Уроки одной демонстрации

«Стыдно быть советским!»

В середине августа 1968 г. Александр Солженицын, живший летом в своем дачном домике под Наро-Фоминском, каждую ночь слышал с Киевского шоссе гул проходящей на запад военной техники. Он понимал, что идет переброска советских войск в сторону Чехословакии – отношения между реформистским руководством ЧССР и Кремлем становились всё напряженнее, все ждали развязки. Когда утром 21 августа западные радиостанции сообщили о вторжении в Прагу войск Варшавского договора, это не стало для него сюрпризом – сбылись худшие предположения.

Солженицын чувствовал личную ответственность за происходившее в Чехословакии: старт тамошней «перестройке» был во многом дан в июне 1967 г. ходом писательского съезда, а он, в свою очередь, начался с чтения перед делегатами перевода на чешский разорвавшейся в мае 1967 г. в Москве бомбы – открытого письма Солженицына IV съезду советских писателей с критикой цензуры и требованием гласности. Первым душевным движением Солженицына было протестовать. Причем протестовать коллективно, от лица всей советской либеральной интеллигенции, целый год с надеждой и симпатией наблюдавшей за попыткой создания в Чехословакии «социализма с человеческим лицом». По мысли Солженицына, этот протест должен был быть облечен в афористическую форму публичного заявления, состоящего всего из трех слов: «Стыдно быть советским». Подписанное им самим и несколькими дружественными ему советскими нобилями из числа самых выдающихся, вроде академика Капицы, Шостаковича, Твардовского и Ростроповича, такое заявление могло, по мысли Солженицына, произвести надлежащий эффект, продемонстрировав миру, что лидеры общественного мнения СССР не принимают грубого насилия со стороны Москвы по отношению к чехословацким реформаторам социализма.

Очень скоро, однако, стало ясно, что никто из этаблированных деятелей науки и культуры по разным причинам не решится на публичный протест, – слишком радикальным для них будет такой жест полного разрыва с системой. На персональный же протест не решился сам Солженицын – из опасений за судьбы спрятанного от КГБ «Архипелага ГУЛАГа» и неоконченной тогда полной редакции «В круге первом».

Советская научная и культурная элита молчала, а медиа заполнялись репортажами о единодушном одобрении всеми советскими людьми интернациональной помощи братскому чехословацкому народу.

Так продолжалось четыре дня.

«За вашу и нашу свободу!»

В полдень 25 августа восемь человек – Константин Бабицкий, Татьяна Баева, Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов и Виктор Файнберг – вышли на Красную площадь к Лобному месту на демонстрацию протеста против советского вторжения в Чехословакию. Произошло событие, ставшее знаковым в истории русского общества и в исторической ретроспективе спасшее его честь.

Задуманное Солженицыным лаконичное заявление переиначивало на новый лад знаменитые слова политического эмигранта столетней давности Александра Герцена, произнесенные им во время подавления русскими войсками польского восстания 1863 г. – «Стыдно быть русским!». Среди лозунгов, нарисованных от руки на транспарантах, на несколько минут поднятых демонстрантами на Красной площади, был призыв «За вашу и нашу свободу!» – не менее знаменитый девиз другого польского восстания против Российской империи – 1830–1831 гг. Повстанцы писали его на своих штандартах на двух языках – польском и русском, что подчеркивало его наднациональный смысл. Советская оккупация свободолюбивой Чехословакии естественным образом актуализировала вековую традицию российского демократического протеста с его идеализмом, интернациональностью и апелляцией к нравственным ценностям, получившим в середине ХХ в. имя «защита прав человека».

Форма протестной демонстрации была хотя и неожиданной для властей, но не уникальной в послесталинской Москве. В декабре 1965 г. на Пушкинской площади впервые с 1927 г., когда в рамках празднования 10-летия Октябрьской революции по Москве прошла колонна троцкистской оппозиции, уже состоялся, как сказали бы сегодня, несанкционированный митинг в защиту арестованных КГБ писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля, положивший продолжившуюся до конца 1970-х гг. традицию собраний правозащитников на Пушкинской площади.

Уникальными были символическая локация протеста – на Красной площади, в сердце советского государства, – и его повестка. На этот раз поводом была не частная несправедливость по отношению к гражданам, а вся неразрывно связанная внешне- и внутриполитическая стратегия советской власти, получившая в западной политологии имя «доктрины Брежнева» и позволявшая силой удерживать в рамках социалистической системы с ее экономико-политическими ограничениями не только граждан СССР, но и страны Восточной Европы, оказавшиеся не по своей воле в советской зоне влияния после Второй мировой войны. Протест против государственного насилия – прежде всего политического и идеологического – будет стержнем того общественного движения, которое начинает возникать в СССР в середине 1960-х и впоследствии получит всемирную известность как диссидентское. Демонстрация на Красной площади станет одним из центральных событий его истории и поэтической мифологии («Смеешь выйти на площадь?!» из песни Александра Галича, хоть и написанной за два дня до демонстрации, но неизбежно связывавшейся с ней в сознании современников).

Этика vs. политика

Особый статус демонстрации 25 августа 1968 г. в истории диссидентства связан отчасти с ее нетипичной для советских инакомыслящих формой живого действия – по остроумному замечанию историка правозащитного движения в СССР Александра Даниэля, почти вся диссидентская деятельность в Советском Союзе сводилась по преимуществу к продуцированию различного рода текстов. С другой стороны, воплощенные в этом действии смыслы оказываются характерными для всего советского диссидентства в целом: его ненасильственный характер (демонстрация была сидячей) и идеалистическая, правовая мотивировка – участники демонстрации говорили на суде, что протестовали прежде всего против нарушения норм международного права и права наций на самоопределение.

На суде же арестованные участники демонстрации, обвиненные в клевете на советский строй и нарушении общественного порядка, подчеркивали индивидуальный характер своих действий, далекий от всякой политической общности, партийности. Среди демонстрантов были представители самых разных социальных слоев – от филолога и поэта до физика и рабочего. Всех их объединяло оскорбленное агрессией нравственное чувство, необходимость протестовать против произошедшей, с их точки зрения, несправедливости. Эта этическая доминанта, ярко проявившаяся в акте демонстрации на Красной площади, была свойственна всей деятельности в защиту прав человека в СССР. Она вводит важнейшую для понимания природы советского диссидентства тему его внеположности и даже враждебности сфере политического, как неизбежно связанного с насилием и ложью.

Глубинное противостояние политики и этики было сформулировано Максом Вебером в статье 1919 г. «Политика как призвание и профессия». «Кто хочет заниматься политикой вообще и сделать ее своей единственной профессией <...> спутывается с дьявольскими силами, которые подкарауливают его при каждом действии насилия <...>, – говорит Вебер. – Кто ищет спасения своей души и других душ, тот ищет его не на пути политики, которая имеет совершенно иные задачи – такие, которые можно разрешить только при помощи насилия». Травматический опыт коммунистической политики, проводившейся с 1917 г. с помощью чудовищного террора и насилия, утвердил во многих в СССР отвращение к политике в целом. Методы противостояния злу, практиковавшиеся диссидентским сообществом, были подчеркнуто непрагматическими с точки зрения реальной политической обстановки.

В свое время Герцен лишился общественной поддержки в России из-за своей антироссийской позиции в имперском конфликте с Польшей. Участники демонстрации 25 августа, выходя на Красную площадь, сознательно шли не только на риск репрессий со стороны властей, но и на риск столкновения с «патриотически» настроенными соотечественниками, обработанными эффективной пропагандистской машиной. Конечно, количество несогласных с советским вторжением в ЧССР превышало восемь человек, но степень тогдашнего общественного возмущения не стоит преувеличивать. Тот же Солженицын, посетив в конце августа 1968 г. выдающегося биолога Николая Тимофеева-Ресовского, невозвращенца, до 1945 г. работавшего в Германии и отсидевшего шесть лет в советской тюрьме, с горечью услышал от него слова о том, что не войди войска Варшавского пакта в Чехословакию, «там уже были бы солдаты НАТО».

Экономика и «третья корзина»

Сугубо этический характер диссидентского протеста, его сознательная сосредоточенность на морально-нравственной повестке, центральными пунктами которой были вопросы национального покаяния за преступления сталинизма и борьба за гуманитарные права и свободы, определили низкий уровень популярности правозащитных идей в период стабильного развития Советского Союза. С изменением экономического положения СССР и резким падением уровня жизни его граждан во второй половине 1980-х гг., совпавших с инициированной Горбачевым кампанией перестройки и гласности, отношение к диссидентской идеологии стало меняться. В январе 1991 г., после кровавых столкновений в объявившей о независимости от СССР Литве, демонстрация «Нет оккупации Литвы!» собрала на московской Манежной площади уже не восемь человек, а около 200 000.

Диссидентская этическая повестка – и в том числе лозунг «За вашу и нашу свободу!», поднятый демонстрантами на Красной площади 25 августа 1968 г., – связалась тогда в сознании людей с ощущением экономического кризиса СССР, прямо влиявшего на их повседневную жизнь, и получила, пусть и временно, поддержку миллионов граждан. Парадоксальным образом крах в СССР хельсинкской «второй корзины» (экономической) поднял в массовом сознании людей статус «третьей», гуманитарной. Соблюдение прав человека стало в головах советских граждан одним из элементов благополучного общества.

Тому, что этот моральный урок был к 1991 г. если не выучен, то, по крайней мере, задан нашему обществу, мы обязаны и восьмерым смельчакам, посмевшим выйти на площадь 50 лет назад.

Автор - шеф-редактор Colta.ru, автор книги «Диссиденты: Двадцать разговоров»