Оксана Орачева: «Эндаумент – инструмент для тех, кто планирует на долгие годы вперед»

Гендиректор Фонда Потанина о том, что за 10 лет успела сделать индустрия эндаументов в России



Генеральный директор Благотворительного фонда Владимира Потанина Оксана Орачева
/ Евгений Разумный / Ведомости

Эндаументы мировых университетов у всех на слуху – это очень крупные фонды, получающие хорошую доходность, чтобы финансировать обучение студентов и другие расходы университетов. Кроме образования эндаументы используются в культуре, здравоохранении, социальной сфере, благотворительности.

В России закон о фондах целевых капиталов появился 10 лет назад. С тех пор возникло около 200 эндаументов, в которых аккумулировано 24 млрд руб. Для сравнения: в США работает 790 эндаументов с общим капиталом около 2 трлн руб. в долларовом эквиваленте. В России эта отрасль пока небольшая, но растущая. О ее проблемах и перспективах рассказывает генеральный директор Благотворительного фонда Владимира Потанина, у которого есть специальная программа развития российских эндаументов, Оксана Орачева.

– Как вы оцениваете развитие отрасли эндаументов в России?

– Сегодня, спустя 10 лет после того, как был принят закон о целевых капиталах, в России зарегистрировано 177 эндаументов. Много это или мало? Наверное, по сравнению с зарубежным опытом – в Соединенных Штатах, в Великобритании, во Франции, где счет идет на тысячи, – мало. Но если вспомнить, что поддержка некоммерческих организаций в образовании, культуре и в социальной сфере в форме грантов и эндаументов появилась относительно недавно, это существенный шаг вперед. Мы видим положительный эффект, но хотелось бы, чтобы эта отрасль развивалась гораздо быстрее.

– Сколько денег в российских эндаументах сегодня?

– Около 24 млрд руб., по данным рейтингового агентства «Эксперт». Цифра пока небольшая, но она растет. Так что шанс есть.

– В каких сферах в основном созданы российские эндаументы?

– Большинство эндаументов создано в сфере образования, в первую очередь – высшего. Но это и мировой тренд. Например, самый известный эндаумент – у Гарварда. Крупнейшие российские университетские эндаументы – у «Сколтеха», МГИМО, Европейского университета в Санкт-Петербурге. В них уже аккумулированы миллиарды рублей. Но, как и во всем мире, в России появляются успешные эндаументы и в других сферах – в частности, в культуре. И опять же, как и в мире, тон задают ведущие музеи: например, достаточно крупный эндаумент у Эрмитажа. Среди западных музеев один из лидеров – эндаумент музея «Метрополитен». Интересно посмотреть на соотношение размеров эндаументов музеев и университетов. Например, у Гарварда примерно $37,1 млрд, а у «Метрополитена» – $2,7 млрд. В России соотношение примерно такое же. У «Сколтеха» в фонде целевого капитала около 4,7 млрд руб., у МГИМО и Европейского университета – по 1,5–1,6 млрд руб., а у Эрмитажа – примерно 350 млн руб. Да, наши фонды меньше, но и Гарвард, и Йель, и Оксфорд, и Кембридж создавали свои эндаументы сотни лет назад, а мы – всего 10 лет.

– Как эта отрасль будет развиваться в России в ближайшие 10 лет, что станет драйвером роста?

– Эндаументов будет становиться больше, они будут крупнее. Драйвером роста, на мой взгляд, станет региональное развитие. Сегодня половина эндаументов уже работает в регионах, и их будет появляться все больше. Когда люди смотрят на эндаумент Гарварда, они могут махнуть рукой: где Гарвард, а где мы. А когда они смотрят на фонд, работающий в соседнем регионе, они его уже воспринимают как пример для подражания. Например, какое-то время назад мы говорили о первом эндаументе фонда местного сообщества «Гражданский союз» в Пензе, а сегодня многие организации социальной сферы смотрят на эту модель более серьезно. В фонде «Гражданский союз» уже более 7 млн руб. – очень прилично для регионального эндаумента.

Один из крупнейших эндаументов в социальной сфере России – у фонда помощи хосписам «Вера»: 559 млн руб. Он встроен в организацию, поэтому чаще говорят о деятельности фонда «Вера» в целом, чем отдельно о его эндаументе.

– Для каких проектов эндаумент – подходящий инструмент финансирования?

– Эндаумент – это в первую очередь инструмент для тех организаций, которые планируют на долгие годы вперед: он создается на много лет, если не навсегда. По закону минимальный срок его существования – 10 лет, но мы ориентируемся на бесконечный срок.

Какие организации с этим ассоциируются? Конечно, это сфера образования. Да, университетам легче организовать фандрайзинг, обеспечить поддержку для эндаумента – в первую очередь за счет выпускников. Люди часто связывают свой личный успех с университетом, который они окончили, и готовы поделиться им со своей альма-матер, а университеты поддерживают связь со своими выпускниками. Мобилизовать поддержку от успешных выпускников можно через эндаумент. Поэтому в этой сфере фонды целевого капитала, очевидно, будут развиваться. Кстати, сейчас стали развиваться эндаументы и в школах, но в меньшей степени, потому что связь с выпускниками не настолько сильна. Но в эндаумент школы могут вкладываться родители.

Оксана Орачева, генеральный директор благотворительного фонда Владимира Потанина:

В 1989 г. с отличием окончила исторический факультет Пермского государственного университета. Кандидат исторических наук, магистр социальных наук (политология) Бирмингемского университета.
В Благотворительном фонде Владимира Потанина работает с 2012 г., с декабря 2014 г. – генеральный директор. В 2000–2010 гг. – директор Международной программы стипендий Фонда Форда в московском представительстве Института международного образования.
Автор более 50 научных публикаций.

Еще одна перспективная отрасль, требующая долгосрочной поддержки, – наука. Если мы говорим о серьезных научных исследованиях, которые требуют постоянных вложений, то, конечно же, эндаумент может быть подходящим инструментом. Он позволяет получить гарантию финансирования научных исследований на длительную перспективу. По этому пути пошел новый фонд «Врачи, инновации, наука – детям». В этот фонд вложил свой «золотой парашют» первый замглавы администрации президента Сергей Кириенко, уходя из бизнеса. Одно из направлений этого фонда – поддержка научных исследований по борьбе с раком.

Международная практика показывает, что эндаументы – отличный источник финансирования для культуры. В Великобритании и во Франции, например, очень долго не развивались эндаументы в этой сфере, потому что там культура, как и у нас, традиционно поддерживалась государством. Но культура не может развиваться в том темпе, в каком хотелось бы, исключительно на государственные деньги. Поэтому она вынуждена привлекать внебюджетные средства, в том числе через эндаументы.

– Кто обычно жертвует в эндаументы музеев? Мне кажется, что люди, которые увлекаются искусством, в большей степени сосредоточены на том, чтобы создать свою коллекцию или даже музей.

– Если мы посмотрим на жертвователей первого эндаумента Омского музея изобразительных искусств им. М. А. Врубеля, то увидим там представителей регионального отделения банка, местных предпринимателей. Это скорее связано с желанием развивать среду: чтобы были интересные институты, в том числе и музей, куда ходят дети, куда придут внуки. Если мы посмотрим на Еврейский музей и центр толерантности, то этот эндаумент создан на крупные пожертвования от частных лиц, заинтересованных в сохранении истории и формировании важных культурных ценностей. Очень интересный пример был в Петергофе: эндаумент пополнялся процентами от лотереи. Но это было еще тогда, когда частные лотереи были разрешены.

– Насколько защищены сейчас эндаументы в России – юридически, регуляторно?

– Скорее защищены. В России создано специальное законодательство в этой сфере, которое позволяет задать определенные рамки. Есть ограничения, связанные как с инструментами, которыми можно пользоваться, так и с требованиями к управляющим компаниям. Это снижает риски потери денег. Конечно, полностью не застрахован никто, но я бы сравнила эндаументы по уровню защищенности с пенсионными фондами.

– Какие регуляторные проблемы нужно решить в первую очередь?

– Законодательство об эндаументах не менялось с 2012 г., а ситуация с тех пор изменилась: появился, например, новый Гражданский кодекс. Есть много старых или отраслевых законов, которые зачастую приводят к коллизиям. Например, в законах о некоммерческих организациях или о благотворительной деятельности не идет речь об эндаументах вообще. Много нерешенных вопросов, связанных с отсутствием подзаконных актов: например, фонды целевого капитала сейчас не являются квалифицированными инвесторами, что ограничивает возможности инвестирования.

– Насколько серьезна проблема с надежностью банков и управляющих компаний?

– Рынок управляющих компаний, которые работают с эндаументами, сложился. Их достаточно много, чтобы можно было сделать выбор, но не огромное количество, чтобы можно было легко запутаться, поэтому риски не столь высоки. В целом, наверное, такой проблемы нет.

– С каким капиталом вообще имеет смысл создавать эндаумент?

– Ответ на этот вопрос лежит в плоскости цели, для которой создается фонд целевого капитала, а не суммы. Да, есть законодательное ограничение: эндаумент не может быть меньше 3 млн руб. А дальше нужно говорить о том, какой доход необходимо получать от целевого капитала, чтобы решать те проблемы, ради решения которых он создан. Отсюда следует размер фонда. Например, пензенский «Гражданский союз» оценил, сколько денег нужно на выплату стипендий, и дальше уже пришел к тому, что их фонд должен быть не меньше 4 млн руб.

– Насколько это прозрачный инструмент?

– Наверное, один из самых прозрачных, потому что сам закон, во-первых, предъявляет определенные требования. Управляющая компания обязана предоставлять отчетность: мы должны видеть, какие деньги получены, как размещены, какой получен доход. Доноры тоже могут требовать отчетности. Кроме того, на сайте организации должна быть представлена публичная отчетность.

Конечно, сам факт размещения отчета еще не означает, что люди, которые хотели бы с ним ознакомиться, хоть что-то поймут: недостаточно разместить цифры – надо объяснять, чтобы люди видели не только то, сколько фонд заработал, но и как потратил, каков результат этих инвестиций с точки зрения, например, развития человеческого капитала, а не финансового.

– Как, на ваш взгляд, нужно измерять эффективность эндаументов?

– Универсального инструмента – мирового рейтинга, например, – нет. В США для оценки эффективности [образовательных эндаументов] используют в том числе такой показатель, как процент эндаумента на одного студента. Кстати, на 1-м месте по отношению объема средств к числу студентов вовсе не Гарвард. На 1-м месте – частный университет в Калифорнии, в котором учится всего 400 студентов. И эти цифры не всегда показательны. Одно дело, например, когда у маленького колледжа Berea есть достаточно большой эндаумент, благодаря которому все студенты учатся бесплатно, другое – тот же Гарвард, где университетские стипендии предоставляются не всем. Но нам эти показатели не вполне подходят, потому что у нас образование в государственных вузах в основном бесплатное. А как измерить эффективность фондов для учреждений культуры, еще менее понятно. Там чаще финансируются отдельные позиции – например, должность хранителя или пополнение коллекции. Но не очень корректно говорить, что лучше купить пять работ, чем одну: одна работа может быть гораздо важнее, чем пять. Мы скорее говорим о сторителлинге – рассказе о результатах с конкретными примерами.

– Каковы результаты вашего проекта, направленного на поддержку эндаументов? Какие новые задачи?

– Наш фонд с 2012 г. реализует программу поддержки эндаументов. Кроме нашей традиционной экспертной роли, которую мы играли с момента появления закона, мы решили уделить серьезное внимание образованию и специальным просветительским инициативам. Мы в партнерстве с Московской школой управления «Сколково» второй раз проводим образовательный курс для специалистов по работе с эндаументами. Слушатели в процессе обучения должны реализовать свои проекты – мы заинтересованы в том, чтобы у выпускников был практический опыт. Это не менее важно, чем теоретическая часть. Благодаря этому проекту появилось уже несколько эндаументов. А существующие фонды целевого капитала начали применять новые инструменты, перешли на качественно другой уровень.

Эту образовательную программу мы будем продолжать, потому что сегодня специалистов явно не хватает. Нужны и универсальные знания, и финансовые, и юридические, и управленческие, и понимание особенностей фандрайзинга.

Мы также активно проводим просветительские мероприятия, готовим публикации о лучших практиках, чтобы показать возможности целевого капитала тем, кто еще только раздумывает над созданием фонда. Без специальных усилий по продвижению сама тема будет развиваться очень медленно.

В этом году мы запустили новую инициативу – создание центров знаний по целевым капиталам. Это те организации, которые, как и мы, считают важным развивать тему целевых капиталов, имеют экспертизу, готовы не только вкладываться в себя, но и отдавать другим.

– Может ли человек, который создал эндаумент или вложил много денег, диктовать, на что тратить эти деньги?

– И да и нет. Это более сложная история. Любой жертвователь, который вложил более 10%, имеет право войти в совет по использованию целевого капитала и, соответственно, участвовать в распределении средств – это по закону. Также любой жертвователь имеет право в самом пожертвовании указать цели использования. У любого донора всегда есть право сказать: «Я хотел бы, чтобы мои деньги работали вот на это». Есть другой вариант, и многие доноры идут по этому пути и жертвуют на «уставные цели», предоставляя совету по использованию право распоряжаться доходом, Например, если донор хочет таким образом поддержать университет, то доход от эндаумента распределяется в зависимости от текущей ситуации. Он может быть использован на стипендии, на публикации, на студенческие инициативы, и это определяется советом по использованию целевого капитала. Точно так же это устроено на Западе. Есть пожертвования, что называется, с ограничением использования – когда ты можешь потратить доход только на те цели и проекты, которые определил донор, а есть без ограничений, когда сама организация-получатель определяет, что на сегодня в приоритете. &

Интервью: Петр Соколов