Люди – единственное преимущество «постнефтяной» российской экономики

Страна перед выбором – развивать человеческий капитал или деградировать
Человеческий капитал – единственное преимущество «постнефтяной» российской экономики: ее развитие зависит от качества социальной политики, заключают эксперты ВШЭ
Человеческий капитал – единственное преимущество «постнефтяной» российской экономики: ее развитие зависит от качества социальной политики, заключают эксперты ВШЭ / Е. Разумный / Ведомости

Человеческий капитал в экономике XXI в. начинает играть такую же ведущую роль, как сельское хозяйство до индустриальной революции и промышленность – после. Экономическая и социальная политика меняются местами: социальная из «прицепного вагона» постепенно становится локомотивом, заключают эксперты Высшей школы экономики (ВШЭ) в докладе, подготовленном под руководством ректора Ярослава Кузьминова, директора по социальным исследованиям Лилии Овчаровой и проректора Льва Якобсона для начинающейся сегодня Апрельской конференции.

Для стагнирующей России, пытающейся найти источник экономического развития, в повышении значимости человеческого капитала есть и хорошая, и плохая новость. Хорошая – в стране около 40% населения, чья потребительская модель ориентирована на саморазвитие и тем самым может стать драйвером экономического роста. Плохая – политика государства способствует, скорее, сокращению доли этого населения, нежели переходу экономики к развитию с опорой на человеческий капитал. Рецессия этот переход осложняет.

За 16 лет российские домохозяйства не только существенно повысили доходы, но и прошли через технологическую революцию – оснащенность семей компьютерами, автомобилями, мобильными средствами связи возросла в несколько раз, причем и бедных семей тоже. Доходы населения, несмотря на то что падают 16 месяцев подряд, в реальном выражении в 1,5 раза выше уровня 1991 г. (см. график). Доля населения, тратящего на самое необходимое не более трети дохода, – 40%: эти семьи в состоянии покупать жилье, выделять средства на услуги здравоохранения, образования, культуры, т. е. своим потребительским выбором способствовать развитию этих сфер. К новой реальности домохозяйства подошли с запасом прочности, что в сочетании с признаками выхода бизнеса из «голландской болезни» усиливает шансы развития за счет несырьевых секторов, заключают эксперты.

Государство могло бы это развитие поддержать, говорит Лилия Овчарова: «Мы выходим на социальную политику третьего этапа. Первый был в 1990-е, в условиях выживания, второй – в условиях дележки большого пирога, а третий – когда социальная политика формирует человеческий капитал, который становится драйвером экономического роста». Эксперты снова предлагают реализовать бюджетный маневр, изложенный еще в Стратегии-2020, подготовленной под эгидой ВШЭ и РАНХиГС для третьего президентского срока Владимира Путина: повысить финансирование здравоохранения, образования, культуры за счет силового блока. Все реализуется с точностью до наоборот, и сокращается то, что наиболее важно для развития: расходы на образование, здравоохранение, науку (некоторые – почти вдвое). За 2012–2016 гг. доля в бюджете силового блока (оборона и безопасность) выросла с 28 до 32%, доля образования сократилась с 4,7 до 3,6%, здравоохранения – с 4,8 до 3%. Спрос на квалифицированную рабочую силу падает: темпы ликвидации рабочих мест в экономике выше, чем их создания (5–6% против 4–5% в год), занятость растет за счет теневого сектора, где высокая квалификация не нужна, а производительность минимальна. Если приоритеты бюджета не изменятся, то и рассчитывать на привлечение средств населения для софинансирования услуг в социальной сфере не приходится, считают эксперты.

Прежде политические приоритеты были направлены на распределение денег от продажи природных ресурсов, и реализация сценария рентоориентированной экономики пока продолжается по инерции. Рента упала, ее заменили резервами, но они исчерпаемы, говорит Овчарова: «Дальше либо найдем новый источник роста, научившись извлекать доход из инвестиций в человеческий капитал, либо скатимся к выживанию – это будет деградация. Альтернативы нет».

Если не реализовать бюджетный маневр, то останется только обрушить доходы населения инфляцией и привести экономику в соответствие с низким уровнем цен на нефть, но тем самым установив надежный барьер на пути трансформации качества человеческого капитала в экономический рост.

Двухлетний спад реальных зарплат этот барьер уже возводит, беспокоятся эксперты. По их мнению, сейчас, напротив, экономить на зарплатах нельзя: для сохранения бюджетникам зарплат, повышенных благодаря президентским указам, нужно передать регионам доходные источники в 1–1,5% ВВП, взамен произведя реструктуризацию бюджетного сектора. Сейчас, когда трудоспособное население сокращается, а мигранты уезжают, допустить некоторый рост безработицы, остающейся на исторических минимумах, было бы наиболее безболезненно, чем когда-либо, полагает Овчарова. Компенсировать же политику сокращения доходов сейчас, в отличие от 1990-х, нечем, указывает она: тогда спад уровня жизни был компенсирован населению тем, что оно получило свободу передвижения, конец дефицита и либерализацию внешней торговли, ставшей основой предпринимательской активности. Эффект «компенсации» в виде территориальной экспансии недолог – эйфория населения постепенно ослабевает, а осознание долгого кризиса – усиливается. Если населению дать нечего, ему нужно дать новые ниши – в первую очередь, оправдать его вложения в образование, уверена Овчарова: «Это главный вызов. Если ответа на него не найдем – перспектив у нас нет».

Человеческий капитал – единственное преимущество «постнефтяной» российской экономики: ее развитие зависит от качества социальной политики, заключают эксперты ВШЭ