Что общего между проповедью и пропагандой
Фестиваль NET показал спектакль швейцарского режиссера Бориса Никитина Martin Luther PropagandapieceЕще это похоже на личностный тренинг – ближе к финалу зрителям предлагается даже обернуться к соседу и подумать, а лучше сказать: «Я тебя люблю». Но при этом ведущий шоу актер Мальте Шольц уже завелся так, словно выступает по телевизору в каких-нибудь «Вестях недели». Какое там «люблю», скорее «ненавижу».
К этому разрыву между смыслом и формой коммуникации стендап-шоу в сопровождении хора идет постепенно. Отправная точка – история апостола Фомы, которому воскресший Христос предлагает вложить в раны перст. Шольц протягивает руку, как будто рядом и впрямь стоит Иисус во плоти, но останавливается, не дотянувшись. И объясняет, что суть этой сцены – в пробеле. Мы не знаем, вложил ли Фома палец в раны Христа, но знаем, что он сказал: «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20:28). Вера не нуждается в доказательствах.
А теперь послушаем украинскую народную песню «Щедрик» уже не о воскресении, а о рождении Христа. Ах как поет ее хор «Школы драматического искусства»! Наполняя зрителей радостью и готовностью довериться всему, что произойдет дальше. А дальше неизбежно встает вопрос, во что верить.
Новый, но не только европейский
Фестиваль «Новый европейский театр» в этом году четко поделен на две части. Первая – гастрольная, вторая включает российские проекты, ничуть, однако, не менее экспериментальные и разнообразные. Например, в видеоинсталляции «Тающий апокалипсис» три режиссера во время беседы с руководителем Электротеатра Борисом Юханановым рисуют влажной кистью на каменной доске, словно иллюстрируя мимолетность театрального искусства. А в проекте коллективного авторства «Музей инопланетного вторжения» зрители отправляются на экскурсию, по ходу которой им демонстрируют доказательства контакта с внеземным разумом.
Пилот, 11 сентября 2001 г. направивший самолет в башни-близнецы, возможно, считал это великим актом любви (а композитор Карлхайнц Штокхаузен, как известно, назвал «высшим произведением искусства»). Именно упоминание этой трагедии становится в спектакле точкой перехода, в которой меняются тема (с «веры» на «любовь») и интонация – с лекционно-дискуссионной на телевизионную, к которой расслабившийся зритель совершенно не готов. И ведущий шоу берет его тепленьким. Смотрит в глаза, говорит: «Я люблю тебя!», «Я сейчас всех вас люблю!», «Попробуйте, вы тоже можете это!»
Интересно, какая часть зала принимает риторику шоумена всерьез, забыв о названии спектакля и не чувствуя ловушки. Режиссер Борис Никитин и актер Мальте Шольц играют не только с границами между дилетантизмом и исполнительской виртуозностью (как поясняет программка), но и с личными границами зрителей, прощупывая, насколько они поддаются манипуляции. Будь то проповедь, психологический тренинг или откровенная пропаганда. В сущности, зритель оказывается главным действующим лицом спектакля. Балансируя между доверием и сомнением, в итоге именно он принимает решение – наблюдать или действовать, анализировать или поддаться эмоциям. И с какими вопросами – к себе и окружающей реальности – выйти из театра.