Президентская история

Статья Владимира Путина, посвященная Второй мировой войне, отражает представления российской элиты о событиях кануна и начала Великой Отечественной. Президент пытается частично оправдать предвоенную внешнюю политику Сталина, в основном возвращаясь к советским трактовкам трагического периода отечественной и мировой истории. 

Иосиф Сталин был докой в языкознании, Владимир Путин сконцентрировался в истории. Обещанная несколько месяцев назад статья президента о Второй мировой войне, основанная, по его словам, на изучении новых документов, была опубликована в пятницу на сайте kremlin.ru, в «Российской газете» и на сайте агентства ТАСС. Обстоятельства ее появления – сначала ее напечатал американский журнал The National Interest и уже потом отечественные СМИ – намекают, что она предназначена скорее зарубежным высокопоставленным читателям и уже после – избирателям. Важнейшее послание этой статьи – не надо считать СССР и Сталина таким же виновником войны, как и Гитлера, а пакт Молотова – Риббентропа – главной причиной ее начала. В конце ее звучит очередной призыв к новому союзу пяти ядерных держав в борьбе с неведомым неприятелем и отказу от давления на Россию. 

Но любопытны президентские трактовки предвоенной и военной истории. Путин явно недоволен ангажированностью Лиги наций, ее нежеланием реализовать предложения СССР о создании коллективной безопасности и ее неспособностью предотвратить агрессию Италии в Абиссинии (нынешней Эфиопии) и гражданскую войну в Испании. Отчасти с этим можно согласиться, но напомним, что СССР присоединился к пакту Лиги наций в 1934 г. и имел возможность влиять на ее решения. Однако Лига наций не имела полномочий и сил, аналогичных нынешней ООН. У нее, в частности, не было вооруженных миротворцев, ей с трудом удалось остановить войну 1932–1935 гг. между Боливией и Парагваем. Она не могла повлиять на Германию и Италию, вышедших из организации до начала своей агрессии. И, если уже говорить о гражданской войне 1936–1939 гг. в Испании, СССР поддерживал в ней одну из сторон, нарушая обязательства о невмешательстве в испанские дела. 

Еще один важный пункт статьи – описание причин возникновения нацизма в Германии и его политического успеха – выглядит недосказанным. По версии президента, главные его причины – несправедливое послеверсальское устройство Европы и национальное унижение Германии, породившие реваншистские и радикальные настроения в стране и появление новых государств, заложившие основу для территориальных споров. Претензии к Версалю напоминают упреки Кремля в несправедливости нынешнего мироустройства, сложившегося после распада СССР. 

Президент осуждает экономическое содействие западных держав нацистам, что способствовало развертыванию их промышленности, и политическую недальновидность, но при этом упускает еще один важный фактор политического успеха Адольфа Гитлера и его соратников – раскол левого движения во многих странах Европы, срежиссированный Кремлем и Коминтерном. На ХI пленуме Коминтерна в марте – апреле 1931 г. социал-демократия была названа главным врагом (!) коммунистов в рабочем движении и «второй (после фашизма) бригадой» капитализма. Эта сектантская позиция тормозила развертывание борьбы с нацистским движением и обернулась потерей голосов для обеих рабочих партий и в конце концов – победой нацизма. В конце 1920-х нацисты еще были маргиналами, не набирая и 3% голосов на выборах, а в 1933 г. за них проголосовало 46% немцев. Только после победы нацистов в Германии Сталин и его окружение спохватились и потребовали от европейских коммунистов объединиться с социалистами, социал-демократами и даже либералами для борьбы с нацизмом. Но эта мера запоздала.

И еще одна деталь: если уж осуждать западные инвестиции в Германию, то стоит вспомнить и о советско-итальянском экономическом и военно-техническом сотрудничестве, не прерывавшемся ни во время итальянского вторжения в Абиссинию, ни в годы войны в Испании. Где, кстати, построен для советского ВМФ прославившийся в годы Великой Отечественной лидер эсминцев «Ташкент»? Правильный ответ – на верфи компании ОТО в Ливорно, причем корабль заложили в январе 1937 г. – в разгар войны в Испании.

С отдельными пунктами президентской статьи – о Мюнхенском соглашении, предательстве Англией и Францией Чехословакии и участии Польши в разделе последней можно согласиться. Равно как и с тезисом о крайне вялой реакции союзников на вторжение нацистов в Польшу. Но надо понимать, что Франция не делила с Германией, например, Бельгию, а Польша оккупировала в 1938-м весьма небольшую часть Чехословакии, тогда как СССР занял почти половину довоенной польской  территории.

Путин не называет дипломатическим триумфом договор о ненападении между СССР и Германией от 23 августа 1939 г., вспоминает о его осуждении Съездом народных депутатов в декабре 1989 г., но стремится объяснить его объективными обстоятельствами: дескать, не он стал главной причиной нападения нацистской Германии, а в противном случае Советскому Союзу грозила бы война на два фронта – с Германией и Японией, где уже шли интенсивные бои на Халхин-Голе. Однако здесь президент (или его райтеры) слабо знают материал или лукавят: боевые действия на Халхин-Голе трудно назвать войной, это все-таки конфликт, пусть и крупный: в нем с советской стороны принимали участие три мотострелковые дивизии, две танковые и три мотоброневые бригады, всего не более 65 000 бойцов и командиров. Эти силы не сопоставимы с 50 дивизиями и 10 танковыми бригадами, вошедшими на территорию Польши 17 сентября 1939 г., которые насчитывали 620 000 человек, 5000 орудий и минометов, 4700 танков и более 3000 самолетов. Уточним: пакт Молотова – Риббентропа не был единственной причиной начала Второй мировой войны, но стал одним из ее спусковых крючков: его заключение дало Гитлеру уверенность, что польская армия не получит никакой помощи с сопредельной территории. Наконец, надо понимать, что немецкая армия сентября 1939 г. по своему боевому духу, вооружению и выучке сильно уступала вермахту образца лета 1941 г. Говорить о неминуемом поражении Красной армии в случае начала войны с Германией в сентябре 1939 г. – сильное преувеличение.

Когда Путин утверждает, что СССР мог отодвинуть в сентябре 1939 г. границу до Варшавы, ему бы следовало пояснить, каким образом: ведь передовые немецкие дивизии появились у польской столицы 8 сентября, 14 сентября они осадили Брест, а Красная армия вступила в Западную Украину и Западную Белоруссию только 17 сентября. Да, СССР не был союзником нацистов в оккупации Польши, но, надо честно признать, стал соучастником ее раздела. 

Еще один тезис президентского объяснения необходимости пакта ‒ советские руководители, дескать, выиграли «драгоценное время для укрепления обороны страны» ‒ вызывает недоумение: до июня 1941 г. военный и промышленный потенциал Германии вырос за счет оккупации Западной Европы (прежде всего Франции, Бельгии и Голландии) многократно больше, чем советский за счет новоприобретенных территорий. Это старая мантра советской историографии, повторение которой на нынешнем уровне развития исторической науки звучит странно. 

Впрочем, это не единственный фрагмент статьи, где Путин повторяет тезисы советской историографии, например о том, что наступление Красной армии в Польше и ее выход к Одеру в январе 1945 г. «поставило крест» на последнем немецком наступлении в Арденнах. Это не так: неудача последнего контрудара нацистов на Западном фронте стала очевидной еще 25 декабря 1944 г., когда авангард немецкой 5-й танковой армии оказался в британском окружении у бельгийского города Селля, а американские войска деблокировали окруженную в Бастони 101-ю воздушно-десантную дивизию. Висло-Одерская операция Красной армии началась 12 января 1945 г., а на Одере ее соединения появились только к концу января.

Небесспорна и президентская трактовка позднего вступления Красной армии на польскую территорию: советское политическое и военное руководство откладывало начало боевых действий до момента, когда большая часть польских войск, находившихся на советской границе, отправились на германский фронт. Поэтому Украинский и Белорусский фронты почти не встретили серьезного сопротивления.

Отдельная история – с включением Эстонии, Латвии и Литвы в состав СССР летом 1940 г. Президент отрицает факт их оккупации и считает, что присоединение балтийских государств к Советскому Союзу было «реализовано на договорной основе, при согласии избранных властей». Действительно, правительства трех республик согласились на проведение соответствующих референдумов под советским контролем, с собственным самороспуском и присоединением к СССР. Но важны нюансы: надо понимать, что к этому моменту на территории всех республик уже находились советские группировки, превосходившие в численности и, в особенности, в современном вооружении национальные армии. В этой ситуации политические элиты трех стран не решились на активное сопротивление и капитулировали под дулами советских танков. Назвать такое присоединение добровольным и соответствующим международным договорам вряд ли возможно. 

Следует отметить часть статьи, где говорится о поставках союзниками боевой техники, вооружения и военного снаряжения, важных для ведения войны. Президент пишет, что они составили около 7% военной продукции, произведенной советской промышленностью. Что же, это шаг вперед – в советские годы говорилось, что ленд-лиз и британские поставки не превышали 4% военного производства СССР. Однако, если уж касаться союзной помощи, стоит уточнить: поставки истребителей и бомбардировщиков составили около 20% советского производства, танков – 16%. Американцы и англичане поставляли в СССР бронетранспортеры и зенитные самоходки, не производившиеся нашей промышленностью. Помимо боевой техники и автомобилей союзники поставляли жизненно важную продукцию: высокооктановый бензин и другие нефтепродукты, компоненты для их производства, средства связи, обмундирование и продовольствие. 

Важно указать и на то, о чем президент не сказал. В частности, в статье не говорится об активном торговом и политическом сотрудничестве между СССР и Германией в 1939–1941 гг. Советские поставки нефтепродуктов стали одним из важных элементов успеха немецкого блицкрига на Западе в мае – июне 1940 г., а Германия благосклонно реагировала на советское вторжение в Финляндию в ноябре 1939 г.

Статья Путина имеет прежде всего внешнеполитическое звучание, это еще одно послание Западу и Востоку, сигнал о желании договориться и учредить новое, справедливое с точки зрение Кремля мироустройство.

Однако ее историческое содержание вряд ли можно назвать ее сильной стороной: новые документы в ней часто влиты в старые мехи советских представлений о событиях Второй мировой войны. В ней налицо фактические ошибки и стремление оправдать предвоенную политику Кремля, в том числе очевидные просчеты, героизмом воинов Красной армии и советского народа.