Зачем президенту вышучивать госпропаганду

Выступая на Валдайском форуме 18 октября, Владимир Путин рассказал собравшимся конец пока еще не существующего анекдота на тему ядерной войны. Напомню, как прозвучала фраза: «<...> мы, как мученики, попадем в рай, а они просто сдохнут, потому что они даже раскаяться не успеют». Шутка, судя по общей реакции, удалась.

Жанр анекдота, в том числе политического, специфичен именно для советского периода, т. е. для коммунистической диктатуры в условиях холодной войны. В отличие от текста или рисунка анекдот существует только в устной форме, а потому может относительно безвредно распространяться. Техническая же трудность фиксации акта рассказывания делает анекдот не самым удачным предметом для доносительства. Это иногда связано и с содержанием. Если вы собрались написать донос на человека, который рассказал вам анекдот про Сталина, Хрущева, Брежнева, КГБ, политбюро и т. д., то вам, скорее всего, придется своей собственной рукой процитировать услышанное или уж, во всяком случае, признать, что анекдот вам известен, а ведь и то и другое при определенных обстоятельствах может быть поставлено вам же в вину. Так или иначе, но в послесталинские времена за анекдоты редко наказывали, они получили повсеместное распространение, а их содержание достигало исключительных высот остроумия и наблюдательности. По анекдотам можно было бы отслеживать общественные настроения, так как в них выражалось критическое самосознание общества, давалась та самая обратная связь, но советская власть в силу своей уникальной невменяемости и анекдоты игнорировала.

Вообще, объектом смеха становится всё опасное, враждебное, злое, вредное, глупое и бессмысленное, когда оно испытывает неудачу и проваливается. Над огромным и ужасным не смеются, пока оно не срывается в ничтожное, не обессиливает, не оказывается бутафорским. Тот же Сталин давал мало поводов для смеха, потому что мало в чем терпел неудачу, а вот поздние советские вожди, да и весь советский строй были идеальным объектом для анекдотов и иных видов высмеивания. Говорят, что Брежневу хватало ума смеяться над анекдотами, героем которых был он сам. Но все-таки он не делал этого публично.

Путин рассказал публике финал анекдота, начало которого можно представить, например, в виде вопроса на экзамене в Академии Генштаба (на фоне портретов главнокомандующего и патриарха): «Скажите, чем будут отличаться итоги ядерной войны для россиян и для населения стран Запада?» Но почему представленный ответ может показаться смешным и что тут высмеивается? Упоминание в военном контексте рая, мученичества и покаяния в России – стране победившего цинизма – представляет собой прямой выпад против насаждаемой официальной религиозности, сильно всем надоевшей. То, что россияне попадают в рай все без разбору, независимо от того, верят они в Бога или нет, а также от того, какой религии придерживаются, если верят, а также совсем уж без всякой связи с грехами и добродетелями, – это снижающее до уровня армейского сапога пародирование соответствующих религиозных представлений. Ядерная война проходит по военному ведомству, вследствие чего получается, что обретение статуса мученика и спасение души находится в компетенции командования. Рай с Путиным во главе обещает что-то вроде казармы, так что вся сатира на мученичество и спасение исполнена в духе «шуток юмора» отечественных силовиков. А что могут сказать генералы о спасении души? «То, что положено!» (Смотрим на портрет патриарха.) Не так давно публичность обрел генерал Золотов и почти одновременно с ним – два героических туриста, совершивших в марте поездку в Солсбери. Легко можно представить себе этих людей рассуждающими о рае, мученичестве и покаянии, и становится понятно, что путинский анекдот высмеивает и сочетание государственной религиозности с милитаризмом – один из важных концептов нынешней госпропаганды. Отсюда недалеко до анекдотов на тему православных чекистов, коммунистов-монархистов, суверенной демократии, киевской хунты, пробирок и печенек госдепа, ритуальных убийств, разумеется евреями, разумеется православных младенцев и с ними всей царской семьи и т. д. и т. п. За годы путинского правления вырос целый монблан ахинеи, народились полчища фриков, и просто удивительно, что анекдотов о Путине и путинизме пока еще так мало. Но теперь, думаю, дело тронется, так как почин положен самим главным героем.

Это, конечно, не значит, что, артистично рассказывая свой анекдот, Путин хотел посмеяться над собой и своим режимом. Тут есть милитаристская лихость в давно знакомом стиле «бабы новых нарожают», присутствует свойственный силовикам и с удовольствием ими воспроизводимый элемент подросткового легкомыслия – «закидаем шапками». Но если при этом Путин публично смеется и над пропагандистским концептом, то вся ситуация превращается уже в скверный анекдот, ведь шутка исполнена перед теми же самыми гражданами, на которых высмеиваемая пропаганда и направлена, а тот, кто мило пошутил, является заказчиком этой самой пропаганды. Нарушаются законы жанра, ибо теперь осмеивается уже публика. Понятно, что правящая группа презирает людей, которыми манипулирует, что за кулисами пропагандисты иногда от души смеются, придумав особенно ловкий трюк. Я не думаю, что россияне верят госпропаганде. Скорее они воспринимают ее послания как сигналы о том, что говорить и делать в тех или иных ситуациях. И этот прекрасный консенсус разрушается, если публично выставить пропагандистский концепт на посмешище, ведь люди, которые только что делали вид, что воспринимают его всерьез, попадают в неловкое положение, теряют лицо, так как сами становятся смешны. И как тогда ответить на вопрос: зачем ты вообще подыгрывал властям в их пропагандистских усилиях? Единственное правдоподобное объяснение такого поведения – это постыдные недомыслие, страх и бессилие, признавать которые за собой очень не хочется.-

Автор — приглашенный преподаватель Европейского университета в Санкт-Петербурге