Как сконструировать войну

Как в США, так и в России отношения между двумя странами все чаще воспринимаются как «состояние войны». С точки зрения реализма это звучит сильным преувеличением: ведь военных столкновений нет и не может быть в силу ядерного сдерживания. Но вот конструктивизм, альтернативная теория международной политики, как никогда лучше, применим к ситуации уходящего года. Правящие элиты склонны видеть отношения двух стран в терминах войны – пусть «гибридной», или «кибервойны», или «новой холодной», но именно войны. Председатель правительства России назвал принятый США в августе 2017 г. новый пакет антироссийских санкций полномасштабной торговой войной. Резонансный видеоролик с участием актера Моргана Фримана, приуроченный к запуску в США портала «Комиссия по расследованию России», в сентябре объявил на весь мир о состоянии войны с Россией.

Социология знает, что если люди, а тем более правящие классы, определяют некоторую ситуацию как реальную, то она реальна по своим последствиям. Определяя двусторонние отношения как войну, участники множат реальные последствия такой картины мира, увеличивая риски самовыполняющегося пророчества.

Война – это иное социальное состояние, иная хозяйственная логика. Сильнее всего она деформирует сферу морали и права, если не отменяя последнее, то кардинально меняя способы и цели правоприменения. Внутри стран начинают действовать законы военного времени, отменяющие многие конституционные гарантии и правовые процедуры, ужесточающие уголовное наказание. Появляются законы, конструирующие «иностранных агентов», «врагов», «нежелательные организации» и другие незащищенные статусы, и все это имеет моральное оправдание ситуацией национальной угрозы.

Подчеркну: социальное конструирование реальности – это не бред в отдельно взятой голове, а всегда двух- или многосторонний процесс, причем конструкты имеют свойство быстро застывать, превращаясь в видимость объективных условий. Американский нарратив о «состоянии войны с Россией» и картинка захвата российской дипломатической собственности, демонстративно неправового действия, имели сильный убеждающий эффект, но пока мало последствий для сферы права внутри США. А вот последствия новой картины мира, точнее войны, для российской правовой действительности оказываются все более существенными – в такой картине праву практически не остается места.

Итоги года оказались связаны с решениями юридического свойства. Это суровый приговор Алексею Улюкаеву, вынесенный с очевидными для юристов процессуальными нарушениями, тенденциозной оценкой доказательств, демонстративным унижением суда неявкой ключевого свидетеля. Это очередной этап пересмотра итогов приватизации нефтяных активов в пользу государственной компании «Роснефть». Это арест и следствие по делу историка Юрия Дмитриева, следственные действия по делу «Седьмой студии» и Кирилла Серебренникова, в рамках которых приняты решения об арестах, другие сходные ситуации применения государственного принуждения, обернутые ссылками на законы и решения судов. Это и решение об отказе в регистрации в качестве кандидата в президенты Алексея Навального со ссылкой на трактовку Конституционным судом факта приговора к лишению свободы.

То, что право может использоваться для придания видимости законности политическим или имущественным решениям, не противоречит его природе, покуда есть возможность эту законность оспаривать и рассчитывать на то, что встречные правовые аргументы будут приняты вне зависимости от того, на чьей стороне превосходство в физической силе. Аргументы обсуждаются, оцениваются широким кругом юридических экспертов, воспринимаются обществом. Доверие суду важно, поскольку через решение суда создается так называемая законная сила, которая страхует общество от войны всех против всех или хаоса революции. Если стандарты юридической аргументации снижаются, решения судов перестают соответствовать и закону, и здравому смыслу, право истончается, то на первый план выходит грубое принуждение.

По своей природе правовые нормы замещают произвольное использование силы, регулируя и ограничивая в том числе и государственное принуждение. С одной стороны, право (конституционное прежде всего) гарантируется самим государством. С другой – оно поддерживается моральным консенсусом в обществе, признающем соблюдение правовых норм обязательным, а нарушение – неприемлемым. Этот встречный механизм – политические гарантии соблюдения закона в обмен на моральное признание обязательности подчинения ему – легитимирует современное государство, длит его жизнь. В противном случае разрушается моральный консенсус, который в современных обществах не религиозный, а правовой. Тогда неподчинение власти неизбежно становится доблестью и может приобрести массовый характер.

Демонстративно пренебрегать правом и нивелировать суды – признавать примат силы и политической целесообразности легко в военное время, поскольку природа морального консенсуса меняется в сторону коллективного выживания. Конструируя войну, государственная пропаганда работает на такие изменения. От образа врагов, сериалов типа «По законам военного времени» и до интервью директора ФСБ о преемственности чекизма – все это попытки правящего слоя сбросить бремя права ввиду национальной угрозы и избежать риска критической потери легитимности.

Если бы вся описанная динамика ограничивалась пространством российской внутренней политики, то менять ее было бы легче. Но поскольку есть сильное воздействие внешних отношений, прежде всего с США, то действия по конструированию реальности, природа которых понятна в момент, когда они происходят, чреваты необратимостью.

Вадим Волков - научный руководитель Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге, профессор социологии права им. С. А. Муромцева