Возвращение морали

У России в пореформенный период сложились сложные отношения с моралью. Конечно, формально никто ее никогда у нас не отрицал. Не говорил, что надо быть жадным, циничным и беспринципным. Все точно знали: надо быть «правдивым, благородным, справедливым, умным, честным, сильным, добрым – только и всего», как шутливо говорил поэт Юлий Ким в советское время. Но именно сложившееся в это время ироничное отношение к навязываемым советской школой принципам сделало рассуждения о морали немодными и непрактичными.

Мораль не отрицали, но «вывели за скобки» уже в горбачевскую перестройку. С телеэкрана звучали надоевшие всем рассуждения об обновлении социализма и господстве общечеловеческих ценностей. А в это время в клубах, газетах, журналах и на многолюдных митингах шли практические дискуссии о реформах, демократизации и национальном строительстве. Если кто-то вдруг вылезал с моралью и абстрактными увещеваниями, на него смотрели косо, как на демшизу.

Прорабы перестройки и идеологи реформ верили в высшие ценности, но полагали, что добиться лучшего будущего можно не через формирование морального кодекса строителя демократии (по образцу морального кодекса строителя коммунизма), а посредством формирования хороших институтов, т. е. правил игры, при которых всем будет выгодно трудиться, зарабатывать и строить цивилизованное государство.

Подобное положение дел сохранялось примерно до конца 1990-х, когда выяснилось, что для многих россиян теперь цель – ничто, а средства – все. С хорошими институтами, удовлетворяющими общество в целом, дело не заладилось, а вот деньги, удовлетворяющие любые потребности конкретного человека, стали очень соблазнительны и доступны. Особенно в эпоху нефтедолларов. Постепенно почти вся страна – от прорабов модернизации до простых обывателей – перестала думать о том, чтобы когда-нибудь создать рынок и демократию, как в развитых странах, и начала бороться за личное счастье здесь и сейчас.

За скобки стали выводить не только размышления о морали, но и размышления о прогрессе, развитии страны, совершенствовании институтов. Когда я на лекциях говорил студентам о важности демократии, то слышал порой сдержанные смешки и чувствовал, что при серьезном углублении в данную тему стану для молодежи демшизой – непрактичным, оторванным от реалий человеком типа тех бедолаг, над которыми я сам иронизировал в конце 1980-х.

И дело здесь не в плохой молодежи, о которой поговаривают старики во все времена. Молодежь была нормальной, практичной, рациональной. Она стремилась к достижению реальных результатов там, где они были возможны, – в личной жизни, не связанной с развитием общества.

В последние годы ситуация вновь начала меняться. Наметилось возвращение морали. Не потому, что подросла честная молодежь. А потому, что перестали работать старые механизмы достижения личного преуспевания при игнорировании общественных проблем. Рента кончается, кормушек все меньше. Влиятельные группы все чаще сталкиваются между собой в отчаянной схватке за ресурсы, и слабые отправляются на нары из своих золотых дворцов. При этом простые люди понимают, что им вообще ничего не светит на этом зловещем пире хищников. Им надо придумывать иные механизмы выживания. Работоспособные в иных условиях.

Нынешние условия все чаще наводят на мысль о необходимости создать правила игры, которые гарантируют нормальную жизнь человеку, не носящему погоны, не владеющему пистолетом и не входящему в клиентелу всесильных обладателей погон и пистолетов. А создание подобных правил невозможно без культивирования моральных ценностей, которые способны объединить широкие массы. Красть грешно. Коррупция аморальна. Циничная демонстрация роскоши безнравственна. Дифференциация доходов возможна, но не должна превращаться в пропасть.

Казалось бы, возглавить поход за моралью должна была церковь. Но у нее сейчас иные заботы – материальные. РПЦ в современном виде представляет собой порождение двух предшествующих циничных эпох. Наша церковная иерархия столь же инертна и нереформируема, как бюрократия или олигархия.

Мораль оказалась вброшена в массы через интернет. Вброшена на удачу умелым политическим предпринимателем, который раньше вбрасывал национализм. И вдруг оказалось, что мораль востребована, что она вызывает уже не смешки, а желание консолидироваться для конкретных действий. Поскольку именно она представляет собой наиболее простой и понятный механизм движения вперед. К счастью. К преуспеванию. К спокойному и обеспеченному будущему.

Естественно, это не значит, что оппозиция окажется у нас высокоморальной. Аморальные люди часто успешны в проповедовании норм поведения. Но даже им нынче придется учитывать в политических играх возродившуюся тягу общества к морали. Придется играть, но не заигрываться.

Наша история вполне отражает известный нам мировой опыт модернизации. Эпоха аморализма была в Англии во времена первоначального накопления капитала, но сменилась викторианской эпохой культивирования морали и демократии. Во Франции усиленно и цинично крали при Директории, при Июльской монархии и при Второй империи. А после одумались и двинулись к демократии.

Так что российские перемены не удивительны. Другое дело – мы находимся лишь в самой начальной стадии перемен. Моральный кодекс строителя коммунизма медленно умирал в советском обществе и столь же медленно порождал поколения, способные жить без морали. А ныне столь же медленно идет обратный процесс. Люди, начинающие мыслить и чувствовать по-новому, пока еще молоды и вряд ли толком осознают, какую миссию им предстоит выполнить. Им надо созреть, вырасти, ощутить силу. Им надо почувствовать, что они – большинство. Им надо обнаружить, что люди, исповедующие ценности прошлого, представляют собой лишь кучку бессильных озлобленных циников, цепляющихся за власть, нефть и ренту, но не способных остановить перемены.

Лишь тогда Россия изменится. Лишь тогда начнется развитие. И лишь тогда мораль вернется в нашу жизнь по-настоящему.

Автор – профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Полная версия статьи. Сокращенный газетный вариант можно посмотреть в архиве «Ведомостей» (смарт-версия)