Уроки дефолта-1998 для 2018 года

Финансовый и экономический кризис 20-летней давности, как кажется, окончательно ушел в прошлое. Слишком много всего хорошего и плохого, сложного и нуждающегося в осмыслении с тех пор накопилось в опыте российской экономической жизни. И все же обсуждение уроков кризиса 1998 г. имеет смысл, так как дистанция во времени позволяет говорить не об отдельном событии, а о тенденциях развития.

К сожалению, уроки истории очень дорого обходятся населению нашей страны. Так разворачивалась спираль кризиса и в тот момент. В российском бюджете не оказалось средств для оказания социальной помощи потерявшим свои деньги людям. Девальвация рубля и скачок инфляции еще более снизили жизненный уровень населения России.

В 1997–1998 гг. в финансовый кризис экономика России не свалилась стремительно и внезапно, а вползала шаг за шагом в ходе мучительной трансформации, превращения советской плановой экономики в современную рыночную. 1998 год стал символическим рубежом в этом процессе трансформации. До того жаркого кризисного лета было совершенно не очевидно, что рыночные законы ценообразования, спроса на произведенную продукцию (товары и услуги) как стимула для инвестиций и производства вообще в нашей стране работают.

Однако именно достаточно быстрая стабилизация ситуации в 1999–2000 гг. показала, что институты рынка в России не просто созданы, но успешно решают задачи балансировки экономики. А вскоре страна перешла к экономическому росту.

Вернемся к истокам кризиса. Бедствие это было вызвано комплексом причин: экономических, политических, социально-культурных. И далеко не все они изжиты и преодолены за прошедшие с тех пор годы. Дефолт по долговым государственным краткосрочным обязательствам (ГКО) был вызван катастрофическим развалом бюджета правительства. На протяжении более чем 10 лет, еще с советского периода, расходы значительно превышали регулярные доходы бюджета. Эту дыру дефицита бюджета вплоть до осени 1994 г. в России покрывали традиционно прямыми кредитами Банка России правительству (в СССР – кредитами, соответственно, Госбанка). Эта система накачки экономики пустыми кредитными деньгами в советской экономике при государственном плановом ценообразовании порождала дефицит на всех рынках и во всей стране. В условиях освобождения цен после 1991 г. это вызвало катастрофическую инфляцию. В 1992 г. рост цен составил 2600%, в 1993 г. – 940%.

Непосредственно за год до дефолта Банку России и правительству удалось снизить инфляцию до годового уровня 11,5%. Основой борьбы с инфляцией служил согласованный и реализованный с осени 1994 г. отказ от прямых кредитов Центрального банка на покрытие дефицита бюджета. С этого момента вопрос о сборе налогов в том объеме, который был запланирован для оплаты государственных обязательств, для реализации социальных и экономических программ, превратился в центральный вопрос жизни и смерти российского государства. И с этой задачей правительство России – нет, шире: все руководство страны – не справилось.

Более того, влиятельные левые оппозиционные политические силы, представленные в Госдуме, увидели в явно кризисной ситуации возможность взять исторический реванш за поражения в ходе революционных событий 1991–1993 гг., за проигрыш президентских выборов 1996 г. Коммунисты и их союзники развернули демагогическую популистскую компанию с требованиями увеличения государственных расходов. Дело дошло до того, что федеральный бюджет на 1998 г. не был утвержден до середины марта, а обновленный состав правительства был одобрен только в апреле под угрозой роспуска Госдумы и новых выборов. Парламентарии уклонялись от содержательного диалога с правительством и президентом, сознательно доводили ситуацию в финансовой системе до развала управляемости. Я уверен, что цель уже в 1997 г. у них была одна – отстранение от власти президента Бориса Ельцина.

Решение Минфина и Банка России прибегнуть к увеличению займов на внутреннем рынке, к выпуску ГКО и ОФЗ, сначала было чисто техническим. Внешний долг в 1997 г. был не так велик (новый российский долг – 7,6% ВВП, старый советский – еще 15% ВВП), но кроме кредитов МВФ и Всемирного банка серьезных источников заимствования просто не было. Внутренний долг должен был добавить ресурсов в бюджет, придать большую гибкость расходам исполнительной власти. При одном условии – одновременно необходимо было наладить сбор налогов с предприятий и населения, обеспечить сбор таможенных платежей при экспорте углеводородов и импортных пошлин. Только регулярное пополнение доходов могло обеспечить устойчивость бюджетной системы страны. Все эти задачи были ясно осознаны, записаны в экономические программы. И ни одной из них реализовать не удалось. На практике в 1997 г. расходы консолидированного бюджета государства составили 840 млрд руб., из них дефицит – 186 млрд.

Никто в предпринимательском сообществе не считал нужным исполнять налоговые обязательства – ни так называемые красные директора, ни так называемые новые олигархи, «семибанкирщина». До сих пор не могу понять того полного отсутствия чувства самосохранения у вполне, казалось бы, разумных, грамотных людей.

Видимо, в массе своей и на всех уровнях руководства большинство из нас оставались людьми с советским менталитетом. Привыкли, что налоги государству человек не платит, оно само собирает – с зарплаты отчисляет, акциз на водку и бензин из торговой выручки изымает, ну, еще НДС ввело на всё и всех. Остальные денежные доходы – это «приработок, приварок, халява». Пусть даже и в миллион долларов.

Государство же должно обладать «закромами Родины», быть такой сказочной скатертью-самобранкой, чтобы и бюджетникам, и военным, и чиновникам хватало. Да еще и на пособия и пенсии оставалось. Дело государства только справедливо распределить эти блага.

Внешнеэкономические кризисные факторы осенью 1997 г., включая падение цен на нефть до $9–10/барр., отток капиталов с рынков ценных бумаг развивающихся стран только резко высветили всю слабость финансовой системы России. В начале этого года отечественные банки по согласованной с Банком России схеме приступили к размещению валютных опционов среди зарубежных инвесторов. Привлеченные таким путем средства (в счет валютных обязательств банков) вкладывались в рублевые ГКО. Но возврату подлежали все-таки доллары и евро по определенному курсу. Из рублевого долга, составившего около 18% ВВП, около трети приходилось на таких иностранных кредиторов.

Серьезная девальвация рубля, таким образом, автоматически вела бы к банкротству большинства российских банков. При этом под удар попадали немедленно все их вкладчики. В свою очередь, Минфин более уже не мог бы размещать ценные бумаги госдолга (ГКО, ОФЗ) на рублевом рынке, который просто схлопывался. При отсутствии налоговых сборов это вело все к тому же дефолту по госдолгу.

Уже в ноябре – декабре 1997 г. приходилось делать этот очевидный для профессионалов выбор: первый путь – допустить и девальвацию, и дефолт по ГКО; второй путь – провести погашение долгов за счет кредитов Банка России правительству, что означало бы возврат к катастрофической инфляции; третий путь – позволить Минфину занимать рубли под все более высокие проценты, но в короткое время обеспечить нормальный процесс сбора налоговых доходов. Нами был избран этот последний вариант. Он был очень рискованным, госзаимствования могли превратиться в пирамиду (схему Понци) с последующим переходом в дефолт. Но любой иной означал бы либо дефолт без борьбы, признание развала бюджетной системы и немедленное банкротство банков, либо новое превращение рубля в ничего не стоящие бумажки в ходе гиперинфляции. Я не сожалею ни о тех решениях, которые были приняты в декабре 1997 г., ни о тех, которые были приняты в августе 1998 г. Для того чтобы не допустить катастрофы по госдолгу, мы сделали все, что в тот момент могли. В течение первой половины 1998 г. шла борьба с неплательщиками налогов, руководство ФНС вызывало менеджеров на ковер, министры добивались принятия и выполнения постановлений о погашении налоговой задолженности, было принято решение не допускать к экспортным трубопроводам нефтяные поставки от фирм-неплательщиков. Задолженность по налогам оставалась на уровне 2,5–3,3% ВВП.

Большой стратегической неудачей я считаю провал в деле выстраивания принципиально новых отношений между российским государством и российским народом. Люди не поверили, что они в постсоциалистическом обществе могут нанимать своих руководителей на работу путем свободных политических выборов, а значит, и оплачивать эту их работу должны за счет добровольной выплаты налогов. И пока именно такое понимание взаимозависимости между народом и правительством, между избирателями с одной стороны и парламентом и президентом с другой не утвердится в душах и головах людей, общественная структура и ее институты будут оставаться хрупкой конструкцией.

В этом факте незавершенности нашего перехода к современному обществу от традиционного, архаичного принципа полной взаимной гражданской безответственности управляющих и управляемых и сегодня содержатся основные риски для российского общества, здесь могут зарождаться новые кризисы. Сегодня есть реальная опасность, что накал страстей в международных отношениях вокруг антироссийских экономических и политических санкций вызовет соблазн искать на эти вызовы ответ в свертывании работы финансового и товарного рынков в нашей стране. Некоторые эксперты обещают обеспечить победу в противостоянии внешним угрозам с помощью возврата к советским практикам в экономике. Надо напомнить, что именно они привели Россию к сложнейшей в социальном плане трансформации и в конечном счете к кризису и дефолту СССР по внешнему долгу в 1991 г., а затем и дефолту по внутреннему долгу в 1998 г.

Опыт выхода из кризиса 1998 г. и ряда рецессий последних 20 лет показал, что экономические и финансовые кризисы преодолеваются прежде всего за счет работы свободных инициативных людей в условиях экономической свободы и с использованием рыночных механизмов развития народного хозяйства. Несмотря на спады в 2008–2009 гг. и в 2014–2017 гг., этот рыночный период стал одним из наиболее успешных за 100 последних лет с точки зрения обеспечения нормальной, относительно благополучной жизни российского народа.

Автор — председатель Центрального банка России в 1995-1998 гг., член наблюдательного совета Банка ВТБ