Как Кирилл Серебренников водит экскурсии по Пречистенке

В новом променад-спектакле зрители ходят по маршруту разрешенной прогулки режиссера и чувствуют себя отчасти под домашним арестом
1000 шагов с Серебренниковым
1000 шагов с Серебренниковым / МХТ

Журналист и режиссер Михаил Зыгарь и продюсер Карен Шаинян объявили старт проекта «Мобильный художественный театр». Первая премьера – спектакль-путешествие «1000 шагов с Кириллом Серебренниковым». Лидер «Гоголь-центра» уже больше года живет под домашним арестом; раз в день ему можно выходить на прогулку – но только по утвержденному маршруту в районе Пречистенки. Этот маршрут и предстоит повторить зрителям спектакля: так они смогут хоть отчасти пережить повседневный опыт арестованного режиссера. Участники экскурсии собираются в ресторане «Воронеж», надевают наушники и пластмассовые браслеты на лодыжки – вместо электронных, которые положено носить домашним арестантам (так было на первых показах – скоро спектакль можно будет услышать, просто скачав приложение). В наушниках звучит голос Серебренникова: если не считать каких-то старых записей, сейчас его можно услышать только здесь и в зале суда. За полтора часа прогулки режиссер берется рассказать абсолютно все, что он знает о районе и его знаменитых обитателях.

Серебренников отлично разбирается в истории культуры – не хуже, чем в современном искусстве (в широком смысле), которое для него далеко не ограничивается театром. Причем, рассуждая о кино, литературе, музыке, он никогда не повторяет общих мест: этим индивидуальным подходом к классике он во многом и заработал имидж «эпатажного режиссера», который не вполне соответствует истине.

Коллективное знание о культуре для Серебренникова почти всегда ошибочно. В 2013 г. вышел его мемориальный спектакль к юбилею Станиславского. Проект назывался «Вне системы» – в пику каноническому представлению об основателе Художественного театра. А три года назад он поставил в «Гоголь-центре» поэму Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» – книгу, над которой все зевали в школе и которую никто потом не перечитывает: даже филологи почти ничего про нее не пишут. Серебренников полностью реабилитировал поэта: оказалось, это, что называется, про сегодня. К тому же режиссер увидел, что стихи Некрасова на удивление пластичны и можно произносить их десятками разных способов – как бытовой диалог, как ораторию, как рэп, как частушку.

В экскурсии по Пречистенке и окрестностям заметно то же личное отношение – и к месту, и к населявшим его людям. Тургенев, Пастернак, Булгаков, Есенин, Айседора Дункан, архитектор Шехтель для Серебренникова скорее соседи, чем персонажи толстых энциклопедий. Иногда рассказчик старается отменить историческую несправедливость. Скажем, институт Сербского – цитадель советской карательной психиатрии – носит имя психиатра, который на рубеже веков боролся за гуманное отношение к душевнобольным: теперь его фамилия ассоциируется с репрессиями. Сама Пречистенка – с ее необычной для Москвы концентрацией модерна, чудом сохранившимися аутентичными деревянными дверями и оконными рамами – тоже становится героем спектакля: «экскурсовод» иронизирует над лужковским новостроем и новыми памятниками и сокрушается, что фрески Борисова-Мусатова в одном из шехтелевских особняков доступны только австралийскому послу и его гостям. По всему району мелькают серебряные дощечки «Последнего адреса» – многие местные жители не пережили Большой террор; этот сюжет то и дело всплывает в рассказе Серебренникова, заставляя вспоминать обстоятельства, в которых выходит спектакль, – и чувствовать пластмассовый браслет, затянутый вокруг лодыжки.