Тренды новой реальности
Экономист Виталий Казаков о том, как меняются главные тенденции последних 70 летСемьдесят лет мира; технологический прогресс и опережающее развитие западных экономик; крушение альтернативных идеологий, глобализация капитализма и догоняющий рост развивающихся экономик; образование узких мест – таких как доступ к энергоресурсам – и связанные с ними изменения в геополитическом раскладе сил. Стоит ли ожидать, что на новом витке технологического прогресса претерпят изменения тренды, ставшие за десятилетия привычными?
Послевоенные годы характеризуются становлением и развитием ряда тенденций, сформировавших контуры экономической реальности второй половины XX – начала XXI века.
1) Самый важный тренд последних 70 лет – установление глобального мира между крупнейшими государствами. Большие страны воюют с маленькими, но не воюют друг с другом.
2) Мир и технологический прогресс, а также подходящая институциональная среда (рыночная экономика, свобода предпринимательства, главенство права и независимость судебной системы) – необходимые условия для трансформации технологических изобретений в экономические инновации – обеспечили условия для фантастического роста благосостояния в Европе, Америке и некоторых странах Юго-Восточной Азии.
3) Несостоятельность экономической модели Советского Союза оставила единственный ориентир развития, положив начало эпохе глобального капитализма. Новые капиталистические страны встраивались в международную систему разделения труда, копируя западную институциональную среду и эксплуатируя свое естественное преимущество в виде дешевой рабочей силы.
4) Успех стран первого мира и быстрый рост развивающихся стран обнаружили узкие места на траектории развития глобального капитализма – например, ограниченность энергоресурсов. Страны – экспортеры энергоресурсов оказались еще одним классом стран – бенефициаров успеха становления глобального капитализма.
Многие из упомянутых трендов прочно укоренились в сознании. Уже выросло целое поколение людей, не заставших иной реальности. Тем не менее есть основания полагать, что многие, если не все, из перечисленных тенденций существенным образом изменятся, затронув как развитые страны, так и развивающиеся производственные страны, а также страны – экспортеры энергоресурсов. У истоков вероятных перемен стоят новые технологии (в первую очередь роботизация производственного процесса и прогресс в создании искусственного интеллекта), а также удешевление уже существующих технологий (таких как альтернативная энергетика), выводящее последних из экспериментальных лабораторий на реальные рынки.
Энергетика. Возобновляемая энергетика не является технологической новинкой. Альберт Эйнштейн получил Нобелевскую премию почти 100 лет назад, по крайней мере формально, за описание фотоэлектрического эффекта – физического процесса преобразования энергии света в электрическую энергию, а солнечные панели уже несколько десятков лет устанавливаются на космических спутниках. Однако поворотным моментом стало значительное снижение себестоимости производства и хранения солнечной энергии. За годы, прошедшие с запуска первого спутника, себестоимость производства солнечных панелей упала в сотни раз. С аналогичной динамикой менялись себестоимости производства ветровой энергии, электрических батарей и в последние годы – электрических автомобилей. Экспоненциальное удешевление производства и хранения возобновляемой энергии выливается в новую на сегодняшний день ситуацию стоимостного паритета возобновляемой и традиционной энергии. Раз возобновляемая энергетика становится рациональным выбором капиталиста, кардинальных перемен в энергетической индустрии, по всей видимости, не избежать. Страны – экспортеры энергоресурсов, вероятно, потеряют свое текущее место в международной системе разделения труда, а сама индустрия из генератора триллионной ренты (нефть и газ) превратится в ординарную процессинговую индустрию по обработке практически неограниченного и повсеместного ресурса (солнечная и ветровая энергия).
Глобализация. Долгие годы встраивание новых капиталистических стран в мировую экономику происходило за счет эксплуатации естественного конкурентного преимущества – дешевой рабочей силы. Олицетворением такой модели роста стало знаменитое «Разработано компанией Apple в Калифорнии, собрано в Китае». Однако в последние годы благодаря все большей роботизации производственного процесса преимущество в дешевизне рабочей силы перестает быть определяющим. Если продукцию производит машина, а не человек, более выгодным оказывается разместить производство ближе к рынкам сбыта, а не к дешевой рабочей силе, и сэкономить на логистике. Развитие трудоемкого производства как путь к процветанию, вероятно, подходит к концу, а развивающиеся страны, ставшие мировыми производственными фабриками, будут вынуждены искать новые экономические ниши.
Производительность труда. Благодаря догоняющей модели роста новых капиталистических экономик отставание развивающихся стран от развитых неуклонно сокращалось. Станет ли возвращение производства ближе к рынкам сбыта – т. е. в страны первого мира – циклическим возвращением к превалированию инновационного роста над догоняющим и ренессансом западных экономик? Такой сценарий весьма вероятен, однако на данном этапе инновационного развития и ведущие экономики начинают сталкиваться с вопросами, с которыми ранее сталкиваться не приходилось. Если со времен индустриальной революции развитие технологий неизменно приводило к росту производительности человеческого труда – за счет перемещения человека из ниши механического труда в нишу умственного, – то с развитием технологий искусственного интеллекта и дальнейшей роботизации производственного процесса оказывается, что человек практически полностью вытесняется из многих экономических процессов. Примеры полного выключения человеческого труда из цепочек создания экономической стоимости – от самоуправляемых автомобилей до строительных роботов – многочисленны и быстро становятся реальностью наших дней. По всей видимости, конечная точка текущих инноваций – это посттрудовая экономика; экономика, в которой понятие «нетрудоспособный» становится более актуальным, чем «безработный», а характеристика «полная занятость» будет применяться лишь в прошедшем времени.
Даже мир – фактическое состояние мирового порядка последних 70 лет – под воздействием технологического прогресса и создаваемого им изобилия претерпевает изменение как концепция. Как отмечает израильский историк Юваль Ной Харари, если традиционно мир воспринимался как временная пауза между очередными военными конфликтами, то в настоящее время это скорее невозможность самой концепции полномасштабной войны (по крайней мере, в развитом мире). Завоевание Кремниевой долины – потенциального трофея гипотетической будущей войны – не принесет такого же эффекта, какой в прошлом приносило завоевание земель и других природных ресурсов, так как ценность Кремниевой долины может быть только воссоздана, но не захвачена. Таким образом, в эпоху технологического изобилия исчезают предпосылки для традиционных неэкономических способов перераспределения ресурсов – военных конфликтов и появляются предпосылки для переосмысления традиционных экономических способов распределения ресурсов – на основе занятости и участия в производственном процессе.
Автор – директор программы «Экономика энергетики» РЭШ, основатель аналитического центра e-Analytica
Полная версия статьи. Сокращенный газетный вариант можно посмотреть в архиве «Ведомостей» (смарт-версия)