Неслучайный историомор

На фоне волны роста интереса к архивам и восстановлению исторической памяти новости о новых способах перекрытия доступа к историческим документам или вовсе их уничтожения обречены становиться сенсациями. Вот недавний пример: в начале июня «Коммерсантъ» написал о случайно выявленном внутреннем приказе МВД, согласно которому ведомство уничтожает карточки репрессированных. Тревогу забил Сергей Прудовский – историк, тихо и въедливо занимающийся репрессированными «харбинцами» и один из очень немногих, кто готов бороться за свои и их права в судах. В мае он получил от начальника инфоцентра УМВД по Магаданской области М. И. Серегина ответ на запрос о данных из архивной карточки зека-колымчанина Федора Чазова. Из ответа следовало, что карточки уничтожаются согласно совместному приказу МВД РФ, Минюста, МЧС, Минфина, Минобороны, ФСБ, ФСКН, СВР, ФТС, ФМС, Генпрокуратуры и даже фельдъегерской службы (sic!) – все под грифом «Для служебного пользования» – от 12 февраля 2014 г. «Об утверждении наставления по ведению и использованию <...> учетов, формируемых на базе органов внутренних дел». Согласно ему, «срок хранения карточек на осужденных независимо от срока и вида наказания – до достижения ими (осужденными) 80-летнего возраста». Нужная Прудовскому карточка была уничтожена уже в 2014 г.! А согласно инструкции по организации архивной работы в системе МВД России, утвержденной приказом МВД России от 15 августа 2011 г. № 935, «учетные документы подразделения специальных фондов выдавать пользователям запрещается».

Получив такой ответ, Прудовский оторопел. Что это за инструкция такая за № 935, никому не известная? Разве может она иметь обратную силу и распространяться на сталинских зеков, которым впору отсчитывать 80-летие не со дня рождения, а со дня смерти? Кем и как установлен возраст в 80 лет, достижение которого является критическим для судьбы архивной карточки на зека – этого последнего его следа в истории? И как сие должно происходить – ежегодным перебором картотечных ящичков? Отсканировать и вывесить в сети все эти данные стоило бы много дешевле.

Обратите внимание: все соиздатели приказа – ведомства, правомочные на следственные действия. Гражданское общество (а подследственные – это его часть) не представлено никак, хоть институты такие в линейке госорганов имеются – это уполномоченный по правам человека и Совет по развитию гражданского общества и правам человека при президенте (СПЧ). В перечне нет даже Росархива – обязательного эксперта по всем вопросам архивирования и гаранта Государственного архивного фонда России. А между тем речь идет о документах, скорее всего уже являющихся частью этого фонда. Замначальника Центрального архива ФСБ А. И. Шишкин в 2016 г., отвечая на запрос того же Прудовского, пояснял: «Все архивные документы органов безопасности независимо от места их хранения являются неотъемлемой частью Архивного фонда, они в установленном порядке прошли экспертизу ценности, в связи с чем находятся на постоянном хранении».

Правда, архивные карточки проходят по ведомству МВД, а не ФСБ. Но почему, собственно, в МВД отношение к своей ведомственной документации должно быть иным? Вскоре пришла радостная весть от МВД России: замминистра Игорь Зубов опроверг информацию об уничтожении архивных карточек репрессированных в советские годы. Он заявил, что карточки являются документом строгой отчетности и подлежат хранению вечно.

Ну что – вздох облегчения? Случай Чазова – не системное безобразие и не оскорбление чувств историков, не акт произвола и не нарушение российского права, а всего лишь недоразумение, исключительный случай? Ура?

Нет. Оказалось, что проблема вскрылась еще в 2014 г., когда в тот же инфоцентр УМВД по Магаданской области с просьбой уточнить место осуждения ее родственника с целью розыска приговора обратилась Нина Трушина. Ей сообщили, что учетная архивная карточка ее родственника отложена к уничтожению на основании указанного приказа и наставления. То есть документ еще не уничтожен, а только отложен для этого – и все равно недоступен для нее!

Трушина дошла до Верховного суда и потребовала отмены подпункта «г» пункта 15.2 приложения № 1 к уже знакомому нам свежему приказу (соответствующие пункты и подпункты она знала только из ответа МВД). Сам факт его неопубликованности противоречил в ее глазах статьям 15 и 46 Конституции РФ и статьям 6 и 13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Но Верховный суд в октябре 2014 г. поддержал не Трушину, а ответчиков. Выстроив многоходовую казуистическую цепочку охранительских аргументов – что приказ содержит служебную информацию, а указ президента 1996 г. позволяет не публиковать документы, даже и затрагивающие права людей (как того требует Конституция), если в них есть конфиденциальная информация, а к конфиденциальной относится и служебная информация тоже, – они победили. Сквозь игольное ушко, оставленное в Конституции для не подлежащей оглашению информации, протащили целого слона и право на служебный произвол в информационной политике. Примечательна сама правовая самоуверенность ответчиков: выдаче искомой информации (еще даже не уничтоженной, а только к этому приготовленной) они предпочли тяжбу в Верховном суде.

На этом фоне отчетливым становится и «казус Чазова», где произошло неправомерное – и, кажется, уже роковое – придание этому приказу обратной силы. То, что было предназначено для актуальных уголовных случаев, вдруг механически и ретроспективно распространилось и на исторические кейсы из области сталинских репрессий.

А почему бы и нет? Ведь право решать, что такое конфиденциальность и что делать с учетами, бесконтрольно делегировано самим ведомствам. А статья 58 и иже с ней – это же из тогдашнего Уголовного кодекса: так что никаких «политических» для Ягоды, Ежова и Берии и не было вовсе!

«Казус Чазова» не мог быть ни недоразумением, ни местным произволом: наоборот, колымская привязка обязывала к предельной осторожности и согласованности в подобных инициативах. Мы уткнулись в решение, принятое, очевидно, в Москве. Кто-то счел выгодным под сурдинку и под ковром избавиться от прямых свидетельств преступлений сталинской эпохи. В комбинации с ползучей сталинизацией это не что иное, как классический историомор и трепанация памяти.

Сканирование карточек и перевод в другой вид архивирования, конечно, лучше, чем ничего, но разве проблема доступа этим облегчается? К тому же, как показал опыт с банком данных «Мемориала», часть ценнейшей информации опускается. Если же у МВД нет места для хранения карточек, например, то почему бы не передать оригиналы в Росархив или в Музей ГУЛАГа, где они могли бы стать ядром базы данных жертв сталинизма?

Очевидно, что это надо решительно пересмотреть. К институтам гражданского общества российское государство давно уже не прислушивается, но на свои собственные органы – СПЧ, уполномоченный – реагировать обязано и реагирует. Не сомневаюсь, что СПЧ уже направил запросы относительно полного текста приказа и инструкции, обоснованности их грифов и сферы их ретроспективной примененности (мы пока даже не знаем, насколько Магадан тут одинок!). Получив же ответы и тщательно их изучив, правильно было бы организовать форум с участием историков и архивистов и в корне пересмотреть всю политику и практику памяти о репрессиях в России.

Покамест же происходит иное: мерцающие тени зеков, последние следы их тел и душ, теплившиеся в их карточках, одну за другой вынимают из каталожных ящичков – и словно выводят из пустеющего «бессмертного барака» в последний путь.

Автор - историк