Шок спроса и шок предложения

Никогда такого не было, и вот опять. Этот известный афоризм довольно точно характеризует происходящее. Мир опять проходит через кризисную полосу – и это привычное явление, но никогда еще в эпоху современного экономического роста, т. е. за последние 300 лет, глобальный экономический кризис не был спровоцирован медицинскими проблемами.

Кризис неизбежный, но неожиданный

Пандемия коронавируса стала триггером экономического кризиса, жесткость и глубину которого никто пока в полной мере не осознает. Мы имеем дело с переплетением нескольких процессов – или, точнее, нескольких кризисов. Впрочем, в этом нет ничего необычного: кризисы, с которыми и мир, и Россия сталкивались в последние десятилетия, тоже имели сложную структуру.

Прежде всего пандемия привела к разрыву хозяйственных связей, к закрытию границ, многие из которых казались прозрачными уже навсегда. Это породило шок предложения – явление, с которым мир не сталкивался на протяжении по крайней мере полувека. Ближайший аналог – ситуация начала 1970-х, возникшая из-за нефтяного эмбарго арабских стран и послужившая триггером длившегося десятилетие структурного кризиса. Сейчас шок предложения стал результатом резкого сокращения доступного капитала и трудовых ресурсов из-за закрытия предприятий, отдельных регионов и целых стран. К этому нужно добавить снижение совокупной факторной производительности вследствие ограничения транспортной связанности и функционирования логистических цепочек.

На шок предложения накладывается и шок спроса. На российскую экономику он влияет через снижение спроса на экспортные товары (особенно углеводороды), а также через сжатие внутреннего спроса, в том числе из-за девальвации и снижения покупательской способности населения.

Переплетение шоков спроса и предложения – важнейшая черта глобального кризиса, предопределяющая его структурный характер. Как показал опыт последних полутора веков, такого рода кризисы происходят не часто – раз в несколько десятилетий. В их основе лежат технологические сдвиги, которые приводят к серьезному обновлению экономических, социально-политических, интеллектуальных и идеологических условий жизни. Они ведут к формированию новых геополитических и геоэкономических балансов, новых валютных конфигураций (включая глобальные валюты), новых механизмов экономического и политического регулирования, появлению принципиально новой повестки государственной власти.

Кризис как возможность

Глобальные структурные кризисы существенно влияют и на развитие наук, причем всех – естественных и технических, гуманитарных и социально-экономических. Открываются новые горизонты для развития наук о жизни, для технологической модернизации (включая, разумеется и в первую очередь, и военную сферу). Прорыв совершается в философии и особенно в этике – хотя с каждым новым кризисом философская мысль становится все более пессимистической. Совершенно по-новому начинают звучать этические проблемы, которые еще недавно казались вечными. И, разумеется, мощный рывок получают экономические исследования, перед которыми открывается огромное поле для анализа. Циничные экономисты иногда говорят, что кризис – это плохое время для нормального человека, но очень увлекательное для экономиста.

В ХХ в. было два кризиса, оказавших комплексное и долгосрочное влияние на развитие мира, – Великая депрессия 1930-х гг. и кризисные 1970-е. В результате первого сформировалось индустриальное государство с мощными механизмами государственного регулирования. Кризис 1970-х привел к формированию постиндустриального либерального миропорядка, который к концу 1980-х гг. некоторые мыслители восприняли как «конец истории» (об этом писал Фрэнсис Фукуяма). Кстати, кризис советской системы 1980–1990-х гг. был отложенным кризисом 1970-х – СССР сумел откупиться от структурной модернизации благодаря мощному потоку рентных доходов (высоким ценам на нефть). Однако избежать кризиса индустриального общества («промышленных динозавров») было невозможно, и отложенный кризис, как это нередко бывает, оказался гораздо более жестким.

Но история не имеет конца – во всяком случае, пока существует человечество. Общество накапливает технологические изменения, которые натыкаются на препятствия социального и институционального характера, – и следует новый структурный кризис, ведущий к коренному обновлению парадигмы общественной жизни. И сейчас на наших глазах разворачивается драма рождения новой реальности. Важно, чтобы драма не обернулась трагедией, – но это зависит от наших усилий, от точности действий, причем не только и не столько в экономической сфере.

Кризис как норма

Если же рассуждать с позиции экономики, то нельзя не увидеть связь нынешней ситуации с проблемами 2008–2009 гг. Тогда мир столкнулся со структурным кризисом, который должен был привести к тем качественным сдвигам, о которых шла речь выше. Однако этого не произошло. Структурная (да и политическая) адаптация была остановлена энергичными антикризисными мерами, к тому же скоординированными на глобальном уровне. От кризиса и структурных реформ удалось откупиться. Но оборотной стороной успешных антикризисных мер стала блокировка описанного почти 100 лет назад Йозефом Шумпетером «созидательного разрушения», которое является непременным условием экономического и технологического прогресса.

Результатом стала очень странная макроэкономическая ситуация в большинстве развитых стран. Они вышли из кризиса перегруженными долгами и бюджетными дефицитами при сверхнизких или даже отрицательных процентных ставках. Дешевые кредитные ресурсы позволяли государству не заботиться о бюджетном здоровье и еще больше наращивать госдолг, а для бизнеса размывались критерии эффективности инвестиций. Экономический рост не сопровождался обычным в такой ситуации ускорением инфляции. Все это создавало странную картину, не вписывающуюся в привычную для экономистов и политиков систему координат.

В ответ они стали говорить о «новой нормальности». Начала набирать популярность так называемая современная денежная теория (Modern Monetary Theory, MMT), согласно которой государственный долг, если формируется в национальной валюте, может расти бесконечно, т. е. бюджетный дефицит вообще не проблема для устойчивого экономического развития. Придерживающийся традиционных экономических взглядов Кеннет Рогофф назвал MMT «несовременной неденежной нетеорией».

Кризис как прорыв в будущее

Ситуация резко меняется. Привычный экономический мир рушится прямо на глазах. И разрабатывая антикризисную повестку, следует принимать во внимание как экстренные задачи по нейтрализации разрушительных последствий распространения коронавируса, так и среднесрочные структурные вызовы, которые формируют контуры новых социально-экономических реалий.

Необходимо экстренно предлагать и реализовывать меры по недопущению экономической катастрофы и одновременно не блокировать решение давно назревших структурных проблем. Это разные решения, причем, как свидетельствует опыт, не всегда их можно легко разграничить. Не раз случалось, когда решения (институты), которые принимались ситуативно, действовали на протяжении десятилетий. И, напротив, решения, казавшиеся естественными, довольно быстро отменялись.

В качестве первого примера можно привести формирование мощного государственного регулирования в ведущих странах в условиях Первой мировой войны – этот институт, казавшийся сугубо временным, оказался мейнстримом для большей части ХХ столетия. В качестве противоположного примера можно привести новую экономическую политику (нэп): она была провозглашена в 1921 году и воспринималась как возврат к более или менее рыночной экономике «всерьез и надолго», но оказалась сугубо конъюнктурным решением, позволившим большевикам консолидировать политическую власть. В нынешней острой фазе кризиса подобные исторические примеры кажутся далекими от реалий. Но их необходимо иметь в виду, вырабатывая, предлагая или анализируя те или иные антикризисные меры.

Уже сейчас можно наблюдать долгосрочные последствия происходящих структурных сдвигов. Резко ускорилось внедрение информационно-коммуникационных технологий в жизнь человека – особенно в сферах образования, здравоохранения, торговли. Неизбежно существенное изменение роли государства – в регулировании экономики и социальной сферы. Произойдет трансформация мирохозяйственных связей. Многое из этого уже намечалось 10 лет назад, но тормозилось по разным причинам. Многие протекающие на наших глазах процессы и принимаемые решения являются не временными мерами противодействия кризису, но формируют важнейшие элементы будущей социально-экономической и политической системы. В сегодняшнем дне нужно видеть не только ужасное настоящее, но и прорывы в будущее – его контуры, возможности и риски.

Кризис как шанс вернуть доверие

Долгосрочные тренды требуют отдельного анализа, пока же обратимся к принимаемым сейчас антикризисным мерам. Над ними работают правительства и эксперты почти всех стран, на которые обрушился двойной удар – пандемия и экономический кризис.

Прежде всего необходимо направить доступные правительствам финансовые ресурсы на помощь людям, которые будут формировать спрос, поддерживая тем самым производителей. Предприятиям поддержка также может оказываться, поскольку их проблемы связаны сейчас не с рыночной неэффективностью, а с резко изменившимися условиями ведения бизнеса – по сути, с обстоятельствами непреодолимой силы. Однако здесь надо сделать три важных уточнения.

Во-первых, поддержка не должна носить избирательный характер, но оказываться всем фирмам конкретной отрасли или сферы деятельности. Не должны приниматься меры, которые на первый взгляд выглядят полезными, но ставят фирмы в неравные конкурентные условия. Примером «привлекательной, но вредной» меры можно назвать рекомендацию ввести нулевую ставку аренды региональной или муниципальной собственности, что означает автоматическое ухудшение положения всех предприятий, арендующих коммерческую недвижимость. Если уж помогать, то вводить мораторий на всю арендную плату с возможной компенсацией потерь арендодателей из бюджетов соответствующих уровней.

Во-вторых, нужно отделять неплатежеспособность фирмы от ее проблем с ликвидностью. Помощь имеет смысл, только когда проблемы связаны с ликвидностью, поддерживать неплатежеспособных, т. е. не способных к конкуренции в нормальных условиях, – бессмысленно. В этом случае более уместной является помощь со стороны кредиторов (списание или реструктуризация долгов), а не спасение за госсчет, превращающегося в зомби предприятия.

В-третьих, важно не создавать препятствий для оптимизации бизнесов, включая оптимизацию занятости. Но для этого нужны более тонкие механизмы, чем просто пособие по безработице уволенным. Особенностью последних 30 лет российского рынка труда стало не увольнение работников в условиях кризиса, а сокращение продолжительности рабочего времени или отпуск без сохранения содержания. Полагаю, последние должны получать пособие по безработице, хотя, возможно, и в меньшем размере, чем уволенные. Такой подход применяется в ряде развитых стран, и российская экономика является достаточно зрелой, чтобы его использовать. Это соответствовало бы принципу помощи в первую очередь людям.

Сейчас самое время активизировать усилия, чтобы ослабить административное давление на бизнес. Отмена избыточного контроля и надзора не должна откладываться до лучших времен, а, напротив, проводиться более решительно, если не сказать агрессивно. Нужно дать возможность людям и предприятиям находить пути решения встающих перед ними (и перед всей страной) проблем. И очень важно, чтобы эти послабления носили не временный характер. Нужно жестко придерживаться принципа: разрешено все, что не запрещено. В период стабильности о нем нередко забывали.

И главное – необходимо делать все, что повышает уровень доверия, особенно к государству. Доверие является важнейшей экономической категорией, и его дефицит стал причиной многих экономических проблем минувшего десятилетия. Сейчас государство получает возможность кардинально изменить ситуацию. При принятии нормативных актов проводится «оценка регулирующего воздействия», антикоррупционная экспертиза. Полагаю, что все принимаемые государственными органами решения должны проходить также и «тест на доверие», т. е. на способность этого решения повысить доверие общества (граждан, бизнеса) к государству.

Кризис и деньги

Ключевой вопрос антикризисных мер – где взять деньги. Решая стоящие перед страной антикризисные задачи, мы не должны погрузиться в пучину макроэкономического хаоса. Мы не можем позволить себе проводить одновременно политику бюджетного и денежного смягчения, как это делают ЕС и США. Денежное смягчение в условиях волатильности рубля и высоких инфляционных ожиданий представляется опасным. Но у России имеются существенные резервы, государственный долг остается предельно низким, поэтому целесообразно прежде всего опираться на бюджетные источники. Мы можем позволить себе прибегнуть к заимствованиям, а не монетизировать госдолг. Последнее было бы чревато инфляционным всплеском, перед которым, в силу макроэкономических традиций последних 30 лет, страна выглядит особенно уязвимой.

Политика макроэкономического стимулирования требует особой осторожности. Шоки спроса и предложения предполагают разный набор антикризисных мер. И если финансовые вливания позволяют смягчить спросовые ограничители, то в условиях шока предложения они чреваты стагфляцией. Именно это произошло в начале 1970-х, когда на шок предложения, спровоцированный нефтяным эмбарго, США ответили стандартным кейнсианским впрыскиванием денег, результатом чего стала стагфляция и затяжной кризис, из которого Запад вышел только в начале 1980-х гг.

Еще одним риском сейчас была бы гонка за количественными показателями роста. В условиях динамичного развития современных технологий и быстрого удешевления новых товаров и услуг мир столкнулся с феноменом технологической дефляции. Показатель ВВП все более расходится с реальной динамикой благосостояния: мы знаем примеры как ускорения роста ВВП при падении благосостояния, так и противоположные – рост благосостояния при застойных показателях ВВП. Сейчас неудачный момент для подхлестывания номинальных цифр. Важно сосредоточиться на стабилизации положения людей и фирм, а в стратегическом плане – на структурной модернизации, на повышении производительности. Динамика ВВП в отрыве от других параметров не должна рассматриваться в качестве задачи краткосрочной экономической политики.

Кризисом надо воспользоваться

Кризис – сложное время. Но именно сейчас стоит обратить внимание на развитие науки. Общество, оправившись от шока, должно пойти по пути стимулирования научных исследований – чтобы понять, что произошло, предотвратить повторение ситуации, совершить рывок и преуспеть в научной конкуренции. Конкуренции и людей, и систем, что обеспечивается приоритетным развитием науки. Иначе нам придется все чаще слышать горький ответ испанского врача, которая в ответ на упреки в отсутствии вакцины от коронавируса ответила: «Вы платите 1800 евро врачу и 1 млн евро футбольным звездам. Вот к ним и обращайтесь за вакциной». Это тоже важнейшая структурная проблема, которая ждет своего решения.