Чем опасна имитация правительства
Политолог Дмитрий Травин сравнивает премьера Михаила Мишустина и премьера Валентина ПавловаПосле назначения нового премьера появилось немало шуток о внешнем сходстве Михаила Мишустина с другим путинским премьер-министром – Михаилом Фрадковым. Однако если без шуток, то гораздо интереснее сравнить нового главу правительства РФ с последним главой правительства СССР Валентином Павловым. Или, точнее, сравнить надо не персоналии, а то положение, в которое они поставлены. История последнего года существования СССР (и особенно периода с января по август) чрезвычайно важна для понимания того, что можно ждать от нового правительства.
Павлов вспоминается сегодня скорее как неудачливый член ГКЧП, чем как премьер-министр, проводивший около полугода свою экономическую политику и пытавшийся по мере имевшихся у него скромных сил спасти Советский Союз. Но вообще-то история этого полугодия не менее поучительна, чем история провального путча, и поэтому, на мой взгляд, сейчас самое время о ней вспомнить.
Павлов приходил на пост главы правительства вместо Николая Рыжкова, рассорившегося с Михаилом Горбачевым и фактически перешедшего в оппозицию. Николай Иванович был, как говорили в те годы, крепкий хозяйственник. В молодости он возглавлял «Уралмаш», но к финансам никогда отношения не имел, важность макроэкономической сбалансированности представлял плохо.
Плоды деятельности Рыжкова на посту председателя Совета министров были плачевны. Когда в начале перестройки он начинал рулить советской экономикой, система товарного дефицита была простой, понятной, привычной, хотя и донельзя осточертевшей. Мы все более-менее знали, где есть товары, а где нет, что можно купить, а что надо доставать, какие продукты требуют лишь денег, а какие – блата, обмена услугами и захода с черного крыльца. Номенклатурщики привычно отоваривались в своих спецраспределителях, а провинциалы привычно ездили в столицы на колбасных электричках. Но когда Николай Иванович уходил со своего поста, система привычного дефицита дошла до состояния беспрецедентного хаоса. Опустели даже те прилавки, на которых до того что-то было. Денег на руках у населения становилось все больше, а ценность этих денег – все меньше.
Трудно сказать, понимал ли Николай Иванович, что натворил и как с этим можно бороться. Но Валентин Сергеевич в отличие от него был финансист (хоть и советский), работал с деньгами, а не с металлом, углем и машинами – он успел побывать на постах министра финансов и председателя Госкомитета по ценам. Тов. Павлов хорошо понимал суть сложившегося за время работы тов. Рыжкова кризиса и с первых же дней взялся его ликвидировать. Павлов знал, что дефицит возникает, поскольку товаров у государства слишком мало, а денег у населения слишком много. И поскольку сделать так, чтобы стало больше товаров, он не мог, то решил сделать так, чтобы стало меньше денег. Он изымал у граждан крупные денежные купюры (по тем временам таковыми считались сто- и пятидесятирублевки), а обменивать на новые разрешал лишь с существенными ограничениями.
Понятно, что с первых же дней он оказался самой непопулярной фигурой в стране. Дело, впрочем, было не только в конфискационной денежной реформе. Истинная беда Павлова состояла в том, что он пришел на свой пост в сложный момент, когда мыслящая часть общества уже махнула рукой на все горбачевское руководство. Былые сторонники перестройки к началу 1991 г. перестали верить в то, что союзное руководство может сделать хоть что-то полезное для страны.
Осенью 1990 г. Горбачев с Рыжковым отказались от реализации только что разработанной программы перехода к рынку «500 дней», в которую верили тогда многие интеллектуалы. Рыжков ушел в отставку, а Горбачев в очередной раз занялся политическим маневрированием. Стало ясно, что ничего позитивного правители уже не придумают. Павлов в этой ситуации рассматривался как временщик, толку от которого все равно не будет. Непопулярная денежная реформа и нехаризматичная внешность лишь дополнили представление о полной безнадеге, сложившееся вне зависимости от личности премьера. Идея перехода к рынку была тогда чрезвычайно популярна, и общество уже готово было к смене всей социально-экономической системы. А ему предложили странного человека, которого в народе прозвали «ежик в тумане» из-за своеобразной стрижки ежиком.
После обмена крупных купюр Павлов пытался прибегать к административному повышению цен, руководствуясь все той же идеей – изъять у народа побольше денег. Теоретический смысл в этом был, но на практике это оказалось бессмысленно. Во-первых, потому, что это было лишь затыкание дыр, не создание институтов для нормальной работы экономики. А во-вторых, потому, что даже дыры толком заткнуть не удавалось, поскольку слабое правительство, не пользующееся поддержкой общества и все чаще атакуемое набиравшим популярность Борисом Ельциным, вынуждено было идти на поводу у лоббистов.
Когда система рухнула в результате провалившегося путча, а народ поддержал Ельцина и начатую им реформу (в которой через какое-то время разочаровался), стало окончательно ясно, что Павлов со своими полумерами, наносившими очередной удар по благосостоянию населения, никак не мог быть принят обществом. Он был обречен с самого начала. Я полагаю, что, если бы не позорный конец с путчем, Павлов был бы, скорее всего, снят за провал экономической политики через год-другой. Нелюбимый народом премьер оказался бы идеальным козлом отпущения в ситуации обострения дефицита и озлобления страдавших от дефицита людей.
Как ни странно, Мишустин сегодня оказывается в похожей ситуации, хотя ни в какой ГКЧП, конечно, не войдет и просидит на своем посту, возможно, до 2024 г. Нынешние проблемы российской экономики меньше всего связаны с той деятельностью, которая находится в ведении премьера. Россия уже много лет непривлекательна для инвестора. Бюрократизация и силовые наезды дополнились в последние годы еще и нахождением под санкциями. Российские предприниматели понемногу сматывают удочки и переселяются за рубеж. А иностранные предприниматели выбирают для своих вложений страны, которые не ссорятся с Западом и не сажают крупных инвесторов в тюрьму. Ни Министерство финансов, ни Министерство экономического развития, ни прочие правительственные ведомства, отвечающие за хозяйственную систему, не могут ничего поделать с этими проблемами. Необходимо менять всю систему институтов, из-за которой сложилось подобное положение. Но это уже вопрос политический. Его решение никак не зависит от Мишустина. Премьер может так или иначе проявлять активность, собирая, например, больше налогов, пополняя бюджет и наводя тем самым бизнес на мысль, что надо еще быстрее отсюда валить. Но задействовать механизмы, с помощью которых можно было бы пробудить засыпающую экономику, он так же не в состоянии, как не в состоянии был сделать это Павлов почти три десятилетия назад.
Скорее всего, мы вскоре увидим, что над правительством Мишустина станут все чаще посмеиваться, – и иронические отзывы о его деятельности на какое-то время отвлекут внимание от президента и манипуляций с Конституцией.