И жесткость к падшим призывал
Социолог Кирилл Титаев о том, какой российские граждане хотят видеть уголовную политику государства
Недавнее обсуждение в Совете Федерации реформы уголовной политики вывело дискуссию по этому вопросу на новый уровень. От разговора об абстрактных правовых категориях эксперты и политики переходят к анализу фактов. Кроме фактического положения дел в уголовной юстиции и системе исполнения наказаний необходимо знать представления граждан о том, какой должна быть уголовная политика государства. Но в силу особенностей их формирования учитывать такие представления надо дифференцированно.
Исследовательская группа «Циркон» по заказу Центра стратегических разработок и НИУ ВШЭ провела пилотный опрос по поводу отношения граждан к существующей уголовной политике государства в целом и о возможностях ее реформирования. Это один из первых опросов, который позволяет на конкретном материале говорить об отечественной правовой культуре. Несмотря на пилотный характер и небольшой охват, эти данные дают возможность увидеть несколько значимых закономерностей, часть из которых совпадает с мировыми, а часть показывает российские особенности.
Как и во всем мире, наши граждане очень суровы по отношению к преступникам. Так, половина полагает, что за семейное насилие (побои) нужно наказывать реальным лишением свободы. По данным 2016 г., наказание, связанное с реальным лишением свободы, получают за это преступление менее чем 2% осужденных. Более того, УК разрешал наказывать за такое преступление реальным лишением свободы только на протяжении второй половины 2016 г. Получается, что кодекс и судьи гораздо гуманнее, чем опрошенные граждане. По мошенничеству ситуация схожая: 58% граждан требуют реального срока, но суды в 2016 г. по всем мошенническим составам дали такое наказание только 27% осужденных. Опять граждане выглядят суровыми и жестокими, а государство – гуманным и разумным. Это известное в мире явление. Практически везде и всегда по результатам опросов оказывается, что граждане более жестоки, чем уголовный кодекс, а кодекс более жесток, чем суд.
Эта загадка имеет очень простую отгадку. Как показывают данные, самые суровые граждане – это граждане наименее информированные. Они в среднем реже сталкивались с преступлениями сами, реже обращались в правоохранительные органы. Они чаще затрудняются в ответах на содержательные вопросы. То есть чем дальше человек от этой стороны жизни, тем более жесткую политику он считает желательной. Тут примерно как с каким-нибудь фастфудом. Если человек живет в большом городе, он, возможно, знает, что фастфуд бывает разным и что объявлять это все вредной и опасной едой – странное решение. Если же перед нами респондент, который слышал про фастфуд только по телевизору, причем часто в контексте «Америка», «нездоровая еда» и т. д., он скорее будет требовать чего-нибудь вроде полного запрета. Тот, кто слышит про коррупцию по телевизору, будет требовать реального срока для всех, а тот, у кого, скажем, шурин на днях был под судом из-за того, что пытался откупиться от сотрудника ГИБДД после пересечения двойной сплошной, будет куда осторожнее в своих высказываниях.
Как и везде в мире, средний обыватель в России очень суров, причем чем меньше он знает, тем больших наказаний он требует. Именно поэтому строить политику жестокости наказаний исходя из того, что думает средний человек, нельзя категорически – это политика на основании мнения тех, кто почти ничего не знает. И поэтому же нормальное просвещение по поводу того, как работает система уголовной юстиции и уголовная среда (не романтизация, а просвещение), – это очень важная задача, если мы думаем о развитии общества.
Но есть и еще одна очень важная для России история, на первый взгляд парадоксальная. Те, кто меньше доверяет государству, требуют от него большей жесткости, особенно в том, что касается бытовых преступлений. Среди тех, кто одобряет деятельность президента, 45% считают нужным наказывать за побои реальным лишением свободы, а среди тех, кто не одобряет, – 62%. Одобряющие деятельность правоохранительных органов требуют такого наказания за семейное насилие в 42% случаев, не одобряющие – в 60%. Среди тех, кто считает, что российские законы в целом плохие, гораздо больше сторонников тотальной изоляции (вплоть до тюремного заключения) тех, кто употребляет наркотики, – 44% против 27% в среднем. То есть человек, которого в целом все не устраивает и который считает, что существующая власть в целом плоха, придерживается позиции, что вообще-то государство должно действовать жестче.
Представьте, что у нас с вами есть плохо работающий инструмент – ручная дрель плохо делает дырки в бетонной стене. В бытовой ситуации выход очевиден: нужно взять электрический перфоратор, и дело пойдет лучше. Но когда ситуация далека от обычного человека (как проблемы уголовной юстиции), первый и очевидный выход совершенно другой: нужно интенсивнее использовать нашу дрель. Крутить быстрее. В ситуации дефицита информации решение проблемы всегда будет состоять в экстенсивном расширении чего бы то ни было. Выход – опять же просвещение и отказ от принятия решений с опорой только на общественное мнение.
Значит ли это, что мнение граждан вообще не надо учитывать? Нет, не значит. Очень важной характеристикой правовой культуры страны является иерархия преступлений. Законодатель ни в коем случае не должен ориентироваться на конкретные пожелания людей по срокам и видам наказания, но очень важно иметь в виду то, как соотносится между собой тяжесть преступлений в понимании общества. В приведенном опросе есть один ярчайший пример. С точки зрения граждан мошенничество и побои в семье – это преступления почти одинаковой тяжести. Законодатель же одно фактически декриминализует, а другое объявляет тяжким преступлением (до 10 лет лишения свободы при определенных условиях). Суды также широко применяют лишение свободы для мошенников, но не для виновных в домашнем насилии.
Это отражает один из важнейших трендов – гиперпенализацию (т. е. избыточную тяжесть наказания) для ненасильственных преступлений в России. Например, мошенничество c причинением гражданину ущерба на сумму более 10 000 руб. – такое же тяжкое преступление, как разбой (нападение с применением опасного для жизни и здоровья насилия или угрозы такого насилия). Об этом отсутствии разрыва между насилием и ненасилием давно говорят эксперты, но теперь мы видим, что для граждан эта ситуация также выглядит странной. Именно в таких ситуациях мнение граждан о сравнительной тяжести преступлений может быть важным аргументом при выстраивании уголовной политики. В конце концов, эта политика направлена в первую очередь на защиту интересов граждан. И неплохо бы учитывать, как они выстраивают иерархию угроз, от которых их стоит защищать.
Автор – ведущий научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге
Полная версия статьи. Сокращенный газетный вариант можно посмотреть в архиве «Ведомостей» (смарт-версия)