В Казахстане началась война города и деревни

Конфликт, который разгорелся в Казахстане, можно назвать отчасти предсказуемым. Социально-экономическая ситуация в республике давно была довольно напряженной, и примеров, когда это выражалось в «бунтах», достаточно: восстание в Жанаозене 2010 г. или волнения против приватизации земли в пользу китайцев, охватившие весь Казахстан в 2016 г. Также за последнюю пару десятилетий в Казахстане образовалась крайне питательная среда для вооруженных беспорядков и восстаний.

В этой стране давно сформировались децентрализованно работающие группы из маргинальной молодежи уголовно-исламистского толка. В «культуре» действий таких банд сосуществует и уголовная этика, и фундаментальный ислам, а опыт они давно копили при охоте за силовиками. Теперь же они стали «костяком» массового движения уже в крупных городах, куда стекается бывшее сельское население. Ведь все молодые стали «горожанами» только в первом поколении, и поэтому значительная часть молодежи, а она имеет солидную долю в населении Казахстана, охвачена подобным движением.

Важно учитывать, что этих «новых горожан», да и казахов вообще, отличает кочевой менталитет. На низовом уровне сильны традиции «кочевой демократии» – причем как среди мужчин, так и среди женщин. В отличие от того же преимущественно оседлого Узбекистана с его жестким авторитаризмом, или Туркменистана, который этнически не родственен казахам (да и киргизам с их постоянной сменой власти через революцию).

В теории для казахов жесткая авторитарная власть не является традицией, это аномалия. Норма для них – это ситуация, когда народ не молчит. В итоге культура децентрализованных молодежных уголовно-террористических исламистских группировок наложилась как на социально-экономическую усталость, так и на усталость от двоевластия (Назарбаев–Токаев) и авторитаризма. И свергать власть пошли не классические исламисты, а городские бандиты-рэкетиры с исламистской идеологией. Поэтому, говоря о «террористах» в официальных выступлениях, Токаев умалчивает часть проблем. У этих группировок, например, пока нет ясной стратегии вроде построения исламского халифата или эмирата.

Еще одна отличительная черта этого протеста – отсутствие ярких оппозиционных политических лидеров, которые действовали, например, во время революций в Киргизии, где уже сложилась определенная «полиархия» кланов. И это скорее следствие той зачистки политического поля, которая велась при Назарбаеве долгие годы. Именно поэтому в итоге бунт произошел на низовом уровне, а договариваться власти внутри страны особо не с кем.

Элита к этим событиям, кажется, оказалась не готова. Кроме того, что она растерялась: к моменту низового восстания она оказалась расколота «двоевластием» и «транзитом»: мы видели, как казахстанские силовики оказывали довольно неохотное сопротивление и зачастую сдавались без боя. Это при том, что они умеют жестко подавлять выступления, как показывает прошлый опыт борьбы с протестами.

У России есть свой интерес в стране: как минимум защита русскоязычного населения. Угроза того, что ввод миротворцев может обратить ненависть казахов против местного этнически русского населения, есть. Но в городах давняя традиция русскоязычия и велика прослойка русскоязычных казахов. Поэтому в ближайшие несколько лет, несмотря на спорадические проявления ненависти, это будет вряд ли оборачиваться в насилие, как было в локальных конфликтах в 1990-е гг.