвратной была четверть от всех денег фонда. В прошлом году их доля достигла 40%. И число заявок на такие деньги растет. С другой стороны, этот инструмент подходит не всем проектам. Он хорош, когда фильм практически закончен. Продюсеры используют его вместо банковского кредита. При получении денег у фонда нет необходимости вносить залог, платить проценты, гораздо проще и понятнее процедура получения денег.

Вместе с тем не только продюсерам, но и нам самим нужно трезво оценивать возможности конкретных проектов. Иначе мы завалим отрасль плохими долгами. Продюсеры – люди рисковые, порой переоценивают свои возможности.

– Фонд ведь уже столкнулся с ситуациями, когда продюсеры не вернули деньги в положенный срок.

– Это не массовое явление. На данный момент у нас проблема с возвратом денег по пяти проектам. По части из них мы обратились в суд, но в итоге по всем случаям были подписаны мировые соглашения: компании обязались осуществить возврат денежных средств по определенному графику. По объему средств это около 19% от тех денег, которые продюсеры взяли и к сегодняшнему моменту уже должны были вернуть.

– То есть пятая часть суммы. Получается довольно много.

– Все-таки надо учитывать, что основная часть возвратов денег приходится на вторую половину 2015 г., 2016 г. и 2017 г. Мы выделили средства на производство, и фильм должен выйти в прокат только через два года – кинокомпания возвращает деньги только тогда, не раньше. По сути, 19% – это всего пять проектов с относительно небольшим финансированием. И по каждому из них мы понимаем, почему возникла проблема.

– Почему?

– К примеру, продюсер переоценил потенциал зрительского проекта: рассчитывал собрать в 10 раз больше, чем получилось по факту.

– И он убедил в таком высоком потенциале экспертов фонда.

– Да, у него действительно были основания для такой оценки фильма – солидный производственный бюджет, информационная поддержка федерального телеканала и т. д. Но вот зритель не поверил и не пошел.

У другого проекта сдвинулась дата релиза после того, как фильм лишился основного инвестора. А в договоре с фондом закреплена конкретная дата проката, и к ней привязана дата возврата денег.

Наконец, есть ситуация, когда фильм собрал в прокате достойную кассу, но продюсер так и не получил деньги от прокатчика – они спорят о размере потраченного рекламного бюджета. Но все вводные по этим проектам не предполагали подобных проблем, и эксперты по ним проголосовали положительно.

– Насколько личные пристрастия сотрудников фонда, в том числе ваши, сказываются на результатах отбора заявок на конкурсах?

– Фонд – оператор конкурсной процедуры. Лично я как исполнительный директор фонда не принимаю решения: этот фильм поддержать, а этот – нет.

– И у вас нет совсем никакой возможности повлиять на это решение?

– Заставить 20 экспертов проголосовать за фильм, который им не нравится и в который они не верят? Маловероятно. Я прежде работал в экспертной комиссии фонда по детскому кино, и я хорошо помню свою попытку поддержать один из проектов, который мне нравился, а остальным – нет. Ничего у меня не получилось.

– То есть история из фильма «12», где одному присяжному удалось переубедить всех остальных, тут не повторилась?

– Нет (смеется). Я могу, условно говоря, повлиять на решение попечительского совета фонда, куда я вхожу. Но у меня там всего один голос.

– Есть ли у вас желание влиять на такие решения?

– Эксперты же не просто так не поддерживают какой-то фильм. Это видно даже по процедуре очной защиты проектов, так называемым питчингам, которые мы ввели с 2013 г.

– То есть решение экспертного совета никогда не вызывало у вас удивления или сомнений?

– Я, по крайней мере, всегда улавливаю в них логику. Я могу с чем-то не соглашаться, но логику улавливаю точно.

– Зачем ввели очную защиту проектов?

– Питчинг – это презентация проектов всей отрасли – от прокатчиков до телеканалов. Это публичная процедура, она транслируется по интернету, каждый желающий может посмотреть ее.

Также питчинг – это повышение квалификации самих продюсеров. Выступать перед аудиторией даже самым именитым нашим продюсерам было сначала непросто. Многих это мобилизует. И такой навык презентации потом не теряется, что важно при общении с инвесторами, например.

Кроме того, кино любят и хорошо в нем разбираются очень многие люди в нашей стране.

– И все эти многие точно знают, как именно нужно снимать фильмы.

– Да. В том числе любят и разбираются в кино люди, занимающие весьма ответственные должности. Так что питчинг также ликвидирует институт лоббизма и позвоночного права. Если проект слабый и не тянет, то это сразу видно. После неудачной защиты мало кто настаивает на финансировании.

– Питчинги этого года закончились буквально на прошлой неделе. Что интересного представили кинокомпании?

– В первую очередь это, конечно, будущие фильмы-события, масштабные проекты – «Викинг» Анатолия Максимова, «Дуэлянт» Александра Роднянского, «Движение вверх» Леонида Верещагина. Показали лидеры и очень интересные экспериментальные проекты. Например, Тимур Бекмамбетов работает над фильмом «Волшебник ОС», весь сюжет которого разворачивается на экране планшета. А Сергей Сельянов собирается выпустить в массовый прокат сразу два проекта режиссеров-дебютантов.

– Судя по заявлениям чиновников, государство и до кризиса не было готово увеличивать поддержку киноиндустрии из бюджета. Частные инвестиции также не растут, а из-за кризиса серьезно сократятся. Число качественных проектов постоянно увеличивается, соответственно, и растут потребности продюсеров в финансировании. Тогда чем еще можно поддержать индустрию – ограничениями на показ голливудского кино?

– Дискуссия вокруг квотирования очень неоднозначная. Пока разговоры о квотах носят чисто теоретический характер. Если прописать в законе, что кинотеатры не менее 20%, например, сеансов должны отдавать отечественным фильмам, то я такие меры поддерживаю. Ведь рынок и так близок к этой цифре, и такая норма его не деформирует. А вот разговоры о том, что давайте отдадим все 80% сеансов под наши фильмы, опасны. Кинотеатры – одна из важнейших частей индустрии, и если навредить им таким образом, то это скажется на прокате самих российских картин.

– Если рынок и так близок к показателю в 20% сеансов с отечественными картинами, зачем это регулировать административно?

– Как сейчас выглядит ситуация: я – кинотеатр, я могу поставить американский фильм с его масштабной рекламной поддержкой, его многомиллионным бюджетом, который гарантирует зрителям аттракцион, его звездами, в раскрутку которых десятилетиями вкладывались миллионы долларов. А еще можно поставить какое-то русское кино. Пусть оно качественно сделано, но гарантирует мне заработок в гораздо меньшей степени.

Какая у меня должна быть мотивация, чтобы я хотя бы пробовал с этим отечественным фильмом работать? Попробовал дополнительно его продвигать, поработать со зрителем, поставить его постер на самое видное место? Да нет у меня для этого никакой мотивации, кроме чувства гражданского самосознания. И я не беру эти слова в кавычки. Действительно, многие директора кинотеатров так считают: «Я гражданин Российской Федерации. Российские кино должно быть».

Зафиксированный объем квоты в 20% заставит кинотеатры более плотно работать с русским кино, заранее следить, какие фильмы выходят, и, может быть, даже входить в проекты как сопродюсер.

И такая норма стала бы для кинотеатров хорошим поводом отбиться от голливудских пакетов. Сейчас прокатчик, условно говоря, приходит и говорит: если сейчас не поставишь этот голливудский фильм максимально широким экраном, то следующих «Трансформеров» не получишь. Получается такое массированное давление. С квотами кинотеатрам будет проще не идти на такие компромиссы.

Опять же, мы уже говорили про автомобильные заводы. Мне вот опыт завода Ford во Всеволожске очень нравится – западный производитель собирает машины в России. Я надеюсь, что мягкими или жесткими ограничениями для Голливуда мы сможем стимулировать производство иностранными студиями фильмов в России. Посмотрим на Францию. Доля национальных фильмов – 30–40%. Но что это за фильмы? Возьмем, к примеру, «Люси». Фильм снят на английском языке с американской кинозвездой, но формально французы его считают своим.

– Если это так всем выгодно, почему продюсеры каждый раз буквально встают на дыбы, как только речь заходит о квотах и раз за разом повторяют: нет, нет, нет?

– Во-первых, никто не верит в разумность принимаемых государством решений. Кинокомпании боятся, что норма будет принята без нормального обсуждения с отраслью и сразу по максимуму, т. е. 80% сеансов под отечественные картины. И это приведет к закрытию кинотеатров. Во-вторых, любой продюсер, который сейчас встанет из окопа и скажет: «Я за квоты», гарантированно получит проблемы с прокатом своих фильмов в наших кинотеатрах, которые этих ограничений, мягко скажем, опасаются.

– Интересно, как поменялась ваша точка зрения на квоты, – пару лет назад вы говорили, что такие ограничения не нужны и не будут эффективны.

– Я и сейчас не говорю: «Давайте вводить ограничения немедленно». Постоянная смена правил игры, даже если новые правила абсолютно верные, идет во вред киноотрасли. Сейчас и так непростая экономическая ситуация. На мой взгляд, необходимо хотя бы на год ввести мораторий на любые новые нормы. Так что хотел бы повторить: разговоры о квотах сейчас больше теоретические.

– Фонд кино – это чисто финансовая организация или все-таки у вас есть и идеологические функции? Ждет ли государство, что вы будете поддерживать прежде всего правильные фильмы с правильными идеями о великой стране и ее героях?

– Четкая идеологическая задача попечительским советом перед фондом не ставилась.

– И все же есть принцип поддержки отрасли, повторяемый министром культуры Владимиром Мединским: «Раз мы вам даем деньги, то вы должны снимать кино в интересах государства». Следит ли фонд за правильностью содержания финансируемых фильмов?

– Если картина обладает зрительским потенциалом и помимо этого говорит зрителю про хорошее, доброе, вечное, положительно влияет на подрастающее поколение, то такой фильм, конечно, нужно поддерживать.

– Такие же вечные, как темы сценарного конкурса в этом году? О дружбе народов, о людях трудовых профессий, о выдающихся советских и российских ученых, о легендарных спортсменах. Простите, но темы же нафталиновые: будто список пролежал под скатертью где-то в кабинете чиновника лет 30 – и вот его вытащили снова на свет. Как будто в жизни страны за это время ничего не случилось.

– Ну почему же – в списке есть тема про путч 1991 г., Крым в истории России. И все эти темы довольно широко сформулированы. О дружбе народов можно снять много разных фильмов. Можно снять мелодраму «Любовь с акцентом» или комедию «ЧБ», а можно драму, условно «Дорогу на Берлин».

Кроме того, никто же не говорит, что фильмы нужно снимать только на эти темы. Ведь кинокомпании сами заказывают множество сценариев.

За год у фонда выкупили треть написанных по нашему заказу сценариев. Хотя темы в прошлом году были похожие. Вот сейчас продюсеры, я знаю, ищут сценарии, чтобы снять фильм о Крыме. И у нас есть такая тема.

– Конечно, продюсеры хотят снять фильм о Крыме. Потому что они сразу получат под него госфинансирование.

– Пусть получат. Что в этом плохого?

– Для чиновников ничего плохого. Такую спецоперацию, безусловно, нужно оправдать.

– Осмыслить точно надо. И если сделать талантливое кино, то зрители на него пойдут, потому что вопрос касается многих, всю страну касается. Но готовых хороших сценариев про Крым пока нет.

Я знаю одно – наши американские коллеги снимают кино по любой теме. Надо кино про Украину – снимут за год и покажут, как демократию на майдане защищали. Вот и нам надо тренироваться. Индустрия так устроена: продюсер формирует тему, сценарист и режиссер должны ее профессионально исполнить. Мы вот тоже формируем темы.

И, может, у какого-то продюсера есть огромное желание снять ленту о Крыме. А ресурсов на разработку не хватает – ни финансовых, ни человеческих, так как у него уже запущено несколько проектов. Получается, он сэкономит массу времени и усилий, если сразу получит готовый сценарий и начнет снимать. Так что если у фонда будут готовые сценарии на актуальные темы, продюсерам будет легче отзываться на требования зрителя и времени.