Где Агата Кристи научилась разбираться в ядах и как написала первый детектив, ожидая мужа с войны
Разбитое сердце и путь к славе — в «Редакции Елены Шубиной» вышла новая биография Агаты КристиОдин из самых читаемых детективных авторов в мире, Агата Кристи превратила не очень уважаемый жанр криминального рассказа из одноразового развлечения в интеллектуальную игру. В ее долгой жизни (85 лет) были ранняя потеря отца, две войны, два брака, многочисленные путешествия по Египту и неистовая любовь к родному дому. «Редакция Елены Шубиной» представляет новую биографию Кристи, написанную переводчиком и главном редактором журнала «Иностранная литература» Александром Ливергантом. «Ведомости. Город» публикуют отрывок о том, как Первая мировая война разлучила будущую королеву детектива с женихом, бравым летчиком Арчи Кристи – и как, в ожидании его возвращения, Агата «родила» своего знаменитого героя, сыщика Эркюля Пуаро.
Свадьба откладывалась из месяца в месяц. Агата, которая в мае 1911 года вместе с матерью поднялась, не пожалев пяти фунтов, на несколько минут в воздух и натерпелась в аэроплане страху, теперь боялась, что жених разобьется, и настаивала, чтобы он переменил профессию воздухоплавателя — опасную и не сулившую ни денег, ни славы. «Рад был твоему письму, — отвечал ей Арчи, — но не летать не могу».
Арчи смущала бедность невесты, а также то, что он сам пока не в состоянии содержать семью; в то же время он очень тяготится тем, что свадьба откладывается: «На прошлой неделе, — пишет он невесте, — мне было не по себе: меня не покидала мысль, что тебе будет лучше, если я никогда тебя больше не увижу, и я боялся тебе об этом сказать. Но теперь весь мой пессимизм в прошлом, я уверен, что всё у нас будет хорошо… Настанет день, когда у нас будет свой дом, мы будем жить как в раю и никогда не расстанемся, ты будешь бедна, но я буду любить тебя и ухаживать за тобой».
После долгих проволочек свадьбу, наконец, решено было сыграть осенью 1914 года, но летом началась война, и в августе третий авиационный эскадрон Арчибальда Кристи был переброшен с авиабазы сначала в Саутгемптон, а потом, спустя неделю, во Францию, откуда Арчи пишет невесте жизнеутверждающие, шутливо-любовные письма: «Приходится ждать, когда вступим в дело, но всё готово. У меня — это чтобы тебя порадовать — в кобуре револьвер и полно патронов в патронной сумке. Ты ведь не будешь отчаиваться, правда, мой ангел? Сидеть без дела невесело, но всё кончится хорошо, если мы не спасуем. Помни, я всегда буду тебя любить, больше всех на свете».
Вслед за женихом начинает жить военной жизнью и Агата: пошла на платные курсы ДМП (добровольной медицинской помощи) и, закончив их, устроилась в военный госпиталь, развернутый в Торки, в помещении городской ратуши, — на первых порах уборщицей, а потом санитаркой, неумелой, но энергичной, неунывающей. И впервые в своей благополучной 24-летней жизни насмотрелась на слепых, безногих, безруких; идя поздно ночью через весь город в Эшфилд, она живо представляла себе, как в один прекрасный день с забинтованной головой и перебитыми конечностями из Франции привезут умирать и ее Арчи. Радовало только одно: она выполняет свой долг, делает нужное, богоспасаемое дело.
«С самого начала, — говорится в «Автобиографии», — мне нравилось ухаживать за ранеными, эта тяжкая доля давалась мне легко, и я всегда — и тогда, и потом — считала, что это одна из самых востребованных, необходимых профессий на свете».
У Арчи тем временем дела идут неплохо (если на войне может быть неплохо), он смел, инициативен, в декабре его производят в капитаны, о чем он написал в одном из своих не слишком частых писем, начинавшихся с неизменного словосочетания «ангел мой». Он извещает невесту, что под Рождество должен приехать в Лондон в краткосрочный отпуск, — и Агата, запасшись многочисленными туалетами, в сопровождении матери отправляется на свидание с женихом в столицу.
Надежды на радостную встречу, однако, не оправдались: Агата и Арчи друг от друга отвыкли, общаются с трудом. «Нам приходилось, — вспоминает Агата, — учиться общаться заново… Меня раздражали его небрежный тон и какая-то нарочитая, искусственная оживленность, почти веселость — мне, дескать, море по колено».
Она заговорила было о свадьбе, но Арчи, помолчав, ответил, что сейчас не время, и отшутился: «Летишь, а навстречу тебе снаряд. Встретились, поцеловались — и ты молодая вдова!» Но Арчи — почти такой же непредсказуемый и импульсивный, как его будущая теща, — передумал, и, когда они с Агатой накануне сочельника приехали в Бристоль к родителям жениха, он вдруг, как всегда совершенно неожиданно, ворвался поздно вечером к ней в комнату и заявил, что ждать больше не намерен, и они должны «немедленно, завтра же» пожениться. Не такой представляла себе Агата свою свадьбу: «Не было, наверно, на свете невесты, которая бы меньше заботилась о своей внешности, чем я. Ни тебе белого платья, ни фаты. Самые заурядные пиджачок, юбка и бархатная фиолетовая шляпка».
Рождество молодые провели в Эшфилде с Кларой (мать Агаты Кристи – прим. ред.) и Мэдж (старшая сестра Агаты – прим. ред), а уже на следующий день Арчи отбыл на фронт. Про него можно сказать то же, что про Ланса Фортескью из романа Кристи «Зернышки в кармане»: «Он был словно рожден для войны. Отважный, отчаянный, веселый. У него были все качества, какие нужны воину» . Воюет, получает награды — и не забывает веселить жену, чувством юмора природа его не обделила.
Следующая встреча молодоженов состоялась только через полгода; опять в Лондоне, и опять всего на три дня, и опять Агате и Арчи пришлось «учиться заново общаться друг с другом». За первый год брака Арчи и Агата, таким образом, провели вместе «целых» шесть дней. Клара недовольна: «Этот авиатор только о себе и думает!» Как будто Арчи мог в любую минуту сесть в самолет — и вместо того, чтобы обстреливать позиции противника, лететь в Торки на свидание с любимой женой.
Что же до любимой жены, то после мимолетной встречи с мужем она работает в аптеке, сдает экзамен на фармацевта — вот откуда будущая королева детектива, так хорошо разбирается в лекарствах, ядах, в том числе и смертельных.
Летом 1915 года она больше месяца пролежала дома в гриппе, в госпиталь и в аптеку не ходила и сперва ничего, кроме нежных писем мужу, не писала, но потом, от нечего делать, извлекла из коробки «Империю», давно заброшенную пишущую машинку сестры, и после перерыва в несколько лет села за роман. «Это будет детектив, — предупредила она Мэдж, — и держу пари, что ты, не дочитав до конца, ни за что не догадаешься, кто убийца. …Я могла бы, конечно, придумать какое-то необычное убийство с совершенно необычным мотивом, но подобный художественный ход меня не устраивал. Мне обязательно нужна была загадка: с одной стороны, убийца очевиден, с другой — такой, как он, никак не мог решиться на убийство. Или мог?»
Требовалось, попросту говоря, запутать читателя. И нужно было придумать сыщика, расследователя преступления, причем такого, который был бы не героем, не экзотической и парадоксальной фигурой, как Шерлок Холмс (химические опыты, безукоризненно чистые воротнички и отутюженные сорочки, опиум, ложа в опере, крепчайший табак, игра на скрипке, морфий), а антигероем, вроде кроткого, человеколюбивого, набожного честертоновского патера Брауна.
В то же время этот антигерой должен был быть человеком запоминающимся, обращающим на себя внимание — и внешностью, и поведением, и характером, и образом мысли. И такой отличающийся «лица не общим выраженьем» сыщик был 26-летней писательницей найден и запечатлен. «Я остановилась на детективе-бельгийце, придумала, как он выглядит, как рассуждает, как себя ведет, — вспоминает Агата в «Автобиографии». — Он во всё вникает, старается, причем без спешки, во всём разобраться, и он должен постоянно шевелить серыми клеточками, да, именно серыми клеточками — хорошее выражение, надо будет его запомнить…» Так родился Эркюль (Геркулес!) Пуаро, «человечек, по уши укутанный во всевозможные шарфы и кашне, из-под которых вырисовывались лишь крас-ный носик и кончики грозно закрученных усов» . Маленький, аккуратный, дотошный («Друг мой, методичность и аккуратность во всём»), безупречно одетый бельгиец «с яйцевидным черепом, частично покрытым подозрительно темными волосами, гигантскими усами, парой внимательных глаз» — глаз иностранца, умеющего посмотреть на Англию и англичан «со стороны».
А через пятнадцать лет после Пуаро «родится» и его антипод мисс Марпл — «очаровательная и невинная старушка-лапочка» из крохотного городка Сент-Мэри-Мид, сыщик куда более скромный, чем усатый бельгиец, но ничуть не менее эксцентричный, наблюдательный и вдумчивый. Если мисс Марпл в чем-то «Гераклу» Пуаро уступает, то разве что в количестве романов, где она задействована: «на ее счету» всего двенадцать романов-убийств, тогда как у Пуаро их почти втрое больше — тридцать три. «Пуаро несносен, — заметит как-то писательница, — он, как всякий публичный человек, живет слишком долго. И не желает оказаться не у дел. Да и я, признаться, тоже не хочу отправлять его на покой, ведь он — главный источник моего благосостояния». И не отправит — до самой смерти.
За время написания «Таинственного происшествия в Стайлз» сформировался и стиль работы, которому Агата Кристи останется верна всю жизнь. Первые дни она ничего не пишет, сидит за столом перед пустым листом бумаги в какой-то забывчивости, отрешенности, словно спит наяву… Потом, стряхнув с себя эту дремотную отрешенность, Агата встает рано утром и до обеда, не отрываясь, пишет задуманное, причем карандашом, от руки, в старых тетрадях или блокнотах, беглым, неразборчивым почерком. После чего отправляется на длинную, многочасовую прогулку, обдумывает, как будут развиваться события в книге, и вслух, словно репетируя роль, проговаривает на ходу реплики своих персонажей; называет это «писать ногами». И только после этого, вернувшись домой, перепечатывает на машинке написанное. На весь роман будет уходить у нее не больше двух-трех месяцев, а «Таинственное происшествие в Стайлз» было написано еще быстрей, всего-то недели за три, причем дома писались лишь первые главы, остальные — в Дартмуре, в местном отеле, куда Агата, по совету матери, уехала «за вдохновением».
Арчи, прибывшему в очередной отпуск в середине 1917 года, роман понравился, хотя на комплименты он был не щедр, а вот солидное лондонское издательство Hodder & Stoughton, куда, опять же по совету матери, Агата отослала рукопись, роман отклонило, что, впрочем, не стало для автора сюрпризом. «Делом жизни» она литературу не считает — да и никогда не будет считать. Много позже, уже прославившись, она с присущей ей житейской мудростью скажет: «Если нашим мечтам не дано осуществиться, гораздо лучше признать это и двигаться дальше, вместо того чтобы сосредотачиваться на разбитых упованиях и надеждах».