Почему мы читаем политические Telegram-каналы

Почему мы читаем политические Telegram-каналы? Они постоянно себе противоречат, ангажированы, а люди, наполняющие их буквами, каждый день совершают чудовищные преступления против русского языка. Но политический класс и даже большое начальство читают их ежедневно, по нескольку раз в день и бойко обсуждают. Их даже цитируют в СМИ, и все чаще.

Дело, как мне кажется, не в анонимности каналов и защищенности «телеги», а в специфическом устройстве так называемых «войн кремлевских башен», т. е. конфликтов в руководстве страны и вокруг. Говоря о них, мы обычно упускаем из вида важное обстоятельство. У этих игр нет не только внятных правил, но и внятных ставок. Более того, они почти всегда ведутся или вслепую, или при существенной неполноте информации у игроков.

Коммуникация в этих средах затруднена. Неформально люди там общаются небольшими изолированными группами, необязательно на равных, в разговорах о других группах очень много белого шума, много вранья. Не совпадают и системы релевантности. О злодействах А можно услышать от Б, но Б думает, что все стремятся к обогащению, хотя А хочет получить новую должность. В сплетнях и слухах биты полезной информации всегда сплавлены с субъективно искаженными оценками мотивов.

Бюрократия – это почти нулевая степень репрезентации. Бюрократы понимают все буквально и редко видят картину в целом. Поэтому они часто не могут различить границы фигуры и фона, что есть суть важного процесса или конфликта, в том числе такого, в который они вовлечены, а что есть порождаемый им белый шум. Поскольку в «войнах башен» воюют между собой бюрократы в широком смысле слова, критически важна роль наблюдателей со стороны, они создают для бюрократии общую картину.

Помощник Михаила Горбачева Анатолий Черняев, сделавший карьеру в ЦК, писал в дневнике в июне 1972 г., что понять масштаб грядущей волны ресталинизации ему помог разговор с подругой, не имевшей никакого отношения к политике, но вращавшейся в кругах столичной интеллигенции. В СССР репрезентацию «войн башен» доверяли интеллигенции. В западных странах роль наблюдателей взяли на себя СМИ. В посткрымской России с этой ролью лучше всех справляются Telegram-каналы.

«Клоачность», как теперь принято говорить, их казенных диалектов, скачки из одного лагеря в другой по велению нового контракта, проплаченные посты, тугой и примитивный анализ, неуместный и вымученный сарказм, готовность менять систему релевантности (все воруют! все воюют за место преемника! во всем виновата группа Школова!) под каждого заказчика, если не под каждый проплаченный пост, – все это вместе идеальная, почти совершенная репрезентация российской политической системы. Telegram-каналы про политику читают запоем, потому что они достоверны как образ. А не оттого, что они очень умны или знают больше.

Примерно с 2012 г. я считаю, что приличные газеты, журналы и онлайн-СМИ устремленностью к респектабельности, стандартами, силой своих брендов инвестируют в символический капитал российской политической системы. Чем больше респектабельности, тем меньше предлагаемая картина кажется шизофренической или макабрической. Будучи по сути своей театром Grand-Guignol, эта система в отражении приличной прессы иногда выглядела почти нормально.

Сегодня, когда мы жадно припали к экранам смартфонов, чтобы прочесть очередной слив «ВЧК/ГПУ», «Незыгаря» или «Малюты», мы получаем почти идеально точную картину происходящего, но не в смысле фактов, а в смысле эстетической достоверности. «Клоачность» живет здесь, а не в говорах утренних радиоведущих.

Именно поэтому запретить Telegram не удастся. Его главный контент – ежедневно разыгрываемый спектакль грязной, шизоидной, туманной «политики», который смотрят ее герои и действующие лица, полагая этот спектакль художественно достоверным. Оторваться от такого зрелища по собственной воле невозможно.

Автор — социолог, приглашенный эксперт Московского центра Карнеги