Электротеатр «Станиславский» сделал из осла слона

Мегаломанский цикл Бориса Юхананова по роману Апулея «Золотой осел» занял пять дней
Красотой «Золотой осел» обязан художнику Ивану Кочкареву, художнику по костюмам Анастасии Нефедовой и художнику по свету Евгению Виноградову
Красотой «Золотой осел» обязан художнику Ивану Кочкареву, художнику по костюмам Анастасии Нефедовой и художнику по свету Евгению Виноградову / А. Безукладников

Купи слона! Купи слона! Все говорят: «Зачем?», а ты купи слона! Все помнят эту детскую докучалку, но в спектакле Бориса Юхананова ее не тараторят, а поют. Хор так и называется – докучным. Мелодия – не то гимническая, не то обрядовая. На сцену выходит Психея (Алла Казакова) со старым чемоданом, душенька-путешественница. А ей: купи слона-аа!

Что за странный народ здесь живет? (Как спросила бы Алиса, но не спрашивает Психея, которая лишь хочет въехать в эту Страну чудес на осле, однако осла ей пока не предлагают.) Так начинается «Композиция I (Мохнатая)» – первый вечер пятидневного театрального путешествия по роману Апулея «Золотой осел» в электротеатре «Станиславский», ставшем за несколько сезонов юханановского руководства одной из главных московских площадок театрального эксперимента. Целиком «Золотого осла» осилят разве что самые увлеченные студенты театральных вузов, у обычной публики на такое глубокое погружение просто нет времени. Мало того что вечерние «композиции» (их три: «Мохнатая», «Белая» и «Город») идут по пять-шесть часов, есть еще дневные модули – отдельные эпизоды со свободным входом-выходом для публики, что-то вроде открытых репетиций, хотя Юхананов специально оговаривает в буклете, что это не репетиция и что цель модулей – определить границу между перформансом и театром. Проект целиком он называет «разомкнутым пространством работы», а метод – новопроцессуальностью. Или, если перевести на язык метафор, публика видит три стадии – гусеницы, кокона и бабочки (модули – это кокон).

Но режиссер Юхананов не сегодня родился, и публика знает, что у него всегда все очень замысловато. Так что посетителя электротеатра новопроцессуальностью не напугаешь. Он и сам не осел, и, если что, загнет про перформативность и игровые структуры, да хоть прямо сейчас, из зала.

Масштабы

Электротеатр «Станиславский» разомкнут в том числе к мировому театру. В его репертуаре уже есть работы таких звезд европейской режиссуры, как Хайнер Геббельс и Ромео Кастеллуччи. Спектакли самого Бориса Юхананова – всегда циклы: «Стойкий принцип» идет два дня, «Синяя птица» – три, «Сверлийцы» и «Золотой осел» – пять.

На «Мохнатой» за моей спиной две дамы громко возмущались безобразием на сцене – с точки зрения не профанов, но знатоков («Ну кто так играет!»). Обе, конечно, были подсадными и совсем этого не скрывали, потому что вырядились по моде XVIII в. (изрядно окарикатуренной) и в какой-то момент вышли на сцену, чтобы разыграть эпизод «Пикник на Олимпе». Сам Борис Юхананов, восседавший в первом ряду, в буклете объявил себя богиней Исидой, но в действие почти не вмешивался, предоставив это своим эманациям – Исиде-Климу (Клим Козинский) и Исиде-Циреру (Андрей Емельянов), квазирежиссерам, которые то и дело начинали устраивать разбор происходящего на сцене, рассуждать об отношениях эпического и драматического или просто ругаться на техников, таскающих туда-сюда колонны (белые или мохнатые), на артистов, друг на друга и на зрителей, про которых тоже было не всегда понятно, кто с билетом, а кто подсадной (что создавало дополнительную зону импровизации: в один из вечеров из зала встала подсадная «мама» актрисы Екатерины Любимовой, чтобы возмутиться, как с ее дочерью обращается режиссер, а вслед за ней выступила мама настоящая). Иначе говоря, в структуре «Золотого осла» заложены все уровни театральной рефлексии и спародированы все способы отношений между режиссером, артистами и публикой. Характерная реприза: в одном из эпизодов Юхананов кричит вошедшим в раж артистам: «Ну должны же быть какие-то границы!» На что следует выкрик из зала: «Нет, границ быть не должно!» «Впрочем, возможно, вы правы», – задумчиво отвечает Юхананов.

Ему не интересно ставить отдельный спектакль. Бориса Юхананова всегда занимал утопический проект театра, который мог бы стать альтернативной вселенной, живущей по своим правилам. В начале 1990-х он разворачивал из чеховского «Вишневого сада» мегаломанский «Сад», в котором помимо театральных были жизнестроительные цели (например, среди «садовых существ» были люди с Даун-синдромом, общение с которыми, по признанию режиссера, сильно изменило его самого). А в прошлом году Юхананов выдумал целую страну Сверлию и показывал ее в течение пяти вечеров как оперный сериал, музыка для которого была заказана нескольким композиторам.

Этот театр хочет быть тотальным, но декларативно отказывается быть тоталитарным. «Золотой осел», как и многие другие затеи Юхананова, – коллективное сочинение (в программке указаны инициаторы каждого исходного модуля), которое стремится заразить зрителя энергией сотворчества. И наблюдать здесь интереснее всего за тем, как эта энергия воспламеняет актеров-соавторов. Это случается далеко не в каждом эпизоде, но длинноты и тавтологичность – неизбежные спутники юханановской новопроцессуальности, и при известной закалке ради отдельных вспышек их можно без труда перетерпеть. Или просто заснуть на время – мне кажется, на спектаклях Юхананова это совершенно нормально и даже уместно: возможность периодически выключаться и возвращаться – одна из доступных зрителю тотального театра свобод.

В буклете с подробными объяснениями целей и метода «разомкнутого пространства работы» Юхананов говорит, что хочет снять оппозицию между игровыми и психологическими структурами и тем самым расстаться с 90-ми и нулевыми и пойти дальше. Что следует понимать скорее как «вернуться в 1980-е», потому что пространство его театральной утопии расположено там. Его эстетский и простецкий, условный и жизнестроительный, ироничный и патетичный, красивый и грубый, мистериальный и балаганный театр тщательно обустраивает свою территорию и, приглашая на нее всех желающих, пытается заявить о своей соразмерности миру. Но сегодня это не авангард, а архаика, потому что вектор актуального театра направлен в противоположную сторону. Огрубляя, можно сказать, что этот новый театр совершает радикальную интервенцию в реальность и стремится совсем уйти из театра (в нетеатральные пространства, социальные проекты или, например, делегированный перформанс – когда место актеров занимают непрофессионалы, которые должны разыграть какие-то аспекты своей идентичности, или сами зрители). Юхананову такие практики тоже не чужды, но оставаться на территории чистого театра и строить там затейливую и громоздкую башню из слоновой кости все-таки важнее. Тем более что он купил слона, который был много лет никому особенно не нужен, и построил на месте старого драмтеатра им. Станиславского новый электротеатр, в котором что ни сезон, то опять Страна чудес.

Следующий цикл показов – в ноябре