Как коммунисты совмещают сталинизм с капитализмом

Выдвижение кандидатуры Павла Грудинина на пост президента России реанимировало подзабытые уже разговоры о том, что, быть может, КПРФ стала все-таки превращаться в социал-демократическую партию, более современную, чем «партия Ленина – Сталина». Однако для таких умозаключений как раньше не было серьезных оснований, так нет и сейчас. Грудинин вряд ли серьезно изменит КПРФ – более того, он в ходе кампании сам должен меняться, чтобы соответствовать умонастроениям основной части своих избирателей.

Представление о возможности социал-демократизации КПРФ появилось под влиянием аналогичных прецедентов в ряде постсоциалистических стран – в Польше, Венгрии, Болгарии, Литве компартии меняли свои названия и оставались в обойме ведущих политических сил. Но такие трансформации не имеют с историей КПРФ ничего общего. Во всех этих странах во внутрипартийной борьбе победили реформаторы, которые симпатизировали социал-демократическим идеалам. В российских условиях дело обстояло ровно наоборот – в КП РСФСР, образованной в 1990 г., фактической преемнице КПСС, доминировали противники реформ, одним из которых, кстати, был секретарь ЦК по идеологии Геннадий Зюганов.

Ничего удивительного в этом не было. Многие неофиты социал-демократии на самом деле сочувствовали ей и раньше, изрядно тяготясь доминированием «старшего брата» в лице СССР. Когда стало возможно, они просто избавились от надоевшего двоемыслия, которое к тому же стало не нужно и с чисто прагматической точки зрения. Что же касается большинства российских коммунистов, то для них такое доминирование было абсолютно естественным, освященным результатами Великой Отечественной войны. Никаких антиимперских чувств у них не было и быть не могло.

А сама идея социал-демократизации у них прочно связана с полностью дискредитированной в их глазах фигурой Михаила Горбачева, с распадом СССР и крахом не только страны, но и многих собственных жизненных планов. В России 1990-х гг. коммунисты ощущали себя дискриминируемым меньшинством – несмотря на самую большую фракцию в Госдуме второго созыва и множество избранных в 1996 г. губернаторов. И сейчас ни активисты, ни ядерные избиратели партии не поймут отказа от коммунистического бренда, с которым ассоциируются великие победы.

Так что Коммунистическая партия Российской Федерации не станет Социал-демократической. Но нельзя не отметить, что КПРФ сильно отличается по своей идеологии от КПСС – вопрос в том, каковы эти отличия. Да, партия признала идеологическое многообразие – но вынужденно, так как для нее самой это выгодно, как для любой оппозиционной политической силы. И частную собственность тоже признала – но поступить иначе она не могла, так как в противном случае лишилась бы спонсоров и маргинализировалась (только за идею сейчас работать никто не собирается). Кроме того, абсолютное большинство россиян, по опросам, признало легитимность частной собственности и среди них немало коммунистов – а сектантами КПРФ быть не хотелось. Впрочем, это признание обставлено условиями – например, партия выступает за национализацию стратегических предприятий (аналогичный подход был и у социалистов во Франции, когда они пришли к власти в 1981 г., и ничего хорошего ни французской экономике, ни самим социалистам это не принесло).

Еще одно отличие – фактический пересмотр итогов ХХ съезда, осудившего Сталина, подчеркнуто уважительное отношение к «вождю народов» – никак не похоже на социал-демократию. И державную идею, тоже свойственную КПРФ, социал-демократической назвать никак нельзя.

Можно говорить о том, что вместо социал-демократизации уже давно – а именно во второй половине 1990-х гг. – произошла «истеблишментизация» КПРФ: партия встроилась в существующую политико-экономическую систему, но при этом не отказалась от своего бренда. Это, кстати, соответствует и настроениям в российской элите, где немало и державности, и сталинизма. А вот современная социал-демократия с ее толерантностью по отношению к меньшинствам здесь явно лишняя. Более того, коммунистическая риторика позволяет представителям элиты, в том числе и бизнесменам, избираться в представительные органы власти от КПРФ, если они не смогли получить партбилеты «Единой России». За них голосуют бабушки и дедушки, верящие в коммунизм. Появляется своего рода кентавр – соединение истеблишментности и демонстративной коммунистической идентичности.

Правда, в последние годы популярность КПРФ снизилась – на думских выборах 2016 г. партия лишь на десятые доли процента опередила свою вечную соперницу, ЛДПР. На убедительное второе место это не похоже. Прошлогодние опросы свидетельствовали о том, что на президентских выборах 2018 г. Геннадий Зюганов может впервые финишировать третьим, а не вторым, как обычно. Однако отказ от коммунистической идентичности мог привести не к росту популярности партии, а, напротив, к эрозии ядерного электората, который голосует именно за компартию, – что скажется и на привлекательности партии для спонсоров. Поэтому был избран вариант с выдвижением Грудинина, которого партия позиционирует не как крупного бизнесмена, а как директора совхоза – хотя и рыночного предприятия, но с советским колоритом. Грудинин должен попытаться расширить партийный электорат, но при этом удержать действующий.

Именно поэтому Грудинин подчеркнуто заявляет о своем уважении к Сталину. И поэтому он предлагает переделать «Ельцин-центр» во что-то вроде современного дома пионеров. Его задача – не потерять традиционный коммунистический электорат и приобрести (а точнее, вернуть) какую-то часть электората протестного, который к Сталину относится благожелательно, а Ельцина не любит. Поэтому Грудинин выстраивает отношения с «Левым фронтом», знаковыми фигурами которого сейчас являются Сергей Удальцов и Максим Шевченко. Тем более что московская и екатеринбургская интеллигенция, подумывающая о возможности голосования за социал-демократа типа Квасьневского, коммунистам как была чужой, так и остается. Бороться за симпатии избирателей, которые раздумывают, как им повести себя 18 марта – проголосовать то ли за Грудинина, то ли за Собчак, то ли за Явлинского, а может быть, бойкотировать выборы, как призывает Навальный, коммунисты не хотят. Слишком этот электорат далек от них и ненадежен.

Когда пройдут выборы, то КПРФ в любом случае как минимум не останется в проигрыше. Получит Грудинин результат, сопоставимый с зюгановским образца 2012 г. (тогда Зюганов набрал 18%), – этот успех можно будет приписать прежде всего партии. Ну и кандидату, конечно, – но у Грудинина нет достаточной опоры в партийном аппарате, чтобы диктовать свои условия КПРФ. Если же Грудинин получит существенно меньше, то это будет его личная неудача. И, может быть, неудача Зюганова, который сделал все, чтобы убедить коллег поддержать его кандидатуру. Позиции Зюганова в партии уже нельзя считать непоколебимыми – так, ему только что не удалось провести своего внука на пост главы фракции КПРФ в Мосгордуме.

Так что если Грудинин добивается успеха, пусть и относительного, то Зюганов, скорее всего, останется во главе КПРФ и возглавит процесс передачи власти своему преемнику ближе к парламентским выборам 2021 г. Если же потерпит неудачу, то смена вождя может быть проведена быстрее и не по столь комфортному для лидера партии сценарию. Но в любом случае новое руководство партии сохранит проверенного «кентавра», обеспечивающего партии преодоление с немалым запасом 5%-ного барьера на выборах в Госдуму. Так что и Сталин никуда не денется, и бизнесмены продолжат баллотироваться от компартии в представительные органы разного уровня. Сталин и прагматизм в постмодернистском дискурсе не противоречат друг другу – напротив, с помощью сталинского фактора можно решать прагматичные задачи.

Автор - ведущий эксперт Центра политических технологий