Поправки, которые не понравятся никому

Если первый комплект президентских поправок к Конституции вызвал возмущение специалистов низким юридическим качеством и откровенно авторитарным характером предлагаемых изменений в структуре власти, но почти индифферентную реакцию общественности, то пакет новых поправок, внесенный Владимиром Путиным ко второму чтению, спровоцировал шквал насмешек и протестов. Два бича российского державного законотворчества последних лет – спешка и секретность – в этот раз, судя по всему, сыграли с Кремлем дурную шутку. В новых поправках к Основному закону есть чем оскорбиться и возмутиться почти любому, на любой вкус.

Начнем с того, что сама манера вносить в уже прошедший первое чтение закон не уточнения и дополнения по итогам парламентской дискуссии, а принципиально новые нормы, меняющие его смысл, в «поправках на поправки» доведена практически до абсурда – многие уже написали, что из политического проект превратился в идеологический. Прием не новый – обычно в злоупотреблении им обвиняли депутатов-лоббистов, но в исполнении президента, в отношении его же собственного проекта выглядит странно.

Поправки написаны на юридическом бюроязе, также типичном для законотворчества последних лет. Это язык недоверия, бесконечно подробный, по многу раз повторяющий одно и то же, и одновременно расплывчатый, неуклюжий, одновременно пытающийся и исключить малейшие разночтения (отражая уверенность авторов в том, что попытки недобросовестного толкования непременно будут), и оставить пространство для маневра правоприменителю.

В соцсетях потешаются над афронтом пресс-секретаря Путина, который не смог разъяснить журналистам смысл следующего пассажа: «Российская Федерация, объединенная тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в бога...» С другой стороны, а кто бы смог? Предки вообще-то бывают не у Федерации, а у конкретных россиян, у каждого свои; а в стране, где после 70 лет советской власти мало кто помнит имена своих прабабок и прадедов, идеалы от непосредственных предков большинство могло унаследовать разве что социалистические, а веру в бога – так просто очень немногие. Понятно, что прогрессивной и образованной части общества «скрепные» поправки такого рода нравиться не могут. Феминисток справедливо настораживает намерение государства защищать «материнство, отцовство и детство» – через запятую; людей, имеющих отношение к семейному устройству детей, – намерение государства принимать на себя родительские обязанности в отношении детей, оставшихся без попечения, и т. д.

Казалось бы, обскурантам зато радость: тут и вера в бога, и «государствообразующий народ», и запрет на преуменьшение подвигов предков – по-видимому, предполагающий запрет на любое, кроме апологетического, обсуждение отечественной истории, и «институт брака как союз мужчины и женщины», и охрана традиционной семьи. Ан нет. Не только борцы с ювенальной юстицией всполошились от объявления всех детей в стране «достоянием Российской Федерации», небезосновательно увидев в нем основания для бесцеремонного вмешательства государства в дела семьи, но даже и официальная РПЦ – устами зампредседателя синодального отдела по взаимоотношениям с обществом Александра Щипкова – уже высказалась против. Пассаж о «государствообразующем народе» вызвал возражения муфтия Татарстана – и нет сомнений, что к нему присоединятся и другие лидеры национальных и религиозных групп, отличных от «государствообразующей». Националисты, в свою очередь, вряд ли будут рады, что «государствообразующий» статус связан исключительно с языком. В попытке угодить всем потенциальным сторонникам, не спросив ничьего мнения, повод для недовольства дали буквально каждому.

Автор – социолог, доцент Высшей школы экономики, Санкт-Петербург