«В нашей картине бедности преобладают карикатуры и штампы»

В этот понедельник экономиста Абхиджита Банерджи разбудили ни свет ни заря телефонным звонком. Из Швеции сообщали радостное известие: ему, его супруге и еще одному коллеге присуждена Нобелевская премия по экономике. (Ее официальное название – Премия по экономическим наукам памяти Альфреда Нобеля; учреждена в 1968 г. Банком Швеции.) Банерджи выслушал, перевернулся на другой бок и снова заснул. «Я не жаворонок. Я решил, что, если не продолжу спать, сломаю режим», – рассказал он позже индийской газете Mint. К тому же он рассудил, что позже выспаться не удастся, – по мере того как новость распространялась по миру, поздравления хлынули лавиной.

Его супруга Эстер Дюфло повела себя гораздо активнее: после звонка из Швеции она принялась раздавать комментарии, что эта награда – еще один шаг к равноправию полов в экономической науке. Торжественность момента подпортила статья на сайте индийского делового издания The Economic Times, озаглавленная «Индийско-американский профессор MIT Абхиджит Банерджи и его жена выиграли Нобелевскую премию по экономике». Разгорелся скандал, и заголовок быстро переписали на «Абхиджит Банерджи, Эстер Дюфло и Майкл Кремер выиграли Нобелевскую премию по экономике».

Дюфло стала второй женщиной в истории, получившей Нобелевскую премию по экономике (первой была в 2009 г. американка Элинор Остром). Дюфло 46 лет, и она самый молодой лауреат в этой номинации – на пять лет моложе прежнего рекордсмена (Кеннет Джозеф Эрроу получил награду в 1972 г.). Банерджи – второй индиец-экономист с Нобелевской премией (в 1998 г. лауреатом стал Амартия Сен). А вместе Дюфло и Банерджи – четвертая семейная пара ученых, отмеченная Нобелевским комитетом за совместные исследования. Они знакомы уже два десятка лет, вместе работают в Массачусетском технологическом институте (MIT), официально женаты с 2015 г. У них двое детей 5 и 7 лет. Дети «верят, что они центр вселенной, и они не переносят разговоры за кухонным столом» о таких важных вещах, как экономика. Супругам приходится обсуждать работу, пока они готовят еду или едут в офис.

Мифы бедности

«В нашей картине бедности преобладают карикатуры и штампы», – рассказывала Дюфло агентству АР. Она сама в детстве представляла бедняков как людей, которым «надо пройти 10 км, чтобы добраться до источника грязной воды, выпить ее и немедленно помереть от холеры» (цитата по The New Yorker). «Бедность все время сводят к клише, – писали Банерджи и Дюфло в своей самой известной книге «Бедная экономика: радикальный пересмотр способов борьбы с глобальной бедностью» (2011). – В социальной теории бедные описываются так же, как и в литературе: то ленивые, то предприимчивые, то благородные, то вороватые, то злые, то пассивные, то беспомощные, то самодостаточные». Неудивительно, что политика по борьбе с бедностью, опирающаяся на эти представления, обычно тоже сводится к банальным и не всегда эффективным рецептам, констатировали ученые.

К тому же существует огромная проблема с обратной связью: статистика не всегда дает понимание, помогают ли принятые меры в борьбе с бедностью. В 2010 г. на одной из конференций Дюфло показывала график – сколько миллиардов долларов потрачено на помощь Африке и как менялся ВВП на душу населения за тот же период. Первая кривая устремлялась круто вверх, вторая не реагировала на благотворительные вливания. Однако совершенно непонятно, предупредила Дюфло, оказалось бы состояние африканской экономики без этих денег лучше, хуже или осталось ли таким же.

Проблема в том, что о бедных мало что знали. Считалось, что в их экономике нет ничего примечательного и интересного. Но супруги-ученые решили разобраться, как живут бедняки. В 2003 г. Банерджи и Дюфло (вместе с Сендилом Муллайнатаном, который позже перешел в Гарвард) создали при MIT Лабораторию по борьбе с бедностью им. Абдулы Латифа Джамиля (J-PAL, названа в честь саудовского бизнесмена, потомки которого спонсировали проект). И отправились изучать жизнь людей в беднейших странах.

Выяснилось, что многие представления о жизни бедняков не соответствуют действительности. Например, считалось, что они стремятся купить как можно больше самой дешевой еды на все деньги. На основе данных из 18 стран выяснилось, что бедняки стараются покупать более вкусную и дорогую еду, а не набивать живот самой дешевой. На пропитание у самых неимущих уходит 36–70% дохода в сельской местности и 53–74% в городах. Поэтому ученые засомневались в эффективности программ продовольственной помощи – обычно те заваливают бедных селян зерном, но на практике это мало помогает, потому что проблема многих бедняков не в нехватке калорий, а в недостатке питательных веществ.

Приоритет среди расходов бедняков – все, что делает жизнь менее скучной. Как правило, это телевидение или радиовещание. Дюфло вспоминала жителя деревни в Марокко, семья которого жила впроголодь, но он приобрел телевизор. Это не была спонтанная трата: человек копил много месяцев. А на севере Индии, где с телевещанием плохо, 14% бюджета бедняки тратили на посещение различных развлекательных мероприятий. Недостаточно дать беднякам больше денег и надеяться, что их питание улучшится, сделали вывод исследователи: «Слишком много желаний соперничают с едой».

Что доказали лауреаты

Нобелевскую премию супругам дали за методику, оценивающую эффективность борьбы с бедностью с помощью полевых исследований. Грубо говоря, супруги внедрили в экономику медицинский подход: «пациенты» делятся на группы – одна экспериментальная, другая контрольная; их результаты сравниваются. Нововведения, на деле доказавшие свою эффективность, масштабируются. Всего за 20 лет этот подход полностью изменил экономику развития, отметил Нобелевский комитет.

В одном из первых проектов супруги проверяли, что повышает уровень образования в школе: другие учебники, иной способ преподавания, улучшенное питание. Максимальный эффект показала группа, в которой отстающим детям помогали догнать класс, если они чего-то не поняли или пропустили. С тех пор индийское правительство ввело коррекционные программы обучения для отстающих в 100 000 школ.

В Кении фермерам пытались помочь, продавая по время посевной удобрения со скидкой 50%. Но основная масса аграриев игнорировала эту неслыханную щедрость. Супруги обнаружили, что к моменту сева у тех просто не оставалось свободных денег. Зато сразу после сбора урожая фермеры готовы были покупать сертификаты на удобрения за полную стоимость.

Порой случались парадоксальные открытия. Нобелевскую премию супруги делят с американцем Майклом Кремером. Он окончил Гарвард, до 1999 г. работал в MIT, а потом вернулся профессором в альма-матер. В 1990-х гг. друзья из благотворительного фонда попросили Кремера оценить, насколько эффективно они тратят деньги меценатов на помощь школьникам Кении. Кремер применил метод полевых исследований, увлекся им и часто сотрудничал с Дюфло и Банерджи.

Американский ученый обнаружил, что один из лучших способов борьбы с неграмотностью – применение глистогонных средств. Глисты не только неприятная вещь: из-за них дети реже ходят в школу и хуже учатся. Потратив лишь $3,5 в год на ребенка, можно повысить уровень знаний.

Другой вопрос: как стимулировать бедняков? Например, лучше раздавать противомоскитные сетки даром или требовать за них хотя бы минимальную плату? Наблюдения показали, что чаще сетки использовали те, кто платил, – купленная вещь имела для них большую ценность. Или как стимулировать бедных вакцинировать детей? Лучшие результаты были у группы, в которой родителям давали за прививку двухфунтовый (чуть более 0,9 кг) мешочек сушеной фасоли стоимостью менее $2.

«История борьбы с бедностью полна успехов. Уровень крайней нищеты резко сократился, младенческая смертность снизилась вдвое, школьное образование для детей младшего возраста стало почти всеобщим», – говорила Дюфло AFP. «Но по сей день мы натыкаемся на идеи, которые не работают, и каждый раз мне грустно», – сетовала она на страницах FT. Например, с помощью фасоли уровень вакцинации в индийских деревнях вырос с единичных случаев до почти 40%, но все равно Дюфло считает это недостаточно широким охватом.

Почему Дюфло учила русский

Эстер Дюфло родилась 25 октября 1972 г. в Париже. В детстве мать собственным примером прививала ей представления о социальной справедливости и ответственности: с конца 1970-х она каждый год на несколько недель оставляла свою медицинскую практику во Франции и ехала с добровольцами лечить детей, ставших жертвами войны, – сначала в Западной Сахаре и позже в Сальвадоре и Руанде. Возвращаясь, она показывала домашним фотографии, чтобы они знали, что творится в мире.

Эстер была очень самостоятельным ребенком, что родители всячески поощряли. Когда ей было 5 лет, отец показал, как покупать билет и самой ездить на поезде. Она в одиночку по выходным ездила в пригород Парижа, чтобы навестить кузена. «Я не могу вспомнить время, когда я не делала то, что хотела», – признавалась Дюфло журналу The New Yorker.

В школе она изучала русский язык. Большинство одноклассников выбрали английский, но Дюфло рассудила, что, повзрослев, волей-неволей научится на нем говорить, а вот освоить менее распространенный язык шанса уже не будет. В восемь лет она решила стать историком и училась так хорошо, что смогла поступить в элитный парижский вуз Ecole Normale Supérieure (ENS).

Там Дюфло помимо истории стала изучать экономику. Как она сама шутила, чтобы не пропала даром привитая отцом-преподавателем любовь к математике. На втором курсе Дюфло окончательно разочаровалась в идее стать преподавателем истории, но и карьера экономиста ее поначалу тоже не привлекала. Она задумалась о госслужбе или карьере в политике. Сомнения мучили Дюфло, пока в 1993 г. она не отправилась на девять месяцев в Москву.

Москва помогла определиться

В Россию Дюфло ехала, чтобы писать диплом о первой советской пятилетке: «Как русские использовали большие индустриальные объекты вроде Сталинградского тракторного завода для пропаганды и как требования пропаганды меняли параметры проекта», – рассказывала она The New Yorker.

В Москве Дюфло подрабатывала уроками французского, а потом устроилась помощником экономиста Джеффри Сакса, который консультировал Егора Гайдара, реформировавшего постсоветскую экономику. Это перевернуло взгляд Дюфло на экономику – науку можно использовать как движущую силу перемен, решила она.

В 1994 г. Дюфло вернулась в Париж, получила диплом ENS и уехала продолжать учебу в MIT вместе со своим бойфрендом Эммануилом Саэзом. Как и Дюфло, Саэз позже получит медаль Кларка – престижную награду экономистам моложе 40 лет, более трети обладателей которой стали нобелевскими лауреатами. Но в MIT их пути разошлись.

Дюфло выбрала курс по экономике профессора Банерджи, который был на 10 лет ее старше. Банерджи изучал экономику бедных. «Через месяц я поняла, что влипла. Это было мое призвание», – вспоминает она. Так Дюфло нашла профессию – и будущего мужа.

Потомственный экономист

Банерджи родился в 1961 г. в Индии. Он с детства знал, как живут бедняки, – неподалеку от их дома в Калькутте начинались трущобы, куда Банерджи часто захаживал к друзьям. У детей бедняков полно свободного времени для игр. Они побеждали его в любой забаве, в любом спорте, вызывая у Абхиджита дикую зависть.

Ему же приходилось много учиться. Долгое время он был среди худших учеников класса. Родители, оба экономисты, решили – проблема в том, что задания в школе слишком легкие для их сына, и перевели его на класс выше. Диагноз был поставлен верно: Абхиджит заинтересовался учебой, закончил вуз в Индии и поступил в Гарвард, а затем получил должность профессора экономики в MIT.

Банерджи был гидом Дюфло во время первой их поездки в Калькутту в 1997 г. В шесть лет она прочитала комикс о матери Терезе – Калькутта там описывалась как переполненный город, где на человека приходилось менее 1 кв. м поверхности. В реальности же Дюфло увидела не очень людные улицы, деревья и мало что из бед и несчастий, которыми пугал комикс.

Разница культур

В 1999 г. Дюфло защитила диссертацию, в которой доказывала связь между улучшением образования и ростом зарплат в развивающихся странах на примере Индонезии 1970-х. После этого ей предложили работу все ведущие экономические вузы США (кроме Стэнфорда). Дюфло осталась в MIT – вуз выделил ей $300 000 на проведение исследований. В 2004 г. она стала одним из самых молодых профессоров в истории MIT.

Еще когда Дюфло впервые приехала в США на учебу, ее поразила разница культур: «Во Франции вы привыкаете к тому, что вас игнорируют. А здесь люди... неиерархичные, – рассказывала она FT. – Тут не важно, что ты студентка, что вчера приехала из Франции. Если тебе есть что сказать, если есть идея – люди тебя слушают». После рождения первого ребенка она приняла американское гражданство. На вопрос, вернется ли она на родину, Дюфло ответила: «Это возможно, но моя семья здесь. Мой ребенок американец <...> а его отец не говорит по-французски, поэтому я не думаю, что он хотел бы поехать во Францию». Но культурные отличия продолжают ее поражать: «Люди [в США] одержимы идеями. Если вы воспитываете ребенка, это должен быть идеальный ребенок. Он должен поступить в идеальный колледж и быть лучшим на работе. Это немного утомляет. Во Франции люди более спокойны».

На одной из конференций Дюфло довелось обедать с Биллом Гейтсом и еще двумя десятками именитых гостей: присутствовали основатель Amazon Джефф Безос, бывший директор по технологиям Microsoft Натан Мирволд, сооснователь Sun Microsystems Винод Хосла и другие, включая «какого-то парня из Facebook». Мероприятие ей не очень понравилось: «Я не очень общительна, когда дело доходит до тусовок с коктейлями. Я не люблю разговаривать с людьми, которых не знаю». Чтобы отвлечься, она попыталась подсчитать доход на душу собравшихся, но не смогла.

А многие из тех бедняков, жизнь которых описывает Дюфло, существуют на 99 центов в день. Но ученая говорит о них очень беспристрастно, как будто в судьбе этих людей нет никакой трагедии, удивилась журналистка FT. «Возможно, я бы вела себя иначе, если бы работала в лагерях беженцев или на войне, – говорит Дюфло. – Но моя работа связана с самой обычной бедностью. Люди занимаются своими делами, у них есть мечты, и они делают ошибки. Они не так уж сильно отличаются от нас».

Кого не убедили

Чтобы выявить особенности функционирования экономики бедных, J-PAL провела более 800 полевых исследований в разных сферах, от доступа к чистой воде до микрофинансирования. У лаборатории более 400 штатных работников в семи офисах по миру, вдобавок с ней работает 181 профессор из вузов со всего света, сообщает сайт J-PAL. Среди спонсоров – крупнейшие меценаты, включая семью Гейтс.

Но не все склонны верить в идеи Банерджи, Дюфло и Кремера так же, как Нобелевский комитет. В 2016 г. британский экономист и нобелевский лауреат Ангус Дитон подверг сомнению на портале Vox EU, что результаты их исследований можно экстраполировать: «Демонстрация того, что лекарство работает в одной ситуации, является чрезвычайно слабым доказательством того, что оно сработает так же в другом месте». А в прошлом году The Guardian опубликовала статью, подписанную аж 15 ведущими экономистами, включая трех нобелевских лауреатов. Они обвиняли метод троицы в том, что он «сужает наше поле зрения до микровмешательств на местном уровне, которые дают результаты, заметные в краткосрочной перспективе».