Как выглядит глубокая бедность в России

Объективно бедные люди не всегда считают себя аутсайдерами – и наоборот

Объективно бедные, т. е. россияне с доходами меньше прожиточного минимума, и субъективно бедные, т. е. считающие себя таковыми и тяжело это переживающие, – это две практически не пересекающиеся группы населения страны, а значит, для победы над такой разной, но одинаково глубокой бедностью нужны принципиально разные и индивидуализированные решения. Однако и те и другие бедные составляют основу для формирования высокой социальной напряженности, и понимание этой проблемы должно подстегнуть разработку более таргетированной, адресной системы соцпомощи и поддержки.

Бедность – понятие сложное: это низкий уровень жизни, который складывается не только из размера дохода, но и из типа жилья, возможности позволить себе те или иные товары и услуги, доступа к медицине и проч., а также восприятия своего места в жизни. Не все россияне с доходами заметно ниже прожиточного минимума считают себя аутсайдерами – субъективно бедными, а те, кто чувствует, что прозябают на самом дне, зачастую не могут объективно считаться глубоко бедными, следует из исследования социолога Высшей школы экономики Екатерины Слободенюк «Глубокая бедность в России: специфика объективного и субъективного положения и запросы к социальной политике», основанного на данных опроса 4000 человек, проведенного Институтом социологии РАН в апреле 2018 г. Автор проверяла, действительно ли глубокая монетарная бедность вызывает самые тяжелые переживания неблагополучия, всегда ли бедные чувствуют себя обездоленными, – ответ оказался отрицательным.

К глубоко бедным по доходам были отнесены те, чьи среднедушевые доходы оказались ниже половины медианы среднедушевых доходов по стране в 2018 г., т. е. меньше 7500 руб. (это, по подсчетам автора, меньше четверти официально считающихся бедными в России). К глубоко бедным по самоощущению – те, кто относит себя к двум (из десяти) нижним позициям на вертикали «нищета – богатство» с одновременным восприятием своего материального положения как плохого. Доля объективно бедных россиян составляла 8%, субъективно бедных – 4%, зона пересечения двух этих множеств – всего 0,6% населения.

Чаще всего в тяжелейшую монетарную бедность скатываются сравнительно молодые люди – родители несовершеннолетних детей, особенно многодетные. С рождением детей подушевые доходы в домохозяйстве падают ниже прожиточного минимума, но это предсказуемый результат, такие бедные понимают, что их бедность ситуативная и недолговременная, а потому она, как правило, переживается ими сравнительно нетяжело. Субъективная же бедность наиболее характерна для людей старших возрастов: она на 57% представлена гражданами пенсионных и предпенсионных возрастов (их доля среди объективно бедных всего 18%). Минтруд неоднократно подчеркивал, что благодаря социальным доплатам до уровня прожиточного минимума в России формально не осталось пенсионеров, живущих за чертой бедности. С точки зрения государства, получается, что проблема бедности пенсионеров решена. Однако и они могут оказаться действительно бедными, если на их доход живут иждивенцы (40% объективно бедных семей имеют в составе неработающих трудоспособных родственников). Также среди субъективно бедных выделяется группа семей, в составе которых есть люди с вредными привычками – алкоголики и наркоманы, это и само по себе способствует тяжелому восприятию жизни, и дополнительно обременяет бюджет. Еще один фактор субъективной бедности – проблемы с работой, связанные как с низким уровнем образования или плохим здоровьем, так и с особенностями местных рынков труда, в частности, в райцентрах и на селе (там проживает 64% субъективно бедных). Тяжело воспринимать свое аутсайдерство и считать себя бедными, впрочем, могут и работающие: на их восприятие ситуации влияет то, что они часто не оформлены на работе официально и, соответственно, не соблюдаются их трудовые права (оплата отпуска, выплата зарплаты вовремя, оплачиваемый больничный и проч.). Эти люди чувствуют себя обездоленными и часто живут в состоянии постоянной тревоги, раздражения и даже агрессии.

Монетарные методики исследования бедности не позволяют увидеть всех тех, кому в России реально трудно, а также понять, как – и нужно ли – им помогать. Запрос на помощь среди бедных обеих групп довольно высок (90% субъективно бедных утверждают, что без помощи государства им просто не выжить), но это далеко не всегда проявление иждивенчества. Значительные группы хотели бы получить не рыбу, а удочку. Так, субъективная бедность предъявляет повышенный запрос, в частности, на доступ к медицинским услугам (в случае пенсионеров это может сократить потребность в прямой финансовой помощи) и на помощь с трудоустройством – особенно в сельских поселениях, где нет работы. Объективно бедным от государства также нужна помощь в трудоустройстве, приобретении жилья, а работающим – в справедливой оплате труда. Примечательно, что в этом запросе все глубоко бедные солидарны, что также опровергает распространенное мнение об иждивенческих настроениях бедных в России. Повышение адресности соцпомощи и ее диверсификация могут отчасти улучшить ситуацию, но заметная часть проблем – с трудоустройством, например, – решается только оживлением экономики.