Фестиваль NET эффектно завершился «Великим укротителем»

Спектакль греческого хореографа Димитриса Папаиоанну сочетает гамлетовскую рефлексию с изобретательностью и перфекционизмом
В театре Димитриса Папаиоанну есть и хореография, и даже цирк
В театре Димитриса Папаиоанну есть и хореография, и даже цирк / Julian Mommert / Фестиваль NET

Уроженец Афин Димитрис Папа-иоанну – универсальный автор: он работает на стыке театра, танца и современного изобразительного искусства, создает и камерные спектакли, и массовые представления вроде церемонии открытия Олимпийских игр – 2004, а в постановках выступает не только хореографом, но и перформером, сценографом, художником по свету, костюмам и гриму. Его проекты сложно прикрепить к какому-то конкретному ведомству: это и не чистый танец, и не совсем физический театр, и не вполне театр художника, и не до конца перформанс, но нечто среднее между этими четырьмя направлениями.

Московская публика познакомилась с Папаиоанну четыре года назад: камерная «Первая материя» стала главным открытием восьмого фестиваля «Территория». Спектакль исполняли двое – Михалис Теофанус и сам Папаиоанну; на хореографе был черный деловой костюм, на Теофанусе – ничего. Художник играл на контрасте между публичным и приватным, цивилизованным и диким, первичным и вторичным.

В «Великом укротителе» – финальном и, бесспорно, самом зрелищном спектакле фестиваля NET, рассчитанном в отличие от «Первой материи» на большую сцену и сразу на десятерых перформеров, – та же тема получила трагическое, шекспировское звучание (помните, как Гамлет рассуждает о дуальности человека: дескать, разумом похож на ангела, но по факту – кусок мяса?).

Не только театр

По традиции параллельно с основной программой на фестивале NET работали разнообразные побочные проекты. Например, Фестивальный клуб, который квартировался в Боярских палатах – атмосферной площадке Союза театральных деятелей (СТД). Здесь показывали интерактивную звуковую инсталляцию художницы Елены Демидовой и композитора Олега Макарова по диалогам из произведений Гоголя, исповедальный перформанс фотографа Мариса Морканса, авторскую анимацию, отобранную куратором Диной Годер, и неигровое кино, снятое учениками Марины Разбежкиной и Михаила Угарова. Дискутировали о производственной драме и восприятии возраста в культуре.

Знаками цивилизации, культуры, духа стали космонавты с айпадами вместо лиц, строгие деловые туфли, брюки и пиджаки, да еще кусочек золотой космической фольги, на который дуют, чтобы не упал; знаками бренной материи – голое тело, скелет, рассыпающийся на косточки, и черная почва, которую горстями достают из-под пола. Вдобавок хореограф как минимум дважды цитирует барочную живопись, пропитанную чувством человеческой недолговечности, уязвимости: одна мизансцена воспроизводит рембрандтовский «Урок анатомии доктора Тульпа», другая – классический натюрморт в жанре vanitas с черепом и книгой.

Местное производство

У фестиваля была и локальная программа, куда вошли проекты российских авторов. В Новом пространстве Театра наций показали серию из четырех мультижанровых перформансов. В электротеатре «Станиславский» – видеоинсталляцию Бориса Юхананова и Елены Коптяевой «Тающий апокалипсис». В Центре Мейерхольда – «Красную Шапочку» Алексея Смирнова в редком жанре инструментального театра. В Боярских палатах СТД – псевдодокументальную бродилку «Музей инопланетного вторжения». На территории хлебозавода № 9 – экспериментальную оперу «Евангелие» в постановке Василия Березина. А в театре «Практика» – спектакль Кирилла Вытоптова Oil, рассказывавший разом об истории нефтяной промышленности и эволюции мирового театра.

Размышляя о цивилизации, которая мечтает о космосе, но в то же время прикована к земле, Папа-иоанну то и дело сравнивает людей с растениями (в памяти всплывает Блез Паскаль, назвавший человека «мыслящим тростником»): у кого-то на голове красуется комнатный цветок, кому-то, чтобы сделать шаг, нужно выдернуть из почвы ногу с корнем, а кто-то, наоборот, медленно стекает под сцену, как бы врастая в землю. Обнаженное мужское тело в таком контексте вызывает мифологические ассоциации с плодородием, недаром самый откровенный эпизод – своеобразный танец фаллосов – следует сразу после засеивания сцены колосьями-стрелами.

Правда, местная земля не слишком похожа на землю, скорее на асфальт: Папаиоанну-сценограф поставил артистов на выразительный наклонный пол, выстланный листами фанеры – черными с лицевой стороны и бледно-желтыми с обратной. Трансформация пространства едва ли не самая изобретательная часть этого спектакля, и без того богатого на визуальные аттракционы: из гибких листов фанеры можно собрать задник, их можно переворачивать, меняя цветовую гамму сцены, из них можно соорудить подобие ковровой дорожки или спрятать под ними люк, который обнаружится в самый неожиданный момент. В итоге главным достоинством «Великого укротителя» становится перфекционизм, с которым хореограф представляет каждую визуальную находку.