Как мы стали спокойными

Есть люди, которые умеют генерировать электричество ненависти так хорошо, что можно поймать себя на мимолетном ответном чувстве. Но даже если оно возникает, то быстро проходит. Вообще, сгенерировать в наше время какое-то количество сильного чувства – задача скорее трудная, чем легкая.

Ругани в общественном пространстве – которое для большинства виртуальное, а не физическое – довольно много. Ее не становится меньше, и чувства, захватывающие участников споров, наверное, можно считать сильными. Но эти всплески редко выходят за пределы ниш или «стаканов», которые естественно формируются в социальных медиа и остаются – буквально – бурями в стаканах. Можно оценить навыки тех, кто может вызывать всплеск сильных эмоций, просто нанявшись работать на государственную пропагандистскую службу, как Мария Баронова.

Это нелегкая задача, потому что даже в потенциально взрывоопасных случаях чувств недостаточно. Чиновник, которого активисты уличили в воровстве или владении огромным, явно не по его доходам, имуществом, не вызывает больших чувств. И даже тот, кто, разглядывая крошечные квартиры, которые люди покупают, потому что не могут себе позволить большие, называет их «смешными», не вызывает чувств. И даже та, которая «сравнила пенсионера с животным» или сказала, что «никто не просил вас рожать».

Пятый год снижаются реальные располагаемые доходы граждан. «Столь длительного непрерывного периода обнищания населения у нас не было даже в 90-х», – написал в январе в своем Telegram-канале директор аналитического департамента «Локо-инвеста» Кирилл Тремасов.

Друзья и коллеги в США в последнее время только и говорят, что их захлестывают деструктивные эмоции. Иногда что-то похожее говорят и в Европе. И, глядя на них, я думаю, насколько же спокойны российские граждане. Социологи говорят, что главные чувства россиян – усталость и безразличие, но это давно так. Социологи говорят о растущей готовности выходить на улицы, но на фоне потенциала, который виден на примере разгневанных западных обществ, граждане России выглядят поразительно спокойными. Это либо холодное презрение, которое может обернуться настоящим общественным взрывом, либо удивительная зрелость. Зрелость общества, которое помнит пронизанный ненавистью ХХ век.

ХХ век был веком больших массовых медиа, больших высоких трибун. Обладая ими, можно было делать страшные вещи: вызывать массовые разрушительные эмоции, ненависть и к отдельным людям, «врагам народа», и к целым народам. По мере того как фрагментируются сообщества, размножаются и теряют аудиторию медиа, а государства – власть и влияние, меньше становится и потенциал ненависти. Не исключено, что со временем сложатся новые монопольные трибуны – основанные на популярности, на количестве лайков, но пока этого не видно.