ВШЭ: трансформация экономики России продлится 10 лет

Инерция – наиболее вероятный сценарий социально-экономического развития России, сочли эксперты, опрошенные Высшей школой экономики. При этом вероятность негативного исхода продолжения сложившейся в 2003-2013 гг. политики – 90%: по мнению более половины опрошенных, этот вариант завершится спадом, еще более трети считают, что долгой стагнацией. Наиболее же предпочтительным вариантом эксперты назвали вариант ускоренных реформ (70%), однако вероятность его реализации сочли ничтожной.

Инерционный сценарий экономической и социальной политики уже реализуется: самое простое в условиях цейтнота – действовать так, как прежде, что правительство и делает, пишут в докладе для Апрельской конференции Высшей школы экономики ее ректор Ярослав Кузьминов, научный руководитель Евгений Ясин и директор Центра развития Наталья Акиндинова. Реформ в ближайшие годы авторы не ожидают: как показывает практика, реформы получаются тогда, когда удается найти сочетание интересов разных групп общества – пример чему «реформы Грефа» по упрощению налогообложения, говорит Кузьминов. А инерция сейчас устраивает всех: она цепляется за плохие институты, законсервированные в период бурного экономического роста и определяющие поведение всех участников экономической деятельности.

У правительства есть возможность придерживаться инерции еще год-два, считает Кузьминов, – пока хватит резервов, заменивших нефтегазовую ренту, на перераспределении которой основывалась социально-экономическая политика. Результатом отложенных реформ будет 10-летие стагнации с темпами роста максимум 3%, в результате чего Россию по уровню благосостояния догонит Китай, а сама она так и не приблизится к Западной Европе. «Россия вступила в период длительного перехода от одного типа рыночной экономики к другой. Очень тяжело отказываться от старых институтов: процесс трансформации займет примерно 10 лет, не меньше, и все эти годы мы будем иметь низкие темпы роста», - говорит Кузьминов.

Законсервированная Россия

Период 2000-х способствовал закреплению плохих институтов, сложившихся еще в 1990-е, пишут авторы доклада: это государственный патернализм в организации социальной сферы, высокая инфляция, «офшорный капитализм».

Ожидания населения гарантированных социальных благ, которые оно воспринимает как бесплатные, формулируются в электоральные требования – и тем самым любые попытки реформ, предполагающие рост ответственности граждан, торпедируются. Темпы роста цен выше 10% стали привычны, и на этой основе у бизнеса сформировались прочные завышенные ожидания по доходности. Источником сверхвысокой доходности могла быть или рента, или монополизм. В то же время высокая доходность – компенсация и за высокие риски ведения бизнеса в России, в качестве страховки от которых бизнес выбрал вывод активов в оффшоры. А не имеющий такой возможности малый бизнес – уход в тень.

Государство поддерживало эти институты с помощью нефтегазовой ренты. Ее изъятие у нефтегазового сектора и последующее перераспределение позволяло и решать социальные проблемы, и субсидировать крупный несырьевой бизнес, «компенсируя» ему недостаточно высокую, в сравнении с сырьевым сектором, доходность. Когда рента резко сократилась, ее просто заменили накопленные резервы – и все продолжается так, словно ничего не случилось, просто обострилась борьба за доступ к бюджетным ресурсам. «Мы наблюдаем массовое желание представителей как элитных, так и неэлитных групп каким-то образом удержаться в рамках привычной модели», - пишут авторы.

Но силы инерции хватит еще на год-два, до президентских выборов, а потом резервы закончатся. Окончательный слом этого механизма заморозит экономику. Заморозятся отрасли, субсидировавшиеся за счет перераспределяемой государством ренты – инфраструктура, машиностроение. Снижение расходов на социальные программы приведет к сокращению потребительского спроса, что вызовет замерзание работающих на потребление ритейла, сельского хозяйства, пищевой промышленности.

Рост на 3% - это еще сверхоптимистичный прогноз, оценил министр по вопросам открытого правительства Михаил Абызов. Сохранение опоры на внутренний спрос дает темпы роста на 0,5-1%, привел он оценки; на большее можно рассчитывать, только если увеличить экспорт – но всплеска спроса на сырье ожидать не стоит, а наращивать несырьевой экспорт в низкоконкурентной, не стимулирующей спрос на инновации экономике сложно.

Конец политики

Социальный сектор уже проигрывает в борьбе за бюджетный ресурс, следствием чего стало сокращение финансирования социальных программ. В течение ближайших пяти лет будет происходить постепенное обесценивание социальных обязательств государства. По расчетам ВШЭ, к 2018 г. расходы на социальные программы снизятся в реальном выражении на 30-35%, или до уровня 2006 г.

Пока у государства есть запас лояльности со стороны населения, который позволяет урезать социальные расходы. Но снижение объемов и качества бюджетных услуг чревато деградацией образовательного и культурного уровня людей, ростом заболеваемости и смертности, а балансировка пенсионной системы без реформы, просто за счет постепенного обесценения пенсионных обязательств - откатом к временам массовой бедности, предупреждают эксперты ВШЭ.

Семьи, имеющие запасы и потребительский выбор – таких, по оценкам ВШЭ, 40%, - начнут формировать социальные услуги «под себя», переходя в платные секторы здравоохранения и образования, либо возвращаться к практике бытовой коррупции. Остальные 60% ничего из этого предпринять не смогут – все негативные эффекты деградации социальной сферы ударят по наименее обеспеченным. Они начнут требовать от власти вернуть потери, социальное недовольство и давление на правительство будут возрастать, но ресурсов на решение вопроса у государства уже не будет.

Дети из обеспеченных семей за счет доступа к лучшей школьной подготовке займут затем лучшие места в лучших университетах, монополизировав тем самым главные социальные лифты. «Другими словами, будут подорваны те позитивные результаты социальной политики Путина, которые и сформировали базу его социально-политической поддержки», - заключают авторы доклада. И это произойдет не через 10 лет, а уже в ближайшие пять: т. е. даже промежуточный итог инерционного сценария крайне неблагоприятен для власти, заключают эксперты.

Реформы по принуждению

Отказ от инерции и попыток продлить жизнь умирающим институтам может быть только вынужденным. Понимание социальных рисков может привести к тому, что власть пойдет на реформы, надеются эксперты: будут созданы легитимные институты софинансирования гражданами социальных благ, включая внедрение накопительной пенсионной системы и развитие НПФ, адресность социальной поддержки, развитие конкуренции на рынке социальных услуг через предоставление доступа на этот рынок некоммерческим организациям. Из-за исчерпания бюджетных источников вероятно повышение налоговой нагрузки на высокодоходные группы граждан, однако это конфликтует с возможностью развития новых социальных институтов, опирающихся на накопления и добровольные взносы граждан. «России через несколько лет предстоит сделать выбор между «справедливым рыночным хозяйством» и эффективностью социальной сферы, определяющей более быстрый рост», - заключают эксперты.

Для демонтажа плохого института высокой инфляции достаточно продолжать текущую денежно-кредитную политику, а минимизировать «офшорный капитализм» поможет заграница – «не было бы счастья, да несчастье помогло», надеются авторы на начавшуюся глобальную атаку СМИ и правительств на офшорные счета. Однако конец «института коротких проектов» не решит проблему формирования длинных денег, необходимых для обеспечения экономического роста: это потребует политических решений – так же как модификация судебной системы, как отказ от вынуждающей бизнес уходить в тень «вынужденной благотворительности» - региональной практики добровольно-принудительного финансирования бизнесом государственных проектов. На это может уйти 7-10 лет, а эффект от накопительной пенсионной системы – основы института «длинных денег» - экономика увидит через десятилетия.

У реализующегося инерционного варианта есть и альтернативы. Первый – завести экономику дешевыми кредитами, т. е. заменить рентную подпитку несырьевого бизнеса - эмиссионной подпиткой. Заплатит за этот сценарий население, чьи доходы обрушит вызванная эмиссионной накачкой инфляция, а падение доходов обессмысливает кредитную накачку. Вторая альтернатива – закрепить ресурсы в стране путем обязательной продажи валюты и запрета на вывоз капитала: в закрытой экономике этот вариант способен создать новое равновесие, но итогом станет технологическая деградация. Обе альтернативы бьют по интересам экономических и политических элит и будут заблокированы, уверен Кузьминов: для элиты эти альтернативы даже более опасны, чем интуитивно отвергаемый ею вариант последовательных либеральных реформ.

«Мы в ловушке противоречий краткосрочных и среднесрочных задач: все, что способствует повышению роста в ближайшие три года, рушит рост среднесрочный», - заключает ректор РАНХиГС Владимир Мау. Опыт конца 1980-х гг. показал, что после двух лет ускорения – за счет роста дефицита бюджета и госдолга - следует катастрофа, напоминает он: «Это легко констатировать экономистам, но для политиков это ловушка». Еще одна ловушка – стагфляция: выходом из нее должна быть экономика предложения, а не стимулирование спроса – этот метод применим при дефляции, напомнил Мау. Тут опять возникает конфликт долгосрочных и краткосрочных интересов: накачать спрос гораздо проще, чем формировать новый тип экономики. «Переход от экономики спроса к экономике предложения – важнейшая задача, которая стоит перед нами с точки зрения формирования условий для экономического роста», - заключает он.

Перейти от экономики спроса к экономике предложения – это не значит больше производить, это значит предложить что-то, что будет пользоваться спросом на внутреннем и мировом рынках, а для этого нужно повышение эффективности производства, уточнил глава КГИ, экс-министр финансов Алексей Кудрин. Идеи экспертов для реализации будет отбирать президент, решение он будет принимать ближе к 2018 г., сообщил Кудрин, который в качестве главы Центра стратегических разработок будет готовить программу для президиума экономического совета при президенте.

Когда Россия начала формировать резервные фонды, это делалось для предотвращения чрезмерного укрепления рубля, задача создания «подушки» на случай падения цен на нефть была второстепенной, признается Кудрин. А оказалась чуть ли не ключевой: оттягивание сокращения расходов, оттягивание реформ в социальной и пенсионной сфере, в структуре госрасходов затормаживает переход к новой реальности, но если бы не резервы – пришлось бы уже уполовинить оборонные расходы и на 20-30% - номинальные зарплаты, сказал Кудрин. «Мы говорили (в это мало кто верил), что когда цена нефти упадет до $30, благодаря резервам у нас будет 3-4 года, чтобы без шоков перестроить экономику и перейти к другой политике. Резервы помогли, но к новой политике пока не переходим. Если этого не произойдет, то все выводы этого доклада [Кузьминова, Ясина и Акиндиновой] будут верными», - согласен он с авторами.