Как ЦК победил Берию

Лаврентий Берия справедливо заслужил в нашей стране репутацию палача, символа террора. Думаю, не было в стране человека более ненавидимого, чем Берия, – как в 1953 г., когда в подшивках газет подписчики и читатели замазывали его лицо на коллективных фотографиях вождей страны, так и в 1987 г., когда в массовый прокат вышел фильм Тенгиза Абуладзе «Покаяние», герои которого пытались похоронить регулярно оживающий прах Берии. Слухи о том, что он был причастен к созданию атомной бомбы, угрожая ученым превратить их «в лагерную пыль», лишь подчеркивали его злодейскую роль.

Именно с этими знаниями и настроениями я приступил в начале 1990-х гг. к изучению документов Политбюро ЦК КПСС о событиях конца 1940-х – начала 1950-х гг. И первое, что открылось, – это подробности той «схватки бульдогов под ковром» в борьбе за удержание власти и за будущую власть в окружении Сталина. Место Берии в этой схватке оказывалось неоднозначным.

Политическую биографию Берии до его появления в Москве в 1938 г., назначение на пост наркома внутренних дел, его роль в «нормализации террора» в предвоенные годы описал в недавних статьях в «Ведомостях» Олег Хлевнюк. В 1941 г. Берия стал заместителем председателя Совета народных комиссаров СССР, сохранив должность наркома. В войну он курировал Наркомат госбезопасности, наркоматы лесной промышленности, цветной металлургии, нефтяной промышленности и речного флота. В Госкомитете обороны (ГКО) Берия отвечал за производство вооружения и боеприпасов, а с мая 1944 г. сменил Вячеслава Молотова на посту зампреда ГКО. Он был руководителем Оперативного бюро СНК СССР, занимавшегося текущими вопросами деятельности правительства, а с августа 1945 г. руководил спецкомитетом при ГКО, занимавшимся созданием ядерного оружия. Судя по «Тетради посетителей Сталина», Берия, Молотов (тогда – заместитель председателя СНК СССР) и секретарь ЦК КПСС Георгий Маленков были наиболее частыми посетителями Сталина.

Война закончилась. С ее окончанием Сталин начал тасовать колоду карт своей номенклатуры – военной, гражданской, тех, кого принято называть силовиками. Он не доверял никому. Досталось маршалу Георгию Жукову, похоже, так и не понявшему, за что на него обрушились несправедливые обвинения, были репрессированы многие руководители родов войск – авиации, флота, сухопутных войск. В конце декабря 1945 г. Берию освободили от обязанностей наркома внутренних дел с примечательной формулировкой: «Ввиду перегруженности его другой центральной работой».

Для современников эта формулировка звучала зловеще – так был уволен предшественник Берии Николай Ежов. Новым руководителем ведомства, уже министром, назначили Сергея Круглова, функции министерства существенно урезали. Тогда же сталинская опала распространилась и на Молотова и Маленкова, обвиненных во второй половине 1945 г. в излишнем либерализме и потакании иностранным журналистам.

У Берии оставались хлопотные обязанности зампреда Совмина СССР, руководившего оперативными делами – от чистки занесенных снегом железнодорожных путей и поставок шведской стали для изготовления перьев для школьных ручек до создания атомного оружия. Вряд ли эта обязанность может быть отнесена к карьерно выгодным. Скорее напротив. Задание предельно конкретное. И если бы «что-то пошло не так» – ошибка в расчетах, неудачные материалы, умышленная дезинформация об американской ядерной программе – исход был бы вполне предсказуем. И после испытания атомной бомбы Берия в отличие от большинства руководителей программы, награжденных звездой Героя, получил лишь почетную грамоту ВС СССР.

В последние годы жизни Сталина его недоверие к ближайшему окружению приобрело гипертрофированные формы. В октябре 1952 г. на Пленуме ЦК КПСС он прямо обвинял Молотова и Клима Ворошилова в том, что они едва ли не англо-американские шпионы, Анастаса Микояна – что тот пособник буржуазных экономистов. Был расстрелян Николай Вознесенский, зампред Совмина СССР, которого сам Сталин называл своим преемником, раскручивалось «дело врачей» кремлевской больницы, через которых искали компромат на их высокопоставленных пациентов, был арестован министр госбезопасности Виктор Абакумов...

Берия к тому времени возглавил комиссию, расследовавшую обвинения против партийных руководителей одной из областей Грузии – Менгрелии, где он сам – «большой менгрел», как его называл Сталин, – легко мог превратиться из следователя в обвиняемого.

В этих условиях смерть Сталина стала для его соратников избавлением от страшной угрозы. Убежден, что они поспособствовали уходу из жизни своего «хозяина». В 11 часов ночи 1 марта 1953 г. охранник сообщил своему начальству о тяжелом приступе вождя, но к Сталину через три (!) часа приехали не врачи, а члены Политбюро Маленков и Берия, которые велели не беспокоить Сталина и переложить его с пола, где он лежал без сознания, на диван. Врачи приехали только к семи утра.

Смерть Сталина стала рубежом в политической истории СССР. С одной стороны, появилась возможность приступить к решению ряда проблем внутренней и внешней политики; с другой – начался новый виток в борьбе за власть среди соратников покойного вождя. В последние часы биологической жизни 3 и 4 марта Сталина в его кабинете в Кремле срочно обсуждали будущую организацию власти. Примечательно, что возникла принципиальная договоренность о разделении государственной власти, во главе которой должен был стать председатель Совмина Маленков, и партийной – во главе с секретарем ЦК КПСС Никитой Хрущевым.

А что же Берия? Он первым заходил в сталинский кабинет, был фактическим лидером в эти дни. Себе он отвел роль министра внутренних дел при сохранении должности первого зампреда Совмина СССР и членства в Политбюро. МВД должно было стать новым ведомством, куда входили бы не только структуры прежнего МВД, но и упраздненное Министерство госбезопасности. Предложения «руководящей тройки» Маленков – Берия – Хрущев утвердили поздним вечером 5 марта 1953 г.

Можно только удивляться обилию инициатив, выдвинутых новым МВД. На полном ходу прекратили «дело врачей». Уцелевших освободили и восстановили в должностях, арестовали следователя Михаила Рюмина, который в прямом смысле выбивал из врачей признания вины. 2 апреля Берия подал в Президиум ЦК КПСС записку об убийстве Соломона Михоэлса, где сообщил о фальсификации обвинений против людей, близких к Михоэлсу, обвиненных в террористической и шпионской деятельности: врачей Мирона Вовси, Бориса Когана, Александра Гринштейна, жены Молотова Полины Жемчужиной. Берия назвал обвинения против Михоэлса сфальсифицированными, а подлинными организаторами убийства Михоэлса – Сталина, экс-министра госбезопасности Абакумова и его подчиненных.

Берия добился оправдания и реабилитации генералов МГБ, арестованных в конце 40-х гг. (в частности, организатора убийства Льва Троцкого Наума Эйтингона) и вернул их на ключевые должности в новом министерстве. Реабилитировали также военных и руководителей авиапромышленности, осужденных в 1946 г. по «делу авиаторов», – бывшего наркома Алексея Шахурина, бывшего главкома ВВС Советской армии маршала Александра Новикова, главного инженера ВВС Александра Репина, многих генералов, офицеров и руководителей авиазаводов.

Затем Берия предложил провести амнистию. В записке, адресованной в Президиум ЦК КПСС 26 марта 1953 г., Берия сообщил, что в стране в тюрьмах, колониях, исправительно-трудовых лагерях находилось более 2,5 млн человек. Значительную часть заключенных, писал Берия, осудили на длительные сроки за сравнительно неопасные преступления – по указу 1947 г., сурово каравшему за кражи государственного и личного имущества, за должностные преступления (председатели и бригадиры колхозов, инженеры и руководители предприятий), за самовольный уход с работы. Берия намеревался амнистировать около 1 млн человек – осужденных на срок до пяти лет, за должностные преступления, женщин, имеющих детей до 10 лет, несовершеннолетних, тяжело больных и престарелых. Не подлежали амнистии осужденные за «контрреволюционные» преступления, а также убийцы и бандиты. Берия предложил облегчить и участь осужденных по политическим статьям. Предполагалось отменить указ Президиума Верховного совета СССР от 21 февраля 1948 г., по которому особо опасных государственных преступников, осужденных по политическим статьям, могли отправлять в бессрочную ссылку.

4 апреля 1953 г. Берия запретил применять «изуверские методы допроса»: «Грубейшие извращения советских законов, аресты невинных советских граждан <...> жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки <...> длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер». Как было отмечено в приказе Берии, «пользуясь таким состоянием арестованных, следователи-фальсификаторы подсовывали им заблаговременно сфабрикованные «признания» об антисоветской и шпионско-террористической деятельности». Приказ требовал «ликвидировать в Лефортовской и Внутренней тюрьмах организованные руководством бывшего МГБ СССР помещения для применения к арестованным физических мер воздействия, а все орудия <...> пытки уничтожить».

Берия предлагал передать из ведения МВД в промышленные министерства предприятия, активно использовавшие труд заключенных: «Дальспецстрой» на Колыме, спецуправление «Енисейскстрой» и др. Это привело к прекращению многих «великих строек коммунизма», обеспеченных подневольным трудом узников ГУЛАГа. Среди них железные дороги Салехард – Игарка, Красноярск – Енисейск, тоннель, который должен был связать материк с о. Сахалин, многочисленные гидросооружения – от Главного Туркменского канала до Волго-Донского водного пути. Он попытался передать ГУЛАГ – исправительно-трудовые лагеря и колонии с лагерным аппаратом и военизированной охраной – Министерству юстиции.

Берия стремился выяснить причины продолжения повстанческого движения в западных областях Украины и Белоруссии и республиках Прибалтики. По мнению МВД, одной из его причин стало отчуждение власти от населения, русификация, вызывавшая недовольство и подпитывавшая протестные настроения. Берия предложил обновить руководство Украины, Белоруссии и Литвы, ввести в него представителей коренных национальностей. Но в своих предложениях по смене руководителей Берия выходил за пределы своих полномочий. Кадровые вопросы партии были целиком прерогативой аппарата ЦК КПСС.

Берия начал активно вмешиваться в отношения СССР со странами Восточной Европы. Советизация с коллективизацией, ограничения частного бизнеса противоречили местным традициям, они привели к резкому снижению уровня жизни населения и вызвали политические последствия. Хуже всего было в ГДР, где в 1952 г. приняли курс на «ускоренное строительство социализма». При открытых границах между Восточным и Западным Берлином ответом населения стало бегство на Запад около 500 000 человек.

По инициативе Берии положение в ГДР несколько раз обсуждалось в апреле и мае 1953 г. на заседаниях президиумов ЦК КПСС и Совмина СССР. В проекте постановления Президиума Совета министров СССР осуждалось создание колхозов в ГДР, запрет мелкого предпринимательства. Документ предлагал «при выработке предложений исходить из того, что основной причиной неблагополучного положения в ГДР является ошибочный в нынешних условиях курс на строительство социализма, проводимый в ГДР». Против выступил только министр иностранных дел Молотов, внесший в проект единственное слово, в корне менявшее его смысл, – «ускоренное». Осуждался не вообще «курс на построение социализма», а только «ускоренного строительства»!

Под давлением Берии в Венгрии с должности сняли сталиниста Матьяша Ракоши. Позже Ракоши вспоминал о его позиции на встрече с советским руководством: «Исключительно резко был поставлен вопрос о культе личности в Венгрии (выражение «культ личности» я тогда услышал впервые) <...> Берия поднял вопрос о нарушении законности, доказывая, что я <...> делал в Венгрии то же самое, что Сталин в Советском Союзе».

Но к лету 1953 г. положение Берии пошатнулось. Он «много брал на себя», вмешивался в дела других ведомств и аппарата ЦК КПСС. Хрущев передавал, что Берия пренебрежительно заявил: «Что ЦК, пусть Совмин решает, ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой». Берия в разговорах критиковал сохранение колхозной системы в СССР. По его инициативе на первомайской демонстрации 1953 г. – единственный раз в истории СССР – запретили нести портреты вождей. По словам других членов Президиума ЦК, он постоянно критиковал и Сталина.

Крушение Берии стало едва ли не спонтанным. Спусковым крючком оказалось продолжение расследования репрессий при позднем Сталине. Это создало непосредственную угрозу ближайшим соратникам Сталина – Маленкову, который по его поручению контролировал «ленинградское дело», «дело генералов» МГБ во главе с бывшим министром Абакумовым и процесс над «врачами-вредителями». Тревожился и секретарь ЦК Хрущев, участвовавший в репрессиях до войны как руководитель партийных организаций в Москве и на Украине.

Расследуя обстоятельства возбуждения дела «врачей-вредителей», сотрудники Берии арестовали Рюмина, тот сообщил, что указания пытать он получал от министра госбезопасности Семена Игнатьева, ставшего после смерти Сталина секретарем ЦК. 25 июня 1953 г. в письме в Президиум ЦК КПСС Берия отмечал, что «Рюмин с ведома и одобрения Игнатьева ввел широкую практику применения мер физического воздействия к необоснованно арестованным гражданам и фальсификации на них следственных материалов», и настаивал на его аресте. Игнатьев был протеже Маленкова, сотрудником аппарата ЦК КПСС, назначенным на пост министра госбезопасности после ареста Абакумова. Арест Игнатьева означал и конец карьеры Маленкова. 25 июня письмо с обвинениями против Игнатьева поступило в Президиум ЦК, а уже 26 июня Берию арестовали в Кремле.

Не надейтесь найти документы об организации заговора против Берии. Многочисленные мемуары, мягко говоря, лукавят. Берия стал опасен, и его поторопились убрать, предварительно рассматривали возможность назначить министром нефтяной промышленности, но передумали и в итоге расстреляли.

Миф о «всесильном министре МВД» недорого стоил. Министерство было расколото противоречиями между бывшими сотрудниками МВД и МГБ, там клокотало вырвавшееся после ареста Берии недовольство прекращением многих политических процессов. Не было у Берии и поддержки в верхах, его ведомство ненавидели в армии – военные хорошо помнили репрессии 1930–1940-х гг.

2–7 июля 1953 г. состоялся Пленум ЦК КПСС, обсудивший вопрос «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии». В духе сталинских процессов его обвинили в измене родине, сотрудничестве с иностранными разведками. Для участников пленума нашлись свои аргументы. Аппарат ЦК был заинтересован в устранении МВД как параллельной власти. Арест Берии приобретал символическое значение разрыва со сталинским террором против номенклатуры. Берию обвиняли в неумеренной критике Сталина, стремлении ликвидировать колхозы. Но это – для верхушки советской номенклатуры, для «своих».

23 декабря 1953 г. Берия был расстрелян в бункере штаба Московского округа. В 2000 г. определением Военной коллегии Верховного суда он был признан не подлежащим реабилитации.

В сводках МВД об аресте Берии зафиксированы слова известного актера, писателя, библиофила Николая Смирнова-Сокольского: «Берия в тюрьме. Кто следующий? Я убежден, что будут следующие. Как ни сильна машина, а развал начался <...> Это все оттого, что у нас огосударствили не только всякие отрасли, но даже дыхание, болезни, сны людей. В этих условиях любая сволочь как хочет, так и воротит. Скандал большой и гнусный. Теперь будем ждать и наблюдать, что дальше, чей черед».

Его предсказания сбылись. Заговорщики против Берии и сами исчезли в результате ожесточенной внутрипартийной борьбы. Первым в 1955 г. потерял власть Маленков, летом 1957 г. – «антипартийная группа»: Молотов, Маленков, Каганович и «примкнувший к ним Шепилов». В конце 1957 г. постов в партии и армии лишился маршал Жуков, участвовавший в аресте Берии, а в 1964 г. очередь дошла и до Хрущева.

Но нужно отдать должное советской пропаганде. Ей удалось превратить Берию в символ репрессий, заслонить им других участников репрессивной политической системы.

Автор — главный научный сотрудник Института российской истории РАН, главный редактор журнала «Российская история»