В оперном сериале «Сверлийцы» что-то завертелось

На сцене электротеатра «Станиславский» сыграли второй и третий эпизоды, в которых слова и музыка померились силами с различным исходом
В третьем эпизоде возобладал синтез искусств
В третьем эпизоде возобладал синтез искусств / Андрей Безукладников

Оригинальность оперного проекта «Сверлийцы», каждую неделю собирающего в небольшом зале на Тверской интеллектуально-музыкально-театральную Москву, состоит в том, что автор текста, режиссер спектакля и, прямо скажем, продюсер проекта Борис Юхананов привлек шестерых композиторов к написанию цикла на единый сюжет. В этом же состоит и известная проблема проекта, поскольку текст романа, менять который композиторы не вправе, мало напоминает текст оперного либретто, призванный лишь будить фантазию композитора и умирать в музыке.

Однако в эпизоде втором музыке удалось все-таки не стать служанкой литературы. Возможно, режиссер Борис Юхананов и композитор Борис Филановский нашли общую надежную почву. Оказывается, жители Сверлии (а мы-то думали, что Земли) одно время исповедовали иудаизм, и одинокий сверленыш, однажды проснувшийся на кухне в окружении вертящихся холодильников (подобным образом в Солнечном городе на глазах у Незнайки вертелись дома), вдруг вспомнил свои истоки. Маленький человек, осознавший себя частью большой истории, – тема, понятная каждому независимо от того, умеет ли он читать еврейский алфавит, ставший здесь частью сценографии Степана Лукьянова. Сам композитор, появившийся на видеопроекции, обсудил филологические аспекты Торы с таким подъемом, что умозрительная игра укрупнилась до ветхозаветных масштабов. Показалось, что не хватает только Адама и Евы – и во второй части действительно появились мужчина и женщина с их вечной войной полов: любовно-драчливый танец Сверлийской парочки совместно поставили и исполнили Лина Лангнер и Павел Кравец.

Простые и важные темы разогрели под литературно-музыкальным блюдом хороший огонь. Слова упали в музыку, как ломкие сухарики в густое тесто, – кушанье удалось. В одном из эпизодов солист пел только согласные звуки, в то время как хор исполнял тот же текст с гласными – вот пример работы, в которой звуковая идея преобразует текстовую, но вместе с тем не уничтожает ее, музыка возникает там, где раньше были только слова. Работа Филановского – честно написанная партитура, которой хватило на два часа. Она состоит из отрезков, внутри каждого из которых какая-либо звуковая идея претерпевает гармонические преобразования. Конечно, часто хочется, чтобы звуковых идей было больше, а времени их экспонирование занимало бы меньше. Но композитор перемежает монтажные отрезки встык, накладывает их друг на друга – и добивается напряженной музыкальной драматургии, которая диктует действию свою логику на протяжении всего представления.

Литература взяла реванш в эпизоде третьем. Мы увидели драматический спектакль, к которому композитор Алексей Сюмак написал местами остроумную, местами суховатую прикладную музыку, равным образом четко исполненную Московским ансамблем современной музыки под управлением Филиппа Чижевского и хоровым ансамблем Questa musica. В партитуре Сюмака есть место эффектным и напряженным сольным выходам (вокальному и актерскому мастерству Сергея Малинина и Алены Парфеновой из ансамбля N’Caged, а также костюмам Анастасии Нефедовой, в которые они одеты, нужно отдать должное) – и все-таки обилие декламации, откуда бы она ни шла (со сцены, из компьютера или с видеоэкрана), уводит текст в сторону от музыки.

Цельное настроение эпизоду третьему создает общий пафос инфантилизма, который умеют распространять взрослые люди, обладающие чувством юмора. Мы уже всерьез стали верить в угрозу, нависшую над сверлийской цивилизацией, как вдруг нас завалили детьми. Они здесь и персонажи (одного рожают на сцене – это и есть будущий сверлийский принц), и исполнители (голос девочки излагает самые возмутительные подробности отношений между сверлийскими богами), и соавторы (целых три фильма снял и смонтировал для спектакля представитель нового поколения режиссеров параллельного кино Александр Дулерайн-младший, чья творческая мысль к финалу увела нас в Роттердам).

В третьем эпизоде нас посадили не вдоль беговой дорожки, а более привычным амфитеатром. Сверлийский театральный дух проснулся: все завертелось. Вслед за кухонной техникой завертелись мохнатые диваны, кроме одного, в котором был спрятан барабан. Завертелись солисты и хористы. Ну, и главное – завертелись сверла, неожиданным образом включившиеся в ритуалы, хоть пенитенциарные, хоть акушерские, хоть эротические.

Согласно сопроводительным материалам, первый и второй эпизоды сериала совместно образуют увертюру к «Сверлийцам», тогда как само действие начинается с третьего. На слух и на глаз это не так. Если первую часть и можно расценить как вступление, то вторая – истинное начало: в симфониях это обычно первая и главная часть. Третья часть выглядела и звучала типичным скерцо. Ждут ли нас теперь адажио и финал?