Когда прокуроры важнее судей

Уголовные право и процесс европейских стран своим появлением обязаны Великой французской революции. Взбунтовавшийся народ отказал в доверии королевским судам из-за непрозрачности их процедур и противоречий в решениях по схожим делам. После падения старого порядка юристы разработали кодексы, а функция суда должна была свестись исключительно к применению норм права, записанных в этих кодексах. Предполагалось, что письменная регламентация процесса принятия решений избавит общество от произвола судей и повысит легитимность судебной власти. Разделение властей означало, что суд лишь применяет право, а не создает его.

Перенесемся на 200 лет вперед из революционной Франции в период завершения холодной войны. С распадом СССР в мире произошел, пожалуй, самый значительный и в то же время незаметный отход от идей французских юристов 1790-х гг. Уголовная процедура стран континентальной Европы и мира познакомилась с англосаксонским институтом сделок с обвинением (plea bargaining). У обвиняемых многих стран мира появилась возможность вести переговоры с прокурором, обменивая свое признание вины на скидку в наказании. Вы можете согласиться с обвинением, выдвинутым против вас. Тогда вы получите (по словам прокурора) более мягкое наказание, а суд над вами пройдет быстро, без рассмотрения доказательств по существу.

Сегодня можно уверенно утверждать, что знакомство стран Европы со сделками с обвинением превратилось в крепкий союз. В 1990-х гг. американская идея торга проникла в европейские уголовно-процессуальные кодексы как право страны – победителя в холодной войне. Почему это важно? Отсчитаем еще 20 лет и посмотрим на современную ситуацию. Если сейчас в США более 90% дел решается через сделку с обвинением, то в странах Европы доля таких дел уже около 60–70% – впечатляющая динамика с 1990-х.

Получается, что ключевое решение более чем в половине дел принимает не судья, а прокурор. Одна из юридических статей по вопросу так и называется: «Прокуроры как судьи». Ее соавтор, профессор Мэриэнн Уэйд, рассказывала две недели назад на ежегодной конференции европейского криминологического общества о поразительных результатах сравнительного исследования сделок с обвинением в странах Европы. Какую бы юрисдикцию ни взяли исследователи – от одного швейцарского кантона до всей Испании (страны, исторически настороженно относившейся к американским идеям сделок в уголовном процессе), – везде главным способом решения уголовных дел является сделка с обвинением.

Разумеется, рост доли дел со сделками от 0% в конце холодной войны до сегодняшних 60–70% не объясняется любовью европейских прокуроров и судей к англосаксонским правовым идеям. Сделка – удобный инструмент для стороны обвинения. Договариваясь с обвиняемым вне стен суда, вы можете использовать формальные и неформальные способы убеждения, мало заботясь об их юридической силе (устоит ли этот аргумент в суде). Переубедив обвиняемого и его защиту, вы заключаете с ним/ней сделку, а суд становится лишь органом, легитимирующим ее, но не принимающим решения о виновности. Прокурору не придется участвовать в длительном судебном процессе, высвободившиеся ресурсы можно потратить на работу по другим делам, коих на вашем столе масса.

Здесь следует вспомнить, что уголовная процедура в кодексах сложна из-за французского революционного желания регламентировать весь процесс принятия решения, чтобы устранить произвол. Но юридическое желание регламентировать мир вокруг сталкивается с реальностью. В любой стране мира свыше половины преступлений – очевидные. Правоохранительным органам сразу известно лицо, его совершившее; подозреваемого быстро нашли, он дал признательные показания. Когда вам уже известен подозреваемый и есть неопровержимые доказательства его виновности, вы не будете использовать весь репертуар процедурных решений, а скорее будете полагаться на сделку как удобный способ избежать долгих процедур.

Англосаксонские сделки с обвинением изменили юридическую профессию континентальной Европы, по мнению профессора Уэйд. В ежедневной рутине прокуроров не осталось места суждениям о виновности обвиняемого, главная задача – разобраться с валом дел. Проще всего это сделать, склонив обвиняемого к сделке. Когда на рабочей группе по созданию Европейской прокуратуры (расследует в первую очередь преступления против бюджета ЕС) было предложено отказаться от сделок с обвинением, идея была встречена прокурорами с крайним удивлением: а как же иначе расследовать финансовые преступления, если не с помощью сделок?

В Европе сделка стала центральным способом расследования, а как обстоят дела в России? Исследования Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге показали, что 92% от всех представших перед российскими судами районного звена признали свою вину. Получается, что показатель признания вины находится на уровне США. В России существует так называемый особый порядок – правовой институт, импортированный Еленой Мизулиной из Италии при поддержке американских специалистов по сравнительному правоведению. С его введения в 2002 г. свыше 60% уголовных дел проходят в особом порядке, когда обвиняемый согласен с обвинением, а суд не исследует и не оценивает доказательства по делу.

Особый порядок, как в Европе, помог разгрузить российскую судебную систему от вала дел, но при этом кардинально поменял организационную культуру. Показателен пример судов присяжных, заработавших в России с 1 июня на районном уровне по тяжким составам Уголовного кодекса. Теперь виновность по отдельным категориям преступлений (по которым ранее не был возможен особый порядок) устанавливают не профессиональные судьи, а суд равных. С 1 июня стало известно уже о двух оправдательных приговорах по убийствам, вынесенных присяжными. Следствие и прокуратура успешно применяют особый порядок в своей ежедневной работе и благодаря этому лишены необходимости доносить свои аргументы до судьи. Когда же требуется ясно изложить свою позицию перед судом присяжных, оказывается, что это новая и непривычная задача, успешность решения которой совсем не очевидна.-

«Автор — ведущий научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге