Как продать демократию россиянам

Анатолий Чубайс и Петр Авен поспорили недавно о гибели русской демократии. Чубайс говорил, что она гибнет, поскольку отцы демократии (т. е. они сами) были недостаточно русскими, а Авен возражал, что они были недостаточно демократами. Весьма характерный получился диалог – он проиллюстрировал ментальный кризис, поразивший сегодня либеральный лагерь, к которому я сам принадлежу, который уважаю и лидеров которого считаю выдающимися реформаторами, изменившими в 1990-е гг. нашу страну в лучшую сторону.

Кризис этот возник в путинскую эпоху, когда стало ясно, что ни великие реформы, ни частная собственность, ни рынок, ни рост ВВП не спасают Россию от авторитаризма и постимперского синдрома. Одним из первых обратил на это внимание Егор Гайдар в классическом труде «Гибель империи», признав, что мы ошибались, полагая, будто несбыточные мечты о восстановлении империи сменятся прозаическими заботами о собственном благополучии.

Гайдара, впрочем, меньше всего можно упрекнуть в популярном сегодня пессимизме. Он до последних дней был спокоен и вдумчив в аналитических трудах. Его главная книга «Долгое время» стала образцом качественного исследования по экономической истории и исторической социологии, показавшим, что в нашем отставании от Запада нет все же ничего фатального. Однако гайдаровское направление не получило, увы, серьезного развития даже в либеральном лагере. Гайдара в нем почитают, но мало читают: фундаментальных исследований, развивающих идеи «Долгого времени», у нас не видно. Все чаще проблемы модернизации стали объяснять культурными особенностями России. И в этом либералы, как ни парадоксально, схожи с людьми из противоположного лагеря. Только одни гордо утверждали, что мы великая евразийская (православная, социалистическая, etc) держава и, значит, такой модернизации, как на Западе, у нас, слава богу, быть не может. А другие печально констатировали, что такой модернизации быть не может, поскольку мы ментально иные, и это для России катастрофа.

Самое удивительное в этом культурном кризисе то, как не замечают у нас, что через такие же точно кризисы проходили раньше и интеллектуалы западных имперских держав, пытавшиеся противопоставить себя еще более западным странам. Позиция Чубайса в общих чертах похожа на позицию Томаса Манна времен Первой мировой войны: великий писатель был в целом за демократию, но весьма скептически смотрел на попытки привить ее немцам, которых считал совершенно особым народом.

Помочь развитию Германии, скрестив национализм с демократией, как известно, не удалось. Зато как только демократия стала после Второй мировой войны давать реальные плоды, немцы быстро усвоили ее уроки и стали, пожалуй, большими демократами, чем даже некоторые их европейские соседи.

Как Авен, так и Чубайс – крупные экономисты и бизнесмены. Удивительно, что в их споре исчез самый естественный, казалось бы, для деловых людей подход. Ведь демократию, как любой товар, начинают «покупать» лишь тогда, когда понимают смысл ее потребительских свойств. То есть демократия нужна людям, если они знают, для каких нужд ее можно использовать. Но знают ли это народные массы в сегодняшней России? Ведь рост экономики и реальных доходов они получили не в ту эпоху, когда демократия худо-бедно прививалась, а в ту, когда к нам пришел поток нефтедолларов на фоне утверждения режима электорального авторитаризма. Стоит ли удивляться тому, что практичные, но не склонные к абстрактным размышлениям люди стали воспринимать именно электоральный авторитаризм как оптимальный способ обеспечения своего благосостояния.

Демократия является естественной ценностью лишь для небольшой части общества. Остальную же часть надо убеждать в том, что она работает нам на пользу. Только убедившись в ее преимуществах, народ (российский, германский или еще какой) может ее принять. Мы же порой считаем, что он должен принимать ее всегда, а коли не принимает, значит, культурно обособлен от Запада.

Не знаю, как уважаемые полемисты, но я неоднократно обращал внимание на то, что в среде, которую хочется перевоспитать, демократия вообще не является предметом обсуждения. Будничные разговоры идут на другие темы. Никто не спорит о политике, реформах, устроении государства. Люди говорят: вчера я ходил по грибы, позавчера топили баньку, а тесть на днях поймал большого леща. Если среда слегка модернизирована, то характер разговоров меняется: я купила то-то и то-то там-то и там-то, цены такие-то... В подобном обществе потребления человек прекрасно понимает смысл рыночной экономики (и принимает ее на практике даже в том случае, если считает, что «во всем виноват Чубайс»). Но смысл демократии полностью ускользает от него. Он не «купит» демократию даже «на распродаже».

Чубайс предлагает «продавать» демократию, завернув в обертку с медведем и балалайкой. Может, разок-другой такой товар купят. Обертку на стенку повесят, а содержимое выбросят.

Авен полагает, что люди будут «покупать» демократию и без соблазнительной обертки, но при этом несколько раз нарвутся на фальсификат, отравятся и в конце концов научатся делать правильный выбор. Но если они не знают, зачем эта отрава нужна, то, скорее, отравившись, перестанут «покупать» совсем.

Ситуация меняется, когда жизнь показывает, что с демократией лучше, чем без нее. Рано или поздно такой момент наступает в любом обществе. Но ждать иногда приходится долго. И те, кто хотят иметь все сразу, склонны впадать в отчаяние.

Впадать не надо. Лучше попытаться облегчить народу процесс понимания выгод, которые можно получить, сменив авторитаризм на демократию. Если мы хотим попытаться сделать сегодня что-то полезное, то надо разъяснять потребительские свойства «товара». Надо просто, наглядно, на конкретных примерах показывать, каким образом демократия решает наши насущные проблемы.

Автор – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге