«Лекарства для сборной могут быть с сюрпризом». Как выиграть дело Камилы Валиевой

8 февраля исполнился год допинг-кейсу фигуристки Камилы Валиевой. Во время Игр в Пекине стало известно, что за полтора месяца до Олимпиады российская фигуристка сдала положительную пробу на запрещенный триметазидин (обычно применяется для профилактики приступов стенокардии). В деле до сих пор не поставлена точка. Разбирательства перешли в Спортивный арбитражный суд (CAS).  

Пять лет назад в олимпийском Пхенчхане о коварстве триметазидина узнала российская бобслеистка Надежда Сергеева. С допинг-офицерами она встречалась дважды, еще до начала соревнований: 13 февраля сдала отрицательную пробу, а через пять дней – положительную, в связи с чем ее 12-й результат в двойках (вместе с Анастасией Кочержовой) уже 24 февраля был аннулирован. 

Позже Сергеева смогла доказать мировому спортивному сообществу, что допинг попал в организм помимо ее воли, получила сокращенную дисквалификацию и смогла выступить на Играх-2022. Более того, вместе с адвокатом они выяснили, что российским спортсменам часто достаются лекарства, которые не проходят проверку на наличие запрещенных веществ. Но в России все суды Сергеева проиграла. «Ведомости. Спорт» попросил спортсменку рассказать про свое дело в подробностях.  

Презумпция вины  

О том, что у меня проблемы, стало известно, когда соревнования по бобслею уже прошли. Было несколько свободных дней до возвращения в Москву, и мы с моей разгоняющей решили съездить на фигурное катание. Еле-еле достали билеты. И уже выехали, когда мне позвонили и сообщили, что меня и замначальника нашей делегации вызывают в штаб МОК. И – никаких подробностей. Пока ехала к месту встречи, пыталась понять, что и как могла нарушить. Может, цвета флага где-то промелькнули – они уже были под запретом. Высказала свои предположения представителю делегации и услышала в ответ: «Лучше бы, наверное, из-за флага». Люди из МОК сообщили, что в моей пробе обнаружено запрещенное вещество – триметазидин. А я про него вообще никогда не слышала. Тут же погуглила, что это сердечный препарат. 

Первая реакция – даже не шок, истеричный смех. Дело в том, что у меня уже были проблемы из-за другого сердечного препарата. Мельдониевое дело. За два года до Пхенчхана российских спортсменов сначала массово обвинили в нарушении антидопинговых правил, а потом почти всех оправдали, потому что с препаратом и схемой его выведения из организма было что-то не так.  

Представители МОК были настроены ко мне дружелюбно. Рассказали, что у меня очень низкая концентрация, вспомнили, что за пять дней до этого была чистая проба. Рассуждали о том, насколько бессмысленно вот так принимать препарат, который нужно пить курсами. Это же не таблетка экстренной помощи. Но главное – сразу же посоветовали проверить все, что я принимала, даже из разрешенных лекарств и добавок. Говорили, что не раз сталкивались с фактом загрязнения на производстве. Все же видели на шоколадных батончиках надпись: «Может содержать следы орехов, молока и так далее». Издержки конвейерного производства. Вот и с лекарствами так бывает, только там далеко не всегда есть предупреждение. 

Человек из нашей делегации просто сказал: «Все – давай быстренько подписывай документы. Мне некогда здесь с тобой рассиживать. Попала и попала». На всю жизнь запомнила эти слова. Пыталась объяснить, что ничего не делала и не буду себя оговаривать, что могу просто так получить четыре года дисквалификации, что готова бороться. Бесполезно.  

Благодаря опыту с мельдонием знала, что в спортивном праве нет презумпции невиновности, и это дело спортсмена и его команды – доказывать, что преступления не было. Мельдоний же помог познакомиться с адвокатом Артемом Пацевым. Позвонила ему: он рассказал, как правильно составить заявление, и запретил общаться с журналистами, пока ситуация не прояснится. Рекомендация очень правильная – на эмоциях можно много лишнего сказать. Но и мое молчание умудрились использовать против меня.  

«Защитная» реакция 

В это время в Олимпийской деревне обсуждали, что России разрешат пройти на церемонии закрытия под своим флагом. Никто из спортсменов об этом всерьез, конечно, не думал. Чиновники наводили суету. Насколько знаю, чтобы это все же случилось, нужно было заплатить приличный штраф. Но деньги еще нужно было найти, а тут очень удачно подвернулось мое дело. Начали продвигать версию о том, что из-за меня страна так и осталась без флага. Причем параллельно развивалась допинг-история с керлингистом [Александром] Крушельницким (на Играх-2018 в допинг-пробе спортсмена обнаружили мельдоний. – «Ведомости. Спорт»). Но у него была бронзовая медаль, и ему сразу же наняли адвокатов из швейцарской конторы. А меня буквально возненавидели за то, что я была вынуждена действовать самостоятельно и обратилась за помощью к Пацеву.  

Очень скоро в прессе появилась версия, что у меня вообще не могло быть допуска на Олимпийские игры. По медицинским причинам. У меня действительно есть диагноз – экстрасистолия (распространенный вариант аритмии, характеризующийся внеочередным сердечным сокращением. – «Ведомости. Спорт»). Но он не мешает мне жить и заниматься спортом. Просто нужно регулярно обследоваться. И меня очень подробно обследовали перед Олимпиадой. А потом я еще была на общих сборах, меня возили на встречу с президентом, и никто даже не намекнул, что есть какой-то запрет от кардиолога. Видимо, просто готовили почву. Это я поняла, когда вернулась в номер, чтобы собрать вещи.  

Ко мне пришли один из старших тренеров и менеджер сборной по бобслею и говорят: «Журналисты собрались. Ты должна им рассказать, что ночью тебе стало плохо с сердцем и ты выпила эту таблетку». Я попыталась объяснить – у меня настолько маленькая концентрация, что и на четверть таблетки не хватило бы. И услышала новую, еще более потрясающую версию. Мне предложили сказать, что триметазидин лежал у меня в косметичке вместе с другими таблетками, они об него потерлись и получилось то, что получилось. Я категорически отказалась что-либо говорить прессе. На следующий день почти все выпустили заметки о том, что я лизнула что-то, на чем были следы этого злосчастного триметазидина. Все – со слов менеджера команды.  

Вообще, читать прессу все это время было просто невыносимо. Одно из самых тяжелых испытаний, пожалуй. В какой-то момент умудрились приплести к делу даже мою маму, которая работает в кемеровском кардиоцентре. Но работает узистом, а ее «назначили» кардиологом и рассказывали, что это именно она регулярно давала мне таблетки. При этом мы с мамой давно не живем вместе, и она вообще не вмешивается в мои спортивные дела, в том числе – из страха ненароком навредить.  

Вся семья несколько месяцев провела в каком-то кошмаре. Все время на нервах. И вот здесь я впервые поняла, что такое настоящие проблемы со здоровьем – полетела щитовидка. Это, кстати, потом тоже используют против меня.  

Сбор доказательств  

Как только вернулась из Пхенчхана в Москву, началась работа с Артемом Пацевым. Он объяснил, что главное сейчас – чуть ли не поминутно восстановить, что и с кем я делала в течение тех пяти дней, которые прошли между первой пробой (чистой) и второй. Сделать это было непросто. А еще мы собрали все лекарства, витамины, БАДы, которые я пила с разрешения специалистов ФМБА (Федеральное медико-биологическое агентство, которое в том числе занимается медицинским сопровождением российских спортсменов. – «Ведомости. Спорт»), и отправили их на экспертизу в лабораторию в Минск. У нее была аккредитация WADA на нужный нам тип исследований и приемлемый ценник – порядка 300 000 руб. В других лабораториях выходило намного дороже.  

Результаты исследований были шокирующими – запрещенный триметазидин оказался в «Метионине». Это аминокислота, которую нам выдавали врачи ФМБА. В обычной поликлинике ее могут назначить при проблемах с печенью. Зачем ее включили в мой рацион, не знаю.  

В России об экспертизе мы сначала рассказали только в Центре спортивной подготовки (ЦСП), чтобы меня не уволили из сборной и не оставили без ставки. На тот момент я уже понимала, что есть неплохие шансы снять с себя обвинения к началу нового сезона. В ЦСП пошли мне навстречу, а вот в родной федерации многие бросали косые взгляды – мол, «как это девочка с допингом будет получать зарплату»?  

Отправили результаты в Международную федерацию бобслея и скелетона. Вопросы с допинг-дисквалификацией обычно решают именно федерации. Там приобщили нашу экспертизу к делу, но решили провести собственное исследование в более крутой лаборатории. Как мне объясняли потом, в Минске таблетки перемололи в кашицу и определили, что следы триметазидина просто есть. А в лаборатории, которая занималась перепроверкой, провели как количественный, так и качественный анализ. Выяснилось, что в одной таблетке могла быть концентрация, условно, 2 нанограмма на миллилитр, а в другой – 122. И все это в пределах одной упаковки. Так подтвердились предположения представителей МОК, которые они озвучили еще во время нашей встречи в Пхенчхане. Загрязнение на производстве. Это объясняет еще и то, почему аминокислоту принимали многие, а попалась только я. «Повезло» с упаковкой.  

Дисквалификацию мне все равно назначили – восемь месяцев. Есть нарушение, пусть и неумышленное – должно быть и наказание. Можно было подать апелляцию в Спортивный арбитражный суд (CAS), но это заняло бы много времени. А я очень хотела в сезон. Финансовый вопрос тоже стоял довольно остро. К тому моменту мои расходы уже превышали 800 000 руб. Наша федерация со временем компенсировала только деньги, потраченные на экспертизу. А разбирательства в CAS могли обойтись еще дороже (в среднем около 20 000 евро. – «Ведомости. Спорт»). Кроме того, мы понимали, что на фоне многочисленных допинг-историй с россиянами шансов на полное оправдание не так много. 

Суд идет  

В Международной федерации моему адвокату прямо говорили: «Мы видим, что вещество попало случайно. Мы принимаем ваши аргументы, но не понимаем, почему в России столько допинговых случаев и ни один спортсмен не подает в суд на тех, кто может быть виноват. Значит, у вас есть государственная система поддержки допинга и вы боитесь?» Не скрою, это задело, и мы решили, что будем подавать иск против ФМБА и «Озона», производителя «Метионина».  

На тот момент главой ФМБА был Владимир Уйба. Когда он узнал, что мы готовим иск, назначил мне личную встречу. Я тогда проходила углубленное медицинское обследование (УМО) перед сезоном. И это было худшее УМО в моей жизни – просели практически все показатели. Как потом выяснилось – из-за стресса, который сильно ударил по щитовидной железе.  

Мы с адвокатом и мои анализы оказались в кабинете Уйбы примерно в одно время. И первая его фраза при встрече была: «Вообще-то риск внезапной смерти у тебя очень высок, я бы на твоем месте спортом больше не занимался». Ну да, выписать недопуск и забыть – гораздо проще, чем разбираться, почему в таблетках, которые выдают спортсменам сборной, находят запрещенные вещества.  

Но именно на этом этапе я узнала главное – проверку ФМБА проходят, по сути, только БАДы. Проверять лекарственные препараты агентство не может, потому что получится двойное расходование бюджета. Предполагается, что их уже проверил Росздравнадзор. Но Росздравнадзор проверяет лекарства на предмет того, могут ли они нанести вред здоровью, а не на наличие веществ из стоп-листа WADA. Триметазидин в таком количестве, в котором он попал в мои таблетки, не привлечет внимания проверяющих, потому что не опасен для жизни.  

И что получается? У ФМБА монополия на обеспечение всех сборных страны лекарствами. Больше этим никто не занимается. И никто не знает, что лекарства могут быть с сюрпризом. Хорошо, я готова понять ограничения по бюджету. Но ведь можно обязать таких крупных поставщиков, как «Озон», проводить необходимые исследования, если они хотят работать со сборными. Говорила об этом и Уйбе. Он соглашался, обещал помочь в суде, были даже громкие слова про то, что мое дело поможет изменить систему.  

В суде, естественно, все пошло не так. Обычные российские судьи, как правило, не имеют ни малейшего представления о том, как устроена жизнь спортсмена. У моего адвоката спрашивали: «У вашего клиента были проблемы с печенью? Для чего ей вообще понадобились эти таблетки?» Понимание ситуации такое: это лекарство, а не БАД, его мне мог выписать только врач в случае постановки соответствующего диагноза – в противном случае это мое решение, а значит, только моя ответственность. Мы проиграли все суды. И я еще осталась должна «Озону» приличную сумму в компенсацию за судебные издержки.  

Самое интересное, что «Озон» до сих пор работает с ФМБА и нам до сих пор выдают их препараты. В прошлом году мы летели в Пекин на Олимпиаду. Чтобы легче перенести длительный перелет, можно выпить аспирин. Спросила у доктора, он протягивает баночку, а на ней написано «Озон». Спасибо, но нет.  

И вот уже на Олимпиаде в одно прекрасное утро проснулась от того, что у меня просто разрывается телефон от звонков и сообщений. И все просят прокомментировать ситуацию с Камилой Валиевой. Я, конечно, не сразу узнала, в чем там суть. А потом увидела знакомое слово – триметазидин. Первые мысли: прошло четыре года и ничего не изменилось, сейчас девочку просто растопчут, чтобы прикрыть свои косяки.  

Я не знаю Камилу лично, но хорошо к ней отношусь, еще и потому, что понимаю – в своем нынешнем положении она оказалась по вине системы. В России ее, конечно, оберегают. Но, насколько знаю, у нее сразу же забрали все препараты, которые она принимала. А их независимая экспертиза, по сути, единственный способ доказать невиновность в глазах всего мира.