«Калевальцы в Похъёле» – мировая оперная премьера
Опера Карла Мюллера-Бергхауса по национальному финскому эпосу, поставленная в Турку, написана 120 лет тому назад
Предыстория такова: композитор и дирижер немецкого происхождения Карл Мюллер-Бергхаус, работавший капельмейстером оркестра Турку с 1888 по 1895 г., в свободное от основной работы время написал здоровенный оперный кирпич – четырехактную оперу на сюжет, заимствованный из «Калевалы»; похоже, он был первым, кто написал полновесную оперу по мотивам финского эпоса. Опера никогда не ставилась на сцене; лишь в феврале 1890 г. был исполнен 2-й акт, а запланированная гамбургская премьера сорвалась из-за разразившейся в городе эпидемии холеры.
Спустя 120 лет в архиве городской библиотеки Турку была найдена партитура и пополнена еще четырьмя обнаружившимися номерами. Автор, будучи старательным эпигоном Вагнера, сознательно копирует типические вагнеровские гармонические обороты, симфоническую фактуру и тембровое облачение тем и мотивов – но не до конца последователен и в этом. То и дело стиль оперы соскальзывает в легкомысленную оперетку или кренится в сторону французской музыки. Главная оперная матрица, на которую ориентирован автор, – это, конечно же, «Кольцо нибелунгов»; благо и эпический материал к тому подталкивает. В «Калевальцах» слышен то Полет валькирий, то отголоски Траурного марша на смерть Зигфрида, а то и пение дочерей Рейна. Зловещие паузы с одиночными ударами литавр – точь-в-точь как в сцене из «Гибели богов»: спящий Хаген разговаривает с явившимся ему отцом, Альберихом.
Впрочем, эклектизм оперы отнюдь не умаляет культурно-исторической важности события. В премьере «Калевальцев», как по заказу, сошлось всё. И то, что Финляндия в этом году широко и разнообразно отмечает 100-летие независимости, дарованной народу указом Ленина в 1917 г., – постановка оперы была включена в юбилейную культурную программу. И то, что партитуру так удачно и вовремя нашли. И то, что филармоническим оркестром Турку именно сейчас руководит Лейф Сегерстам – завзятый вагнерианец. И то, что премьера оперы была приурочена ко Дню «Калевалы», отмечаемому по всей стране.
Спектакль поставили в гулком зале «Логомо» – раньше в нем располагался электромеханический цех. Акустика в зале не идеальна, поэтому певцов оснастили микрофонами, а оркестр разместили далеко на заднем плане, в глубине.
Сампо – это любовь
В 10-й руне «Калевалы» Ильмаринену с трудом удалось выковать Сампо. Но у него никак не получалось: выходил то челн, то меч, а то и гигантская корова – инструменты разрушения, а не созидания. И только на четвертый день Ильмаринен выковал волшебную мельницу, подательницу блага. В опере же великий кузнец сначала выковал Свет, потом Силу, потом Изобилие. И только на четвертый день он выковал Сампо. По версии либретиста, Сампо – это любовь.
Спектакль поставила финская команда: режиссер Тина Пуумалайнен научила певцов изо всех сил «хлопотать лицом» и таращить глаза – особенно в этом искусстве отличилась Йоханна Русанен-Картано, исполнившая партию злой волшебницы Лоухи. Автор писал партию Хозяйки Похъёлы, держа в уме амбивалентную сущность и вокальные фиоритуры моцартовской Царицы ночи; особенно отчетливо это сходство проявилось в заключительной гневной арии.
Предельно условная сценография была придумана художником Теппо Ярвиненом: в середине круга кузнец ковал волшебную мельницу Сампо. Монохромные конструкции расцвечивались лучами (светодизайнер Теэму Нурмелин) и яркими цветами объемных костюмов, созданных в обобщенно-японском стиле художницей Пирьо Лири-Майава, более подходящих актерам театра кабуки, нежели героям «Калевалы» – Вяйнямёйнену, создателю инструмента кантеле, кузнецу Ильмаринену и балагуру Ахти Лемминкяйнену. Все трое были соискателями руки дочери Лоухи – Девы Севера (в опере она носит имя Исме), – и всех трех коварная Лоухи задумала погубить.
В отличие от вагнеровской тетралогии в «Калевальцах» все кончается хорошо: народ Калевалы побеждает народ Севера, Ильмаринен воссоединяется с Исме и все празднуют победу, унося в родную землю сияющую мельницу Сампо – подательницу тепла, процветания и любви.
Ансамбль сложился из отличных, голосистых финских певцов – качество их мощных голосов было различимо даже при микрофонном звучании. Особенно хороши были дамы – Кайса Ранта (Исме) и Анна Даник (Луоннотар, мать Лемминкяйнена). В мужском трио лидировал крепкий, зычный баритон Томми Хакала. Но и звонкий тенор Кристиана Джаслина звучал наполнено и красиво – хотя периодически сбоил и досадно срывался в верхнем регистре. Оркестр, ведомый неукротимым шведом Сегерстамом, играл эклектичную, сугубо вторичную музыку как подлинный шедевр: бережно, внимательно и точно. Музыка на мировой премьере, в отличие от режиссуры, не подкачала.
Турку