Чем закончилась война 08.08.08

8 августа 2018 г. исполняется 10 лет с момента скоротечной войны между Россией и Грузией. Своей книге, написанной по горячим следам тех событий, американский политолог и дипломат Рональд Асмус дал говорящее название «Маленькая война, которая потрясла мир». Действительно, «горячий август» 2008 г. многое изменил. Он сломал прежний политический статус-кво на пространстве бывшего СССР. Впервые после его распада формальное признание в качестве независимых государств получили бывшие автономные образования, а не союзные республики. Да, спустя 10 лет количество стран, согласившихся с решением Москвы поддержать абхазскую и югоосетинскую независимость, по-прежнему невелико и ограничивается несколькими странами Латинской Америки и Океании. Но это тот случай, когда количественные параметры не так важны: Турецкую Республику Северного Кипра с 1983 г. признала только Турция, а Косово в течение 17 лет было признано одной лишь Албанией – важен прецедент. В 2008 г. Россия завершила процесс своей трансформации и из медиатора и миротворца превратилась в патрона абхазского и югоосетинского самоопределения, а Грузия укрепила свой выбор в пользу североатлантической и европейской интеграции.

В итоге установились две параллельные политико-правовые реальности: одни и те же территории – бывшие автономии Грузинской ССР – существуют в качестве провозгласивших независимость полупризнанных государств и оккупированных Россией территорий независимой Грузии. С тех пор попыток изменения сложившегося порядка с помощью военной силы не предпринимается. Присутствие России в Абхазии и Южной Осетии, а США и ЕС – в Грузии год от года растет, и это парадоксальным образом цементирует тот порядок, который установился 10 лет назад.

Важно понимать, что Абхазия и Южная Осетия оказались вне рамок грузинского политико-правового поля, образовательного и информационного пространства отнюдь не 10 лет назад. Они существовали в качестве непризнанных образований с начала 1990-х гг. вне всякой привязки к «казусу Косово» и поддержке России (о косовском прецеденте в отношении к постсоветским непризнанным республикам активно заговорили в лучшем случае с середины 2000-х гг., после того как увидели свет «руководящие принципы» по выработке статуса бывшего автономного края Сербии). Что касается позиции Москвы, то она на протяжении 1991–2008 гг. отнюдь не была прямой и неизменной. В 1996 г. Россия вместе с Грузией вводила санкции и блокаду Абхазии, а через год Евгений Примаков продвигал идею «общего государства» как основу для урегулирования грузино-абхазского конфликта. И не одна Москва, но в значительной степени и Тбилиси способствовал тому, что российские подходы на абхазском и югоосетинском направлении менялись не в пользу Грузии. Августовская война 2008 г. лишь формализовала то, что существовало до того де-факто. В Тбилиси как считали раньше, так и считают сегодня две частично признанные республики своими неотъемлемыми частями, а Москву – главным виновником «агрессивного сепаратизма». Для России ситуация иная. До 2008 г. Москва, хотя и с оговорками, признавала территориальную целостность Грузии. Сегодня же в российской «Концепции внешней политики» говорится о «новых реалиях в Закавказье» (т. е. по факту – о трех отдельных странах и необходимости их признания).

Опыт открытого противостояния России и Грузии заставил соседние страны, в первую очередь Армению и Азербайджан, уделять фактору Москвы намного больше внимания. И какие бы маневры ни вели сегодня Ереван и Баку, лавируя между Россией и Западом, стратегические цели у них остались те же, что были и до 2008 г., – т. е. полная победа в нагорно-карабахском конфликте, а не поиск взаимоприемлемых договоренностей и компромиссов. Отсюда и возникающее недопонимание между Россией и Арменией – с точки зрения Еревана, стратегическое союзничество означает фактически минимизацию отношений Москвы с Баку и поддерживающей Азербайджан Анкарой.

Проблема первого выстрела

Спустя 10 лет после августовской войны 2008 г. недостатка в аналитических комментариях по поводу событий десятилетней давности не наблюдается, но при всем их гигантском количестве основных сюжетов для дискуссии всего три. Первый – по-прежнему актуальная «проблема первого выстрела». Второй – обсуждение личной ответственности тогдашних лидеров России и Грузии. Третий – попытка рассмотрения «пятидневной войны» как пролога к присоединению Россией Крыма и конфликту на юго-востоке Украины. По словам известного вашингтонского эксперта Кори Вэлта, «если мы рассматриваем конфликт 2008 г. как прелюдию к аннексии Крыма и более разрушительному конфликту на Украине, мы будем вынуждены признать, что та война принесла большие геополитические издержки, чем официальные лица США определили в свое время. Издержки, недооцененные на протяжении многих лет».

Между тем в спорах в терминах «плохих парней» теряется понимание тех более широких политических процессов, которые и привели к «горячему августу». На мой взгляд, сейчас уже пора перестать искать в сложном явлении одну лишь большую личную неприязнь Владимира Путина к Михаилу Саакашвили и наоборот, тем более что в 2013 г. третий президент Грузии покинул свой пост, превратившись в политического эмигранта под угрозой уголовного преследования на родине. Но его преемники из партии «Грузинская мечта» продолжили курс на сближение с НАТО и ЕС, добившись того, о чем Саакашвили мог только мечтать, – подписания ассоциации с Евросоюзом и безвизового режима со странами Шенгена. И при этом провозгласили нормализацию отношений с Россией в качестве важнейшей предпосылки для продвижения на Запад.

Переключение аналитической оптики позволит нам ответить на более важные вопросы: не о том, почему грузинский и российский лидеры не смогли договориться, а о том, почему такой конфликт во многом стал неизбежным.

От социализма к национализму

Для ответа на этот вопрос следует обратиться к рассмотрению особенностей распада некогда общей страны, в составе которой находились и Россия, и Грузия с ее проблемными автономиями. Переход от «реального социализма» на просторах бывшего СССР не был транзитом от авторитаризма к демократии. Стержнем этого перехода был процесс формирования наций-государств на обломках большого квазифедералистского образования. До того как начать процессы демократизации, надо было решить вопрос, где начинаются и где заканчиваются границы «нашего государства», что есть, собственно, «наше государство» и для кого оно, собственно говоря, является нашим.

В декабре 1991 г. СССР исчез с карты мира, но процесс распада советской государственности только начался. Новым независимым республикам предстояло доказать, что их границы, обозначенные советскими наркомами, являются не фиктивными, а реальными, а новая государственность (с «титульными нациями», определенными еще во время СССР) может считаться своей для многочисленных этнических меньшинств. Отсюда и запрос и на национализм, и на жесткую политическую риторику, и на популизм. Здесь и следует искать источники кровавых конфликтов на постсоветском пространстве, фактически являющихся инструментами формирования новых политических идентичностей.

В начале 1990-х гг. прошла первая волна этнополитических конфликтов, когда несогласные с разделом СССР по «союзным квартирам» предложили свое видение процесса оформления наций-государств в Евразии. Большинство из них имело место на Кавказе – в северокавказских республиках в составе России и в новых независимых странах Закавказья. За этой волной последовала заморозка, которая, в свою очередь, не остановила ни реваншистских настроений, ни желаний «закрепить достигнутую победу», и, как следствие, начало размораживания неурегулированных противостояний. Так было в Чечне в 1999–2000 гг. после хасавюртовского поражения России в 1996 г., так было и в Грузии начиная с 2004 г., хотя в этом случае «материнское государство» потерпело поражение. Впрочем, делать окончательные выводы об успешной интеграции Чечни в общероссийское политико-правовое пространство сегодня еще преждевременно, этот процесс только начался, а впереди немало непростых коллизий.

Сравнивая Россию и Грузию с их сепаратистскими вызовами, можно лишь сожалеть, что у Тбилиси не хватило умения провести грамотный аудит собственным внешнеполитическим и внутренним ресурсам. По справедливому замечанию эксперта Датского института международных исследований Ханса Моуритцена, недооценка готовности Москвы защищать сферу ее интересов в Закавказье и, напротив, переоценка готовности НАТО помочь «молодой грузинской демократии» «привели в движение драматическую цепь событий, начиная с 7 августа 2008 г.».

В любом случае границы, возникшие благодаря советскому национально-государственному строительству, не смогли стать твердыми межгосударственными рубежами и процесс разделения наследия СССР не закончился. Это блестяще демонстрируют как события в Донбассе, так и военная эскалация в апреле 2016 г. в Нагорном Карабахе и более мелкие, но регулярные инциденты вдоль армяно-азербайджанской границы. Ожидания, что распад единой многоэтничной страны пройдет строго по бывшим административным границам союзных республик, не реализовались. И это, пожалуй, главный итог войны 2008 г., знакового события в процессе формирования наций-государств на обломках Советского Союза. И лишь когда все эти пограничные споры завершатся, а стороны конфликта придут к компромиссам (а в случае грамотного политического аудита, на мой взгляд, это возможно – не сейчас, а в среднесрочной перспективе), можно будет говорить о конце советской истории в Евразии.

Только оформив окончательно свои политические идентичности, новые государства, возникшие в результате событий 1991 г., сделают приоритетными вопросы демократизации. Только в этом случае запрос на национализм и популизм не будет столь сильным, а внутриполитическая повестка усложнится. Вот тогда, не исключено, российские и грузинские политологи вместе с абхазскими и осетинскими коллегами обратятся наконец от сюжетов прошлого к сюжетам настоящего и будущего.

Можем ли мы сегодня однозначно определить победителя и побежденного в войне 2008 г.? На мой взгляд, нет: каждая сторона получила новый набор проблем. Грузия сблизилась с Западом, но значительно отодвинулась от решения проблемы своей территориальной целостности. Москва показала «красные линии», которые готова защищать, и не только языком дипломатии, но при этом взяла на себя ответственность за восстановление и развитие двух республик, как и всю возможную критику за сопутствующие проблемы.

«Маленькая война» 2008 г. показала, что большим международным игрокам важен не арбитраж, а защита и продвижение своих интересов, как их понимает каждый. И ее уроки не были изучены должным образом, как ранее не были изучены балканские уроки. Понятно, что ситуации в Крыму или в Донбассе возникли не потому, что конфликты на Кавказе решались тем или иным способом. Но они показали снова, что конкуренция и «игра с нулевой суммой» по-прежнему важнее солидарной ответственности и поиска компромиссов. Постсоветское пространство переполнено острыми противоречиями, каждое из новых государств расколото по многим линиям, а подчас граждане одной и той же страны видят для себя разные перспективы и разных гарантов своей безопасности. Но и в 2008 г., и 10 лет спустя крупные державы не стремятся к сглаживанию этих расколов, продолжая инструментально использовать их.

Автор - доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ