Как за 20 лет телекоммуникации в России совершили революцию

Некогда на улицах Москвы или Санкт-Петербурга можно было наблюдать картину: человек в малиновом пиджаке на ходу говорит что-то в трубку, а за ним охранник несет чемоданчик, к которому тянется провод от начальника, вспоминает технический директор НТЦ «Комсет» Сергей Мельник. Такой была мобильная связь в самом ее начале.

От элитарной услуги к массовому продукту

В 1990-е гг. позволить себе сотовый телефон и услуги операторов связи могли немногие: аппарат стоил не менее $1000, а стоимость минуты разговора доходила до $5. Правда, первые 10 секунд разговора были бесплатны – и люди успевали передать информацию.

Но после кризиса 1998 г. операторы связи сменили бизнес-модель и предложили новые тарифные планы, вспоминает гендиректор Telecom Daily Денис Кусков: прежде сверхрентабельная элитарная услуга постепенно становится массовой – за счет резкого снижения стоимости разговора. Если в начале 1999 г. минута разговора стоила в среднем $0,55 (а доллар стоил 20–25 руб.), то к концу года – уже $0,15–0,18.

Годом позднее «Билайн» совершил небольшую революцию – вывел на рынок новый тип продукта: комплект из телефона стандарта DAMPS, сим-карты и карты оплаты номиналом $10; комплект стоил всего $49. Так «Билайн» начал войну цен, а она привела к резкому росту числа абонентов. Еще спустя год российский рынок наводнили дешевые телефоны самого современного тогда стандарта GSM производства Siemens, Phillips, Motorola и Nokia.

Начало 2000-х гг. ознаменовано стремительным ростом числа абонентов мобильной связи – оно каждый год удваивалось – и быстрой экспансией федеральных операторов (МТС, «Билайна», а с 2002 г. – «Мегафона») в регионы. Федеральные операторы постепенно поглотили региональных. Дольше других, до марта 2017 г., держались обломки одного из пионеров сотовой связи в России – самарской компании СМАРТС.

Чем больше становилось абонентов, тем дешевле было их обслуживание; это позволяло снижать цены и приобретать новых абонентов. В 2006 г. активных сим-карт стало больше, чем населения в России, и только после этого рост абонентской базы немного замедлился.

Кризис 2008–2009 гг. не сильно отразился на поведении абонентов (связь была уже дешева), но основательно подкосил операторов, ограничил их финансовые возможности; отчасти из-за него, отчасти по причине того, что в 2009 г. проникновение сотовой связи достигло 143,2%, рост выручки операторов замедлился. С 2010 по 2014 г. прирост абонентской базы у операторов происходит из года в год все медленней, а в 2014 г. выручка сотовых операторов сократилась впервые за всю историю отрасли в России, что стало показателем того, что ресурсы прежней модели экспансивного роста – за счет увеличения абонентской базы – исчерпали себя.

С 2015 г. заметный рост абонентской базы был только у оператора Tele2: он работал в основном в регионах, агрессивно развивался за счет кредитов и использовал модель дискаунтера. У других операторов с 2016 г. фиксируется и сокращение числа абонентов: вначале у «Билайна», затем в 2017 г. и у МТС с «Мегафоном».

Быстрый рост отрасли телекоммуникаций сделал необходимыми регуляторные нововведения. В 2004 г. вступил в силу закон о связи. Одно из важных его положений – создание Резерва универсального обслуживания: фонда, куда все операторы обязаны отчислять по 1,2% выручки от услуг связи. Из этих денег должны были финансироваться социально значимые услуги связи в тех регионах, где это экономически невыгодно. Правительство рассчитывало решить проблемы цифрового неравенства в стране, объясняет Кусков: во многих регионах России отсутствовали (и местами до сих пор отсутствуют) и сотовая голосовая связь, и доступ в интернет. Операторы – коммерческие предприятия, продолжает Кусков, и не станут обеспечивать покрытие тех участков, где живет несколько сотен человек. Поэтому правительство поручило «Ростелекому» обеспечить всех россиян базовыми услугами связи: таксофоном и доступом в интернет.

Практически очень важной была норма закона о связи – «звонящий платит». До этого сотовые операторы могли брать деньги с обоих участников беседы. Кроме того, у абонента появилось право выбирать между абонентской и повременной системой оплаты услуг местной телефонной связи.

В октябре 2006 г. Госкомиссия по радиочастотам (ГКРЧ) выделила частоты для сетей связи третьего поколения. Следом Федеральное агентство связи (Россвязь) объявило конкурс, победители которого получали лицензию на эти частоты. Оператор, победивший на конкурсе и претендовавший на лицензию, должен был описать, как планирует строить сеть 3G, а также заплатить за лицензию – всего 1,29 млн руб. Но это были не все расходы: компаниям еще предстояло заплатить $200–300 млн за расчистку частот – т. е. перевод в другие диапазоны связи, которой пользовались силовики.

На распространение нового стандарта мобильной связи ушел год-полтора – за это же время обрел популярность WiFi и на российский рынок пришли смартфоны. Сперва – iPhone 3G (второе поколение; первое, iPhone 2G, официально не продавалось в России, завозилось по серым каналам); затем Samsung. Кнопочные телефоны стали уходить в прошлое – мода на них отчасти вернулась недавно, когда потребовались аппараты, не передающие о себе данных. Связь же стала уходить от передачи голоса к мобильному интернету и информационным сервисам. Эта тенденция стала еще более заметной с появлением первых сетей четвертого поколения в 2011 г.

Сегодняшний смартфон – далеко не только средство связи, но и средство идентификации личности, кошелек, скидочная карточка, посадочный талон и даже устройство для управления холодильником.

Но с пятым поколением связи в России вышло не так гладко. В нескольких странах мира – прежде всего в США, Китае, Японии и Южной Корее – сети пятого поколения уже работают. В России сети 5G должны были быть развернуты во всех городах России с населением от 1 млн человек к 2020 г., говорилось в программе «Цифровая экономика», но этого явно не произойдет. ГКРЧ только в декабре может принять решение о проведении первого аукциона на частоты для 5G, сообщил директор департамента Минкомсвязи Андрей Канцуров.

А пока наиболее популярный в мире диапазон под 5G – 3,4–3,8 ГГц – оказался накрепко занят: по словам зампреда правительства, куратора связи Максима Акимова, – Минобороны и «Роскосмосом». Минобороны весной утверждало, что выдавать операторам частоты в 3,4–3,8 ГГц рано – а позднее предложило частоты 4,4–4,99 ГГц.

Минкомсвязи подхватило идею рассматривать диапазон 4,4–4,99 ГГц как приоритетный для 5G, сообщил в августе «Коммерсантъ». А в конце августа замминистра связи Олег Иванов сказал «Ведомостям», что первые аукционы частот для пятого поколения связи рассчитывает провести на диапазон 24,5–29,5 ГГц – до конца 2019 г., хотя сам же замминистра думает, что 5G в первую очередь будет развиваться в диапазоне 4,4–4,9 ГГц. Правда, для него было и есть мало оборудования, а массово доступным оно могло бы стать лишь через несколько лет, сетовал представитель «Мегафона», а в мире диапазон 4,4–4,99 ГГц часто используется для бортового авиационного электрооборудования – это дополнительно ограничивает его потенциал.

Наконец в сентябре министр связи и цифрового развития Константин Носков сообщил, что частоты в диапазоне 3,4–3,8 ГГц, принадлежащие операторам фиксированной связи, могут быть переданы под 5G, но и этот вопрос вряд ли решится в 2019 г.

История скорости

До начала 2000-х интернет подключался через модем по телефонной – аналоговой – линии (и звук коммутируемого доступа был одним из символов технологической революции), а хорошей скоростью передачи данных считалось 30 кбит/сек, вспоминает Мельник, – сайты более-менее работали, почта подгружалась. Потом в 2000-х до России дошла технология DSL со скоростью доступа до 8 Мбит/сек, для нее нужно было на ту же телефонную линию установить специальный разъем. Люди скидывались не такими уж маленькими – по тем временам – деньгами, чтобы поставить маршрутизатор в подъезде и развести пары проводов по квартирам, рассказывает Мельник.

В 2002 г. число пользователей интернета в России достигло 5 млн человек: интернет стал не только гораздо быстрей, но и существенно дешевле. И началась, как и в сотовой связи, да и с теми же участниками, консолидация рынка: сперва крупные провайдеры собрали более мелких, региональных, а затем большая тройка и «Ростелеком» консолидировали их самих: некогда популярная в Москве «Точка.ру» исчезла, а некогда самостоятельный «Онлайм» стал брендом «Ростелекома».

Самые же крупные поглощения начались, когда появился широкополосный доступ: операторы занялись консолидацией мелких игроков, имевших сети ethernet. В 2008 г. «Билайн» купил у акционеров («Альфы» и Telenor) Golden Telecom за $4,3 млрд и за $0,4 млрд – 49% его «дочки» «Корбина телеком». Годом позднее МТС получила контроль над «Комстаром». «Мегафон» занялся консолидацией позже других – купил в 2011 г. NetByNet примерно за $360 млн.

Успехи интернет-бизнеса в России были подтверждены двумя первичными размещениями акций. Первое в 2010 г. провела на Лондонской фондовой бирже Mail.ru Group (владелец «Одноклассников», ICQ и «В контакте»): 32,93 млн обыкновенных акций в форме глобальных депозитарных расписок (GDR), или 17% от уставного капитала. Объявленная цена размещения составила $27,7 за бумагу, или $5,71 млрд за компанию, а пакет стоил $912,04 млн. 3,03 млн акций продает сама Mail.ru Group, а еще 29,89 млн – существующие акционеры компании: основатели Mail.ru Group Юрий Мильнер, Григорий Фингер и Михаил Винчель, менеджеры, а также банки и инвестфонды. Основные инвесторы группы, Алишер Усманов и южно-африканский холдинг Naspers, своих акций тогда не продали. После IPO Усманов увеличит свою долю голосующих акций в Mail.ru Group с 34,4 до 45,4%, Naspers – с 26,7 до 30,8%.

В течение следующих лет после IPO сохранялся контроль Усманова над компанией, но осенью 2018 г. «Мегафон» и USM передали право голоса по своим пакетам в «МФ технологии» Борису Добродееву, рассказывает Николай Власов из «Эксперт РА». Пик котировок Mail.ru Group (в валюте) пришелся на конец 2013 г., после чего началось падение. В январе 2015 г. котировки Mail.ru достигли исторического минимума в $15,29 за акцию, вспоминает он.

В октябре 2019 г. Сбербанк объявил о покупке 35%-ной доли в компании «МФ технологии», принадлежавшей Газпромбанку. Позже стало известно, что Сбербанк заключил дополнительное соглашение о покупке 1% компании у госкорпорации «Ростех», благодаря этому став вторым по размеру голосующей доли акционером Mail.Ru Group после «Мегафона».

В конце мая 2011 г. компания Yandex N.V. (контролирует «Яндекс») провела первичное размещение акций на NASDAQ и привлекла $1,43 млрд. Более внушительную сумму – $1,67 млрд – на американских площадках привлекала к тому времени только одна интернет-компания – Google в 2004 г. Вся Yandex N.V. была оценена в $8 млрд – в 500 раз больше ее стоимости в 2000 г. Размещение «Яндекса» было среди наиболее успешных: в первый день торгов котировки выросли на 40%, но в конце того же года компания торговалась примерно на 20% дешевле цены на IPO. Как предполагали аналитики, это было связано с окончанием моратория на продажу акций после IPO, акции продали ранние инвесторы и сотрудники.

В следующие пять лет после IPO голосующая доля главного акционера «Яндекса» – Аркадия Воложа выросла с 19,77% после IPO (24.05.2011 г.) до 47,21% на март 2016 г. за счет выхода Baring Vostok и нескольких миноритариев ранее. Сейчас его голосующая доля – около 48%.

Пик котировок «Яндекса» пришелся на конец 2013 г., после чего началось падение. В сентябре 2015 г. котировки «Яндекса» достигли исторического минимума в 730 руб. за акцию, вспоминает Власов. 

На падение котировок «Яндекса» и Mail.ru Group тогда повлияло несколько факторов, объясняет он: замедление экономического роста и вхождение экономики России в рецессию, ослабление рубля, что ударило по прибыли компаний (к примеру, у «Яндекса» практически вся выручка была в рублях, а некоторая доля расходов – в валюте). Кроме того, указывает Власов, произошло ужесточение регулирования: принятие поправок к закону «Об информации» (закон о блогерах) и заявления российских политиков касательно «Яндекса», которые испугали инвесторов.

В октябре 2019 г. произошел новый провал котировок «Яндекса» – на 18% – после инициирования законопроекта об ограничении доли иностранного владения в значимых интернет-ресурсах. После новостей о договоренностях «Яндекса» с властью об изменении структуры управления компанией – в ней появился Фонд общественных интересов – котировки акций «Яндекса» восстановились, заключает он.

Новая структура в управлении «Яндексом», по словам Воложа, оставит в руках менеджмента управление компанией, сохранит уверенность международных инвесторов в ее перспективах и защитит интересы страны. Это событие – последнее по времени, но далеко не первое в попытках государства взять под пристальный контроль цифровые взаимоотношения людей.

Наиболее громкими среди этих попыток было объявление о блокировке мессенджера Telegram Павла Дурова, основателя сети «В контакте» (он не хотел давать ФСБ ключ для дешифровки трафика), пакет Яровой – Озерова и закон о суверенном интернете, не говоря уже о многочисленных уголовных делах, возбужденных за посты в социальных сетях.

Пакет Яровой, вступивший в силу в июле 2018 г., обязывает операторов связи и интернет-компании хранить текстовые сообщения, голосовую информацию, изображения, звуки, видео пользователей шесть месяцев; сообщения, которые пользователи передают через интернет, – 30 дней. Операторы связи ни тогда, ни сейчас пакет Яровой по существу не комментировали – официально. Обязанность хранить большие массивы данных, часть которых дублирует друг друга, потребовала огромных затрат от бизнеса. Тогда «Мегафон» оценил затраты на этот закон в 40 млрд руб. в течение пяти лет, «Билайн» – в 45 млрд руб. на тот же срок, МТС – около 60 млрд руб.

Закон о суверенном интернете, вступивший в силу в ноябре 2019 г., наделил Роскомнадзор беспрецедентным правом определять правила маршрутизации трафика российских операторов. Для этого компании опять потратятся – установят технические средства противодействия угрозам, которые предоставит ведомство; также в Роскомнадзоре создается специальный центр мониторинга для управления сетями в критических ситуациях. Деньги на обеспечение целостного, устойчивого и безопасного функционирования рунета были предусмотрены в дополнительном финансировании федеральной программы «Информационная безопасность»: 30,8 млрд руб. Из них 20,8 млрд предполагается потратить на закупку IT-систем, которые будут обеспечивать безопасность рунета.

Свои и чужие

Конец 1990-х был гораздо более криминальным, чем сейчас: убийства и рэкет мало кого удивляли, вспоминает гендиректор компании «Новые облачные технологии» Дмитрий Комиссаров, но в IT было относительно спокойно. Среди наиболее громких дел Комиссаров называет два: в 1999 г. застрелили члена совета директоров компании «Вист» Михаила Постникова, а в 2004 г. зарезали бывшего вице-президента компании «Формоза» Олега Фефелова. И «Вист», и «Формоза» входили в тройку крупнейших производителей компьютерной техники в России.

К 1999 г. в российской IT-отрасли уже сложилась трехступенчатая схема продажи железа и софта, принятая во всем мире, рассказывает старший вице-президент «Марвел-дистрибуции» Константин Шляхов. Вендор, который создает продукт; дистрибутор, который его продает дилерам, системным интеграторам и ритейлерам (редко – конечному заказчику); и системный интегратор, который устанавливает решение заказчику.

В Россию к тому времени уже пришли крупные вендоры: Microsoft, IBM, APC и др., а вот попытки иностранных IT-компаний – международных дистрибуторов или системных интеграторов – были неудачными, говорит Шляхов и называет две причины. Первая – крайняя непрозрачность импорта: иностранным компаниям со строгой отчетностью, комплаенсом и серьезными правилами работать было крайне затруднительно. А вторая – невозможность выстроить доверительные неформальные отношения между собственниками, что в те времена было определенной гарантией выполнения обязательств.

Среди российских производителей программного обеспечения самыми заметными были компании Евгения Касперского и Бориса Нуралиева, основателей «Лаборатории Касперского» и «1С», говорит Шляхов, – именно эти две компании стали самыми (возможно, и единственными) успешными российскими вендорами.

После кризиса 1998 г. продажи программного обеспечения на порядок упали, началась пятилетка бесплатного софта, вспоминает Комиссаров, – очень многие пользовались пиратскими копиями Microsoft, монополиста в России. В конце 1990-х ни про какую операционную систему, кроме Windows, никто и не думал, подтверждает гендиректор «Базальт СПО» Алексей Смирнов: «Приходилось конкурировать даже не с Windows, а с ее нелегальными копиями» По словам Комиссарова, до сих пор Microsoft имеет меньшие доли на внутренних рынках других стран, чем на рынке России.

В 2004 г. законодательство ужесточилось: нарушение авторских прав в крупном размере стало уголовным преступлением, а для заведения дела уже не требовалось заявления пострадавшего, рассказывает Смирнов: обнаружилось много случаев поставки нелегального софта по госконтрактам. Одним из наиболее громких стало дело Поносова, директора школы в Пермском крае: он получил компьютеры с предустановленным ПО по федеральной целевой программе, а проверка показала, что оно нелегальное, вспоминает Смирнов. Верховный суд оправдал Поносова, а в школах началась программа легализации софта. Правительство распорядилось и о переходе на свободное ПО, но это распоряжение не выполнено, заключает он.

Государство долго вообще не интересовалось IT-отраслью, замечает Комиссаров, но с 2009 г. стало понемногу обращать на нее внимание, а с 2014 г. занялось регулированием вплотную. В частности, началось импортозамещение. С одной стороны, повлияли санкции, с другой – рынок превысил $1 млрд, а крупный рынок государство хочет регулировать, объясняет он.

В 2016 г. был создан реестр отечественного ПО: госорганы обязали закупать софт из этого реестра, а если они хотят приобрести иностранный аналог, то объяснить почему. В декабре 2018 г. вышли директивы первого зампреда правительства Антона Силуанова: он предписал и госкомпаниям переходить на российский софт. Российские разработчики не раз жаловались, что госорганы и госкомпании неохотно мигрируют на отечественное ПО. Реестр функционирует, хотя к его работе, конечно, есть претензии, резюмирует Смирнов.

В 1990-е и 2000-е гг. из-за финансовых проблем с рынка ушло более половины IT-компаний, но потери легко переживались, фирмы были небольшие, рассказывает Шляхов, и работали за счет собственных средств, поэтому даже в случае банкротства деньги терял только собственник, а весь рынок никак не страдал.

Как и в годы кризиса, сейчас стали исчезать интеграторы и ритейлеры, замечает Комиссаров, но теперь крупное банкротство вызывает серьезные проблемы у контрагентов – как правило, они открывают ему кредитные линии. И у заказчиков вызывают, добавляет Шляхов, – они обычно платят авансы. По его мнению, подобные истории стали реальностью только в последнее десятилетие, до 2010 г. просто не было ни компаний, которые бы занимали большую долю рынка, ни значительных кредитов.

Банкротство одной из крупнейших розничных сетей «Белый ветер» в 2015 г. стало первым случаем, когда финансовый крах одной компании привел к огромным списаниям плохого долга у десятков игроков на рынке, вспоминает Шляхов. В июле 2019 г. суд признал банкротом другого крупного интегратора, IT-подрядчика Олимпиады в Сочи «Астерос». А в августе процедура банкротства начата в отношении одной из крупнейших российских IT-компаний – «Техносерв АС», прежде принадлежавшей братьям Алексею и Дмитрию Ананьевым, а сейчас на 40% – ВТБ.