Ни транзита силы, ни транзита слабости

Не будучи специалистом в казахских делах, я ничего не могу сказать про отставку президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, хотя, разу­меется, для России и Владимира Путина это главная новость недели. Первый из несменяемой уже 20 лет троицы Путин – Назарбаев – Лукашенко теперь пошел. И задал определенный стандарт для остальных. Младшие товарищи теперь должны определиться. Хотят ли они побить рекорд Назарбаева – почти 29 лет на троне? Или, наоборот, хотят пойти по его стопам или по крайней мере готовы об этом задуматься?

Может ли президент Путин сегодня скомандовать «Транзит!»? Идет ли кастинг преемников? И ждать ли нам транзита власти по-казахски? Нет. Нет. И нет. В ближайшие дни «кремлевские источники» будут рассказывать, как «в Кремле» обсуждают разные сценарии транзита: казахский, белорусский и т. д. Но забудут при этом уточнить, что никаких конкретных распоряжений по поводу транзита президент Путин не давал, а все обсуждения пока не выходят за рамки инициативных проработок, не все они докладываются даже Сергею Кириенко, не говоря про Антона Вайно и самого Путина.

Транзит по-русски, если брать за образцы транзиты 1999 и 2008 гг., возможен или из позиции крайней слабости, как в первом случае, или из позиции крайней силы, как во втором. Борис Ельцин был слаб, он уже отыграл карту всероссийского «дедушки» в 1996 г., успел поссориться с теми, с кем не успел расплатиться после прошлых выборов. От слабости и испуга семья подчинила постоянно действовавшему в Кремле «штабу переизбрания» оставшиеся верными подразделения госаппарата и наделила этот штаб диктаторскими полномочиями в области сценарного планирования и информационного обеспечения транзита как политтехнологического мероприятия. Перейдя в конспиративный режим работы, администрация слилась с консультантами и верным семье бизнесом, все было больше похоже на сговор, если не заговор, а не на госпроект.

Транзит 2008 г. был примером транзита силы. За счет нацпроектов, роста цен на нефть, появления новой линейки должностей для высшей бюрократии Путину удалось представить транзит как общеэлитный консенсус, нацпроект нацпроектов, в котором вся «золотая тысяча» участвовала добровольно, несмотря на недовольство антимедведевской партии. В сговоре, учреждении секретной комнаты для технологов просто не было необходимости. Уникальность момента состояла в том, что передача власти по Конституции была в интересах всех фракций и кланов элиты. Возможно, этот транзит был крупнейшим политическим достижением Путина. Но, кажется, сам он понимал это по-другому.

Сейчас речь не идет ни о транзите силы, ни о транзите слабости. После выборов 2018 г. Путин не дал команду готовить транзит, исходя из логики «Конституция требует». Но и о транзите слабости, транзите в логике «жареный петух клюнул» речь тоже не идет. Президент поставил страну на паузу.

В реальности среди нескольких панелей преемников идет вялый кастинг. Вот «детская» панель – четыре губернатора-мушкетера, сын Патрушева, министр Максим Орешкин и т. д. Вот младшие партнеры президента – Медведев, Сергей Собянин, Вячеслав Володин и т. д. Но, говоря о кастинге, никто не имеет в виду, что Путин выбирает из них: они сами стараются не натворить дел, вкладывают огромные деньги в свой пиар и, возможно, лелеют надежды на президентство. Но никто не тестирует их кандидатуры в фокус-группах, не работает над их публичными образами и т. д. Команды «транзит» нет.

Здесь и начинается главная проблема нашего не-транзита. Сценарии транзита силы (Путин остается) уводят мысль в сторону нереалистичных фантазий о поглощении Белоруссии, переписывании Конституции, присоединении Донбасса. Значит, ставка на силу сегодня – синоним безответственности. Понятно, что думать о реалистичном варианте, о транзите из слабости, транзите под девизом «давайте пожертвуем ФИО во имя сохранения системы имени этого ФИО», в Кремле никто не хочет. И это тоже безответственность. Все уже поняли, что рано или поздно все закончится, как в 1999 г. – в лучшем случае, но ждут, когда президент согласится с тем, что петух уже здесь.

Автор — социолог, приглашенный эксперт Московского центра Карнеги